иже к поверхности, чем обычно. Я подумала, как сладко будет умирать со вкусом такого яблока во рту.
Гвен протянула руку и погладила Питера по джинсам. Он заерзал на сиденье, слегка раздвинув ноги, и она машинально принялась массировать ему внутреннюю сторону бедра.
— Я откусила большой кусок, но оно было никакое не сладкое. Оно было горькое, очень горькое. И хорошо.
— Мы почти добрались до самого интересного, — прошептал Питер, прикрыв глаза.
— Корни отпустили меня, и я стала подниматься, полная энергии, и вода становилась все ярче, ярче, ярче. Поверхность пруда надвигалась кругом света, а потом она разбилась на много кусков.
— Что такое черное яблоко? — спросила Джейн. На нее не обратили внимания.
— Я стоял у самой воды, когда она взметнулась оттуда. Это было самое фантастическое зрелище на свете. Только что ничего не было, и вдруг эта красивая, обнаженная… — Он подыскивал слова. — Словно в полночь взошло солнце.
— Но что ты там делал?
— Собирал пиявок. Для занятий по фармацевтике. Так что появление Гвен было особенной удачей, ведь с ее тела…
— Питер!
— …эти огромные зеленые и золотые кровососы свисали сотнями. Они были повсюду! На грудях, и на лице, и на ногах, и везде. Мы снимали их целую вечность.
— Ты сволочь! Ты обещал, что никогда и словом об этом не обмолвишься.
— Нет, не обещал.
— Я тебе запретила, а это одно и то же. — Она толкнула его в грудь, а затем принялась щекотать под ребра.
Беспомощный от смеха, он повалился на диванчик у окна.
— Грубиян! Скотина!
Лимузин несся по темнеющим улицам. Джейн на своем краю сиденья чувствовала себя счастливой и немного смущенной.
Гвен перестала щекотать Питера. Когда он пришел в себя, она принялась посасывать кончики его пальцев, один за другим, издавая губами негромкие влажные звуки.
— Скажи мне, чего бы тебе хотелось? — Она настойчиво заглядывала ему в глаза. — Скажи, чем бы ты хотел заняться?
— Ты знаешь, чего бы мне хотелось, — безнадежно отозвался Питер. — Только ты и я — одни, вместе, навсегда.
Красавица расслабилась на своем сиденье.
— Да, — томно произнесла она. — Разве это было бы не прекрасно?
Возможно, во всем был виноват порошок, хотя возбуждение от него давно прошло, оставив после себя лишь плоский пустой гул. Или все-таки его действие сказывалось на способности соображать? Как бы то ни было, Джейн проговорила:
— Послушайте. Жертва должна быть добровольной, так? И что случится, если вы просто скажете «нет»? Им придется использовать прошлогоднюю вице-королеву, а вы с Питером станете просто жить дальше. Сможете вернуться к нормальной жизни.
Глаза Гвен резко распахнулись.
— Я не хочу возвращаться к прежней жизни! — закричала она. — Я хочу, чтобы вечно продолжалась эта жизнь.
— Но…
— Ой, да что ты понимаешь?! — Она резко откинулась на сиденье. — Ты ничего не знаешь. Ты просто маленькая глупая лесовичка.
— Эй, это бестактно! — воскликнула задетая Джейн.
Питер делал успокаивающие жесты.
— Ах, теперь мы указываем другим, как себя вести, да? Мне подобная критика ни к чему! Могла бы просто подождать несколько месяцев и говорить обо мне все, что тебе угодно, не опасаясь задеть мои чувства! Так нет же, тебе надо оскорблять меня в лицо, пока я еще жива.
— Я…
Гвен заплакала.
Все складывалось ужасно.
— Скоро молл. Я выйду, хочешь?
— Мечтаю!
Лимузин притормозил рядом с моллом. Питер вышел из него вместе с Джейн, неуклюже ее обнял и сказал негромко, чтобы не услышала Гвен:
— Это у нее пройдет. Мы поедем, потанцуем, а потом вернемся ко мне и… Ладно. Не позволяй ей расстраивать тебя. Утром она снова станет сама собой.
Он улыбнулся призрачной, печальной улыбкой.
В итоге она оказалась в молле.
На скамейке возле миниатюрного поля для гольфа Джейн увидела Хебога и Саломею. Аттракцион был временный, сплошь звездные дорожки и дурацкие ветряные мельницы из фанеры, над которыми восседал скучающий великан-людоед, клюя носом в сложенные корытцем ладони. Никто не играл. Двое ее друзей сидели на скамейке вплотную, колени их прикрывал свитер.
Увидев Джейн, гном резко вытащил из-под свитера руку, чтобы почесать подбородок. Саломея покраснела, засуетилась и принялась складывать свитер. Изумленная Джейн сообразила, что под его прикрытием они тайно держались за руки.
— Привет, ребята!
Саломея удостоила ее сдержанного кивка.
— Привет, Сорри, — бросил Хебог.
— Так меня называет Крысякис. Я предпочитаю «Джейн».
— Да, кстати, что там у вас? — с любопытством спросил Хебог. — Вы разве больше не встречаетесь?
Призвав на помощь всю свою выдержку, Джейн сказала:
— Я и Крысякис никогда не встречались — ни в каком виде, форме или смысле. Когда-то мы были друзьями, но больше таковыми не являемся. Если будет угодно Госпоже, мы больше никогда не станем друзьями ни с какой стороны ни в одном из возможных вариантов обозримого будущего.
— Точно, он же сам говорил, что вы поцапались.
Прежде чем Джейн успела сформулировать нужный ответ, вмешалась Саломея:
— Слушай, ты видела в последнее время Рысака-Вонючку? У них теперь три с половиной глаза на двоих. В среднем глазу две радужки, одна каряя, а другая голубая. Круто.
Они поболтали еще немного, затем Джейн сказала:
— Я ищу что-нибудь для Гвен. Она в глубоком дауне, и я подумала, что подарок поможет.
— Типа свитера? — подсказал Хебог.
Саломея ткнула его под ребро.
— Нет, что-то особенное. Типа ювелирного украшения. Гвен любит драгоценности.
— Холода приближаются. Свитер лучше.
— Попробуй в «Доме Оберона», — посоветовала Саломея. — Если ищешь что-то действительно красивое. — Она быстро глянула на свое пустое запястье. — Ой, времени-то уже! Нам пора.
Войти запросто в «Дом Оберона» в нынешнем наряде Джейн не могла. Сначала требовалось украсть приличного вида блузку. В итоге она остановилась на жатом шелке персикового оттенка. Будь на Джейн туфли, пожалуй, сгодились бы и брюки, но, поскольку на ней были сильно ношенные кроссовки — а стащить туфли точно своего размера практически невозможно, — девочка решила вместо этого своровать дорогие джинсы. Еще понадобятся сумочка, косметика и шарфик на шею, последний — удовольствие не из дешевых даже с учетом вложенного в него труда. Дешевая бижутерия и шпионские очки должны были довершить образ. Один взгляд на развалюхи-кроссовки и пластиковые побрякушки в сочетании с одеждой от модных дизайнеров — и даже самый проницательный торговец решит, что перед ним эльфийская соплячка.
На все про все ушло три дня по субъективному времени. Периодически Джейн приходилось ложиться на дно, чтобы не раздражать охранников. И воровать еду. Ведомо одной лишь Богине, сколько походов в общественные туалеты понадобилось, чтобы довершить превращение.
Зато результат был налицо. Когда она ступила в «ДО», оренд едва ногу не подвернул, стремясь подскочить к ней раньше других приказчиков. Они обсудили, что бы Джейн предпочла, после чего ее подвели к третьей по роскошности витрине из всех имеющихся в магазине. Оренд отпер стеклянную крышку и откинул ее, чтобы клиентка могла поближе рассмотреть содержимое.
Джейн скучающим пальцем пробежалась по ряду брошей, и на одной ее палец остановился.
С первого взгляда брошь напоминала серебряный полумесяц, луну в какой-то из своих четвертей, поверхность которой на свету казалась изрытой кратерами, но, если на нее падала тень, превращалась в анодированную печатную плату. При ближайшем рассмотрении микросхема оказывалась замысловато вытравленным и заштрихованным лабиринтом, в сердце которого скользил крошечный, чистый как слеза изумруд. Джейн коснулась его единственным своим необгрызенным ногтем и смотрела, как он катится по сложной траектории в извивающейся черноте.
— Гвен бы понравилось, — прошептала она.
Приказчик сказал цену.
— Нет, — с досадой вздохнула Джейн. — Только не на этой неделе. Мама с ума сойдет. — Оренд начал закрывать крышку витрины, когда Джейн отвернулась и спросила: — Как насчет того черного кораллового гарнитура, с цепочкой? Он не подешевле?
Клерк поднял глаза, чтобы проследить, куда указывает ее палец, и в этот момент Джейн протянула руку за спину и стащила брошь. Опускающаяся крышка мазнула по костяшкам, словно мотылек крылышком ударил, и вот она уже прячет добычу сзади под джинсы.
— Существенно дешевле.
— Тогда не думаю, что он меня заинтересует.
Джейн позволила оренду показать ей еще две витрины, а затем, вежливо и словно заставляя себя, покинула магазин.
У святого источника она бросила монетку на счастье и хорошенько осмотрелась, чтобы убедиться, что никто за ней не подглядывает. Затем вынула брошку.
На ее руке сомкнулись чьи-то пальцы, так сильно вдавив брошь в ладонь, что булавка вонзилась в мякоть.
— Поймал!
Это был Соломчик.
— Ой! — Джейн выдернула руку и пососала место укола. — Ты, задница, у меня кровь идет!
— Не сработает. — Он уставился на нее своими выпученными глазами. — Мы уже в курсе насчет твоих воровских штучек. Хрюк говорил, что мы будем следить. И мы следили.
Джейн молчала.
— Мне не надо было даже ловить тебя, чтобы заложить. Мне достаточно было сказать, что я был свидетелем твоего воровства. Мне бы поверили. — Он взял ее пальцами за подбородок. — Не веришь?
— Тогда о чем разговор? — Она оттолкнула его руку.
— Я намерен сделать тебе предложение и хочу, чтобы ты поняла, насколько серьезно я говорю.
— Предложение? И какое же твое предложение?
— Ты и я одного поля ягоды. — Соломчик молчал так долго, что Джейн начала подумывать, нет ли в его словах определенного смысла, а она была просто слишком глупа, чтобы догадаться.
— Я не… — начала она.
— Нас обоих здесь считают чужими, — продолжил он. — Мы не похожи на остальных. Мы умеем такие вещи, которые другим и не снились. Разве не так?