— Дымовое выделение, — сказал Бледный человек, — соответствует мужскому началу, а паровое — женскому. Меркурий — это лоно, в котором созревают эмбрионы металлов. Вот почему все великие алхимики — женщины.
«Женщины», — записала в тетрадку Джейн и трижды подчеркнула.
— Не понимаю, как можно по собственной воле стать Королевой Плетеной Лозы.
Трое одноклассников с недоумением уставились на Джейн.
— Для славы, — пояснил Хебог. — Она может прогуливать уроки, не сдавать экзамены, встречаться с кем взбредет в голову и разъезжать на огромной карнавальной платформе. А все смотрят на нее снизу вверх и машут руками. Она даже получает право носить эту дурацкую тиару. — Отхаркнув комок мокроты, он сплюнул. — Что тут такого непонятного?
— Да, но…
— Ой, не нуди. — Саломея извлекла из сумочки пачку тонких розовых сигарет и, не предлагая остальным, закурила. От девицы с вечно мокрыми волосами, свисающими с продолговатого черепа, постоянно тянуло плесенью. Еще она имела дурную привычку во время занятий грызть ногти на ногах. Саломея не особенно нравилась Джейн, но, за неимением лучшего выбора, приходилось общаться с ней и ей подобными. — Эта тема утомляет меня до безумия, да'агая. Поговорим о чем-нибудь другом.
— Ага. — Крысякис непринужденно отвесил подменышу оплеуху. — Смени пластинку, воришка.
— Эй, помяни черта, а Питер уже тут как тут, — подал голос Хебог. — Питер, дружище! Какие новости?
Хебог был из красных гномов. Эта разновидность гномьего племени обладала почти гротескной способностью из мрачного фатализма стремительно впадать в состояние щенячьего восторга.
— А, привет. — Питер с Холмов, не замечая остальных, рассеянно кивнул гному и обратился к Джейн: — Говорят, ты знаешь, как воровать пленки из того магазина в молле.
— Да, — ответила она, слегка опешив, — умею.
— А ты не могла бы мне рассказать как? Эта цыпочка-русалка, за которой я ухаживаю, ты же знаешь, какие они. Понимаешь, ей хочется, чтобы я достал конкретную запись, а у меня полный голяк.
— Джейн никогда… — начал Хебог.
— Хорошо. — Она заткнула гнома взглядом. В конце концов, разве не ей решать, когда и кому раскрывать свои секреты. — Расскажу. Видишь у меня эту маленькую красную кожаную сумочку? Я несу ее в правой руке расстегнутую, чтобы иметь возможность сунуть туда кассету левой рукой, когда никто не смотрит.
Остальные, особенно Саломея, вмиг навострили уши: с ними Джейн подобными вещами обычно не делилась. Крысякис внимал, сосредоточенно прищурив глазки.
— А как же охранный контур?
— Вот почему кассеты нужно прятать в сумочку, а не рассовывать по карманам. В тот момент когда я выхожу из магазина, я вроде как снаружи, в глубине молла, замечаю подругу, понятно? Мне же надо ее окликнуть, верно? И получается примерно так: «Саломея!» — Она в изумлении и восторге пропищала имя воображаемой подруги и, как бы привлекая ее внимание, замахала сумочкой, одновременно сделав на цыпочках несколько шагов. — Видите? Сумочка проходит над верхним краем охранного контура, а не сквозь него. Главное — держаться как можно естественнее, и тогда охранники не обратят на тебя внимания.
Одноклассники засмеялись и зааплодировали.
— У нее еще миллион в запасе, — гордо заявил Хебог.
— Не годится, — вздохнул Питер. — Это сработает только для девушки. — Он повернулся уходить. — Ладно, все равно спасибо.
— Погоди, — остановила его Джейн. — Какая пленка тебе нужна?
— Новый альбом «Единства противоположностей». Он называется «Мифаго».
— Я достану его тебе. В качестве услуги. Зайди завтра.
— Да? — Питер прищурился, словно впервые заметил ее. — Очень мило с твоей стороны.
Дождавшись, пока он уйдет, Крысякис поинтересовался:
— С чего это вдруг ты стала рассказывать ему такие вещи?
Джейн не нашла что ответить. На самом деле она действовала по наитию. Ей осталось лишь с неопределенным видом пожать плечами:
— Питер симпатичный.
— Влюбилась, — прокомментировал Хебог. — Вот уж безнадега! Этот парень обречен. У него просто на лбу написано.
— Как было предсказано под Горой, — хмыкнула Саломея, — «глубокие руны копья острие прорезало в сердце гранитном ее».
— Эй ты! — Гном стиснул кулаки и сердито уставился на нее. — Это не смешно.
Крысякис, шагнув между ними, толкнул их в стороны.
— Заткнись, Саломея. И ты тоже, Хебог. — Он наградил Джейн испепеляющим взглядом, как будто она спровоцировала стычку. — Однако он прав. Это хуже, чем безнадега. Эта сучка-русалка, за которой ухлестывает Питер, ты знаешь, кто она?
— Нет.
Возвещая конец перемены, прозвенел колокол.
— Ну, назад в шахты. — Саломея бросила сигарету.
— И тебя к черту, — отозвался Хебог.
Джейн поймала Крысякиса за руку уже у самых дверей.
— И кто?
Он самодовольно ухмыльнулся.
— Гвенайдви Зеленая. Ой, да ладно тебе, не надо так хлопать глазами. Ты ведь знаешь Гвен. Да-да, знаешь — это же Королева Плетеной Лозы собственной персоной.
Проводя много времени в молле, Джейн взрослела быстрее остальных девочек в классе. Любой посетитель мог бродить по торговым залам хоть по нескольку дней. Наружу он выходил не позже, чем вошел. Джейн выполняла там много домашних заданий. Она быстро осваивала предметы, и только предубеждение учителей, по-прежнему принимавших ее за глупую, вынуждало ее не прекращать занятия с Бледным человеком.
— Что происходит с Королевой Плетеной Лозы? — спросила она его в тот вечер.
Он перестал читать и посмотрел прямо-на-сквозь-за Джейн.
— Ты знаешь, что происходит с Королевой Плетеной Лозы.
— Да, но почему?
— Традиция. — Бледный человек вновь вернулся к тексту. — Слова, являющиеся транслитерациями с арабского, посредством метатезы включают в себя «абрик», более точная транскрипция аль-кибрит, то есть сера; «альхитрам», от аль-китран, смола; «альмагест», или аль-маджисти, то есть…
— Почему такая традиция?
— Просто.
— Но почему?
Бесстрастный вздох поверг Джейн в состояние шока. Ей, возможно единственной из всех учеников школы, впервые удалось поймать Бледного человека на чем-то, отдаленно напоминающем эмоции.
— Существуют явления, — преподаватель отложил учебник в сторону, — которые могут быть познаны, и их мы изучаем ради достижения понимания и увеличения нашего могущества. Такими областями знания являются алхимия, метафизика и некромантия. На них и на родственных им науках построена вся наша индустриальная цивилизация. Но существуют иные, более темные явления и материи, которые не постигаются разумом. Намерения Богини непознаны и непознаваемы. По ее воле мы все, и мужчины, и женщины, исполняем свой танец, двигаясь по спиралям, вечно сходящимся в одной точке, — спиралям, что в конечном итоге влекут каждого из нас к его судьбе, и судьба эта всегда одна, и избежать ее нельзя. Она не объясняет нам почему.
— Вы говорили, что не существует внешних сил, управляющих нашими жизнями. Что не существует ничего, кроме случайностей и совпадений.
Бледный человек пожал плечами.
— Говорили! — повысила голос Джейн.
— Богиня непознаваема, и ее цели непостижимы, непредсказуемы и неотвратимы. Они с тем же успехом могут быть случайны. Мы проживаем наши короткие жизни в невежестве, а потом умираем. Вот и все.
— Но все умирают неизвестно когда, а Королева Плетеной Лозы умрет в этом году!
— Ты меня вообще слушала? — Короткими резкими движениями он сунул в рот свежую сигарету, прикурил и отбросил в сторону бумажную спичку. Та, сердито щелкнув, отскочила от классной доски. — Богиня желает крови. А что Богиня желает, то получит обязательно. Так или иначе. Если приносимая время от времени жертва отвлекает ее внимание от нас, что ж, тогда это вопрос большего блага для подавляющего большинства.
— Да, но…
Бледный человек поднялся — Джейн впервые увидела его стоящим — и прошел к окну. По классу за ним тянулась тонкая синяя струйка табачного дыма. Бумажные цветы, фигурки приапов, яйца, в честь наступления весны прилепленные к оконной раме, успели побелеть по краям. Окна класса выходили прямо на разгрузочную площадку школьной столовой. Дальнейший обзор закрывала задняя стена спортивного зала. Но преподаватель долго смотрел куда-то сквозь заплывшее потеками стекло и стальные ячеи решетки.
— Я не отсюда, — произнес он. — Там, где я родился, жил один молодой дурак. И этот дурак любил не Королеву Плетеной Лозы, а оренду, которую выбрали Кровавой Девой для закладки нового здания. Ее волосы полыхали как пламя, а чистая и безупречная кожа словно светилась изнутри… Он носил черное платье ученого. Как и ты, он полагал, что можно перехитрить бога Ворона. И вот он соорудил из цветов подобие своей оренды. Это было блестящее произведение искусства. Когда цветочную деву сжигали, она билась и кричала весьма убедительно. Они тайком переехали в далекий город, где ему удалось найти работу замещающего учителя. Он снял комнату на наши… их сбережения. Сначала они купили широкий матрас и телевизор, а потом холодильник, диван и кровать. И они были в меру счастливы.
Но однажды ночью воздух наполнился совами и недобрыми знамениями. Включенный телевизор застонал и заплакал кровью. В их доме случился пожар. Две сотни погибших. После этого ее глаза сделались молочно-белыми. Волосы встали дыбом и трещали от электрических разрядов.
«О Богиня, — вскричала она, — что мы наделали?!»
Он, как мог, утешал ее, но что толку? Судьбу не изменить. Ей суждено было сгореть. Ее вина была бесспорна. Она терзала оренду изнутри и обернулась такой жгучей лихорадкой, что кожа у нее покрылась волдырями и шелушилась. Я… он просыпался по ночам оттого, что постель дымилась и вот-вот могла загореться. Требовалось все время держать под рукой полное ведро воды.
Однажды меня разбудил жуткий синий свет. Она полыхала в центре комнаты, как ацетиленовая горелка, шипя и разбрасывая искры. Я в панике накинул на нее одеяло, пытаясь сбить пламя. Когда она пришла в себя, я уложил ее в кровать. Наутро она со мной не разговаривала, а только плакала. Вместо слез из глаз у нее шел пар.