— Я проходила через все это раньше, спасибо. Больше ни в жизнь.
Сирин топнула ногой.
— Церковные колокола и святая вода! Ты, черт подери, просто невозможна. Не понимаю, как я тебя выношу.
— Но я…
— Забудь! Чтобы я еще раз — хоть когда-нибудь! — пыталась оказать тебе услугу…
Бледная от ярости, Сирин с грохотом вылетела из магазина. И исчезла в водовороте толпы.
Джейн обалдела. Это не имело вообще никакого смысла. Только что Сирин смеялась — и тут же впала в ярость. Ее веселое настроение испарилось, словно свет на лугу, стоило солнцу забежать за тучку. Ничто из сказанного Джейн не могло вызвать подобное превращение.
Она вздохнула, повернулась к полкам и положила руку именно на то, что искала. Это был тонкий томик, переплетенный в тисненую кожу и озаглавленный «Имя орхидеи». Джейн пролистала его. Книга содержала с дюжину раскрашенных вручную цветных вклеек и словарь из нескольких тысяч названий с определениями, этимологией и оценкой достоинств и недостатков каждого из них. Уже одно прикосновение к книге возбуждало желание обладать ею.
Девушка окинула магазинчик взглядом. Пусто. Она всмотрелась вверх. Полки, постепенно уменьшаясь и расплываясь, терялись в бесконечности. Длинная тонкая лестница достигала электрических ламп и исчезала в дальних краях за ними, где бесконечные ряды книг соприкасались с тьмой неизвестности.
— Ау! — окликнула она. — Есть тут кто-нибудь? Господин… — Что за имя было над входом? — Каминная Сажа?
Ответа не последовало. Она пожала плечами и направилась к двери. Лестница раздраженно загрохотала. Сверху неловко спустился вниз головой коббли. Достигнув восьмой ступеньки, он спрыгнул, перекувырнулся и с глухим стуком приземлился у ее ног.
— Не продается. — Он выхватил у Джейн из рук книгу.
— Что? — отступила она на шаг.
— Не продается, не продается! Ты что, тупая? «Не продается» значит, что ты не можешь ее купить. — Ростом господин Каминная Сажа доходил ей до пояса, и золотое пенсне яркими полумесяцами сверкало на заросшем седой щетиной черном лице. — Убирайся. Тебе нечего тут делать.
— Гм… Это ведь книжный магазин, не так ли?
— Да, ну и что из этого?
— В большинстве книжных лавок продают книги.
— Нечего со мной препираться.
Каминная Сажа перехватил книгу из руки в ногу и не глядя сунул ее на самую нижнюю полку. Намеренно или нет, он стоял между Джейн и выходом. В противном случае она могла бы просто уйти.
— Меня вашими воровскими штучками не проведешь. Эти книги мои, слышишь? Мои! Я буду защищать их ценой жизни, и это не пустая похвальба.
Джейн обнаружила, что дрожит.
— В жизни не видела такого чудного магазина.
— Чудного? — Он накинулся на нее, сплошные углы в движении, и потряс у Джейн перед носом пальцем. — Знаю я вас и ваши жалкие заблуждения. Знаю-знаю. Библиотека в вашем представлении — это мозг великого и благородного ученого-эрудита — всеобъемлющий, универсально образованный и четко и ясно организованный. Единственные пристрастия заключены в самой природе знания. Если в коллективном всеведении имеется пробел, служители гурьбой кинутся латать его самыми лучшими из доступных томов, каждый из которых взвешен и опробован с целью убедиться, что качество и аромат информации на должном уровне. И эту примитивную конструкцию, этого карикатурного мудреца вы считаете идеалом. Да на здоровье!
— Если вы слегка подвинетесь, я уйду.
— Вы глумитесь над моим магазинчиком, потому что он больше похож на то, что представляет ваше сознание на самом деле, — беспорядочно образованное, набитое всевозможными непроверенными утверждениями, какие случайно попались под руку, и сомнительной и противоречивой информацией. Нужный том где-то здесь, но не на месте и устарел. Мусор и сокровища так тщательно перемешаны, что их нелегко отличить друг от друга. — Он наугад выдернул с полки книжку и прочел заглавие на корешке: — «Заметки на каминной полке». Размышления о каминах? Плутовские приключения юного демона? Безумные каракули буйнопомешанного? Кто скажет? — Он поставил книгу на место и снял следующую. — «С крючка на крючок». Несомненно, веселые проделки парочки остроумных и симпатичных жуликов, втиснутые рядом с полезным справочником «Непотребные культы». А обслуживать, поддерживать в порядке и преумножать их? Только я сам.
— Хорошо. Я не хочу ничего покупать. Я передумала.
— Но подумай! Хоть раз воспользуйся своей головой по назначению. Мы ценим в людях не общность свойств, а эксцентричность. Именно различия сообщают нам неповторимость. Встреть вы вашего хваленого ученого с его безупречной внешностью и дикцией в этом самом коридоре, вы сочли бы его умным, но до странности скучным, смесью фактов и цитат, но не более того. Сравните это с остроумием и разнообразием, вечным удивлением моей дорогой, милой госпожи. — Слепым жестом влюбленного он гладил книги испещренной старческими пятнами лапкой. — И хотели бы вы увидеть ее изувеченной, урезанной — да, подвергшейся лоботомии? О, низкие, гнусные, тысячу раз гнусные твари!
— Это же всего одна книга!
— Извините. — В дверь просунула голову миловидная женщина-ящерица. — Я провожу юную леди к выходу. Думается, она изначально собиралась зайти в мою лавку. Присядьте, дедушка. Отдохните.
— А? — Каминная Сажа вздрогнул и полуобернулся к двери.
По лицу его разлилось озадаченное выражение. Затем колени у него подогнулись, и он медленно опустился на переполненную картами, брошюрами и рекламными буклетами картонную коробку. Он уронил голову на руки.
— Ушло, все ушло навсегда, — горевал он.
Джейн не стала упускать шанс. Она приняла протянутую руку женщины-ящерицы и аккуратно переступила через коббли, потерявшего к ней всякий интерес. Путь наружу был открыт.
В дверях она раскрыла зонтик и тихо спросила:
— Что все это значило?
— Профессиональное заболевание, — пожала плечами женщина-ящерица. Она была довольно тяжеловесна и, соответственно, нетороплива. — Сначала ты книги читаешь, а под конец влюбляешься в них.
— Но весь этот безумный разговор! О смерти и увечьях, о лоботомии.
— Уведомления поступили три дня назад. — Ящерица выудила из кармана передника листок дешевой желтой бумаги, развернула его, посмотрела, сложила снова и убрала на место. — Власти намерены собрать оброк с нашего ассортимента для Десятинных костров. До сих пор Каминная Сажа работал вполне нормально. Но когда попытался отобрать лишние книги, обнаружил, что не в силах этого сделать. Кое-кто из нас пришел с картонными коробками, чтобы помочь ему сложить в них дубликаты, некачественные учебники, вещи, которые никогда не найдут покупателя. Он ползал за нами на четвереньках, рылся после нас в коробках, плакал и выхватывал книги обратно. К концу дня у нас получилась одна-единственная коробка, с одним-единственным любовным романом, да и тот был без обложки, но и его он отложил для дальнейших размышлений. И мы сдались.
— Что с ним будет?
— Они заберут все его книги и, разумеется, его вместе с ними.
— Это ужасно. Разве вы не можете его остановить?
— Девочка, что толку от книготорговца, который не хочет торговать книгами? Это звучит жестоко, но он являет собой именно то несоответствие, которые Десятина призвана устранить. Нам будет лучше без него.
Женщина-ящерица печально улыбнулась и нырнула в соседнюю лавку.
Джейн стояла под дождем, не зная, что делать. Наконец она снова шагнула внутрь.
— Господин Каминная Сажа.
— Кто вы? — спросил он, не поднимая головы.
— Никто. Друг. Выслушайте меня. Городу нужна только десятая часть вашего каталога. Подумайте, сколько сотен и тысяч книг у вас имеется, — вы даже прочесть их все не успеете!
Господин Каминная Сажа поднял глаза, и в его зрачках она прочла упрямую твердость старых корней, фанатичную решимость, которую можно убить, но не поколебать.
— Так лучше. Лучше мы сгорим вместе, чем я выживу и стану обитать в трупе моей возлюбленной, постоянно окруженный напоминаниями о ее былой красоте.
— Ваше собрание не женщина. Это всего лишь метафора — абстракция! Вы умрете ни за что, ради принципа, который никто, кроме вас, даже понять не в состоянии.
Пока Джейн произносила эту тираду, в ней крепло убеждение, что сама она никогда добровольно не пойдет на смерть ради принципа. И пусть царапает совесть, но она будет улыбаться и лгать, подчиняться, притворяться — что угодно, только бы выжить. От осознания этого ей сделалось немного грустно, но в то же время она почувствовала себя очень взрослой.
— В конечном итоге они убивают не принципы. — Каминная Сажа обеими руками прижал к груди каталог. Голос его становился все глуше по мере угасания интереса к собеседнице. — Они убивают книги.
Войти в «La jettatura» было все равно что попасть в мечту. Негромкая, но навязчивая фоновая музыка молла сменилась физически ощутимыми слоями тишины. Когда Джейн проходила мимо пальто на вешалках высотой с хорошую сосну, щеки ее коснулась царственная мягкость викуньи. Тут мягкий блеск бронзы, там негромкий звон колокольчика. Все было призвано умиротворять чувства. Однако воздух подрагивал от напряжения, словно в помещение вот-вот ступит высокородный эльф.
Опираясь на свои наблюдения за клиентурой, Джейн подобрала наряд, в котором ей, возможно, удастся туда проникнуть. Она порвала на коленях и в трех местах на бедрах свои лучшие джинсы, растрепав нитки так, чтобы они торчали вызывающей белизной. Поверх кружевного черного лифчика была надета прозрачная шелковая блузка с жемчужным кулоном в такой старомодной оправе, что его можно было счесть реликвией, полученной по наследству. Для завершения образа она одолжила у Вороны вышитый жакет, купленный задешево во время самостоятельной учебной поездки в горную страну Лионесс.
Легкий макияж довершил дело. Оценивая результат в зеркале, Джейн решила, что является зримым воплощением богатенькой тегской девчушки, пытающейся сойти за эльфийскую соплячку с претензией.