– Слушай, – загорелся Вилл, – а ведь это же для нас прекрасная возможность. Чем растрачивать ее попусту, нам бы следовало выходить сейчас из банков с мешками золота. Ну, если хочешь, на благотворительность, но хоть сколько-то и для себя.
К его полному удивлению, Нат рассмеялся:
– Это не то, что делает настоящий мошенник. Не в его это духе. – Он понизил голос, словно сообщая что-то по секрету. – Нам нужно совсем не это.
– Так, значит, у нас есть какая-то цель.
– Абсолютно верно. Мы как взбивалка, взбивающая мир, без нас бы он застоялся и прокис. Каждая жизнь, которой мы сегодня коснулись, стала богаче и страннее.
– А вот этот кент, чьим бумажником ты распорядился, уж он-то точно не стал богаче.
– Думаешь? Нет, бесконечно богаче! Он застрял в колее и даже сам того не замечал. Он жил, засунув голову в этот несчастный бумажник, и был абсолютно слеп к чудесам мира. Сперва он будет убиваться по пропавшим деньгам, но уже вечером начнет размышлять, каким же он был идиотом, а утром будет наново переосмысливать жизнь.
– А эти юные особы?
– Когда девица находит у себя в трусах неизвестно откуда взявшуюся сотню, это для нее тревожный сигнал, и реакция ее очевидна – твердое волевое решение, что с этой разгульной жизнью надо кончать.
– А если она вполне добронравна? Если она не ведет никакой такой разгульной жизни?
– Тогда она может ее начать! – (Мимо прорычала полицейская машина, мучительно пробиравшаяся сквозь частокол застывшего уличного движения.) – Не мне увеличивать или уменьшать в нашем мире суммарное количество добродетели или порока – я могу лишь тормошить его, чтобы не залежался. Чтобы все мы не сдохли от тоскливой предсказуемости.
Город, до того молчавший, начинал шевелиться. Где-то выли сирены. Проскакал галопом улан в биозащитном скафандре. Но все это были лишь малые отклонения от всеобщего мертвого покоя.
– Почти дошли, – весело сообщил Нат.
На их пути строем стояли чучела с облитыми бензином и подожженными головами, оранжевые языки пламени светились, но сохраняли полную неподвижность. Приподняв желтую полицейскую ленточку, тянувшуюся от чучела к чучелу, Нат поднырнул под нее сам и пропустил Вилла. Затем они свернули за угол.
– Да это же наша улица! – обрадовался Вилл. – А это наш дом!
– Делай что-нибудь, – прорычал Нат. – Веди себя так, словно ты один из них.
Здесь были сотни спасателей, полицейских и политических функционеров, и все они увлеченно соревновались за главенство в ситуации, когда настоящей осмысленной работы было разве что на десятую их часть. Нат с Виллом пробирались между автомобилями с символикой дюжины военных и полувоенных организаций и отчаянно мигающими мигалками. На мостовой змеились пожарные шланги. За всем происходящим мрачно наблюдали спецназовцы в увешанных амулетами шинелях. Рядом с домом стояли цепочкой эльфийские маги, настолько дряхлые, что их еще столетия назад полагалось бы объявить юридически мертвыми. Это они своими воздетыми жезлами поддерживали общегородской стасис. Из дома и обратно циркулировали полицейские; в коробках, которые они таскали, могло уместиться не только все хозяйство Ната, Эсме и Вилла, но и вещи доброй половины их соседей.
– Похоже, они тут заканчивают, – заметил Нат. Он наклонился, так что их шлемы почти что соприкасались, и сопровождал разговор короткими резкими жестами, словно отдавая какие-то указания. – Все это, собственно, небольшая вылазка в стан противника, чтобы посмотреть заглотил ли он наживку. Так что молчи как рыба, о’кей? Говори, только если к тебе обратятся.
– У тебя что, совсем крыша съехала? Это же полный бред. Во что ты меня втянул?
– Успокойся, все происходит строго по графику. Этого следовало ожидать. Возвращение царя – дело серьезное. Весь этот шухер был легкопредсказуем. – Нат говорил в своей всегдашней уверенной манере. – Идет большая игра, мальчик. Это как Эзопова крапива. Подойди к ней с опаской, возьми ее осторожно, и она обожжет как огонь. Но схвати ее смело, по-мужски, и она будет нежной как шелк. А еще не забывай, что никто из них не знает, как мы с тобой выглядим.
У Вилла были большие сомнения насчет такой крапивохватательной стратегии – понимать ее буквально или метафорически, – но он предпочел промолчать. Они влезли во все это слишком глубоко, чтобы заниматься софизмами.
– Они уже снимают с этого района охрану, – заметил Нат.
Аварийки начинали потихоньку отъезжать, полицейские тушили и снимали чучела. Оставались только главные участники операции, хотевшие видеть все до конца.
– Я никого здесь не знаю, – отметил Нат. – А ты, ты кого-нибудь знаешь?
– Вообще-то, да. Вот эта, с яркой помадой и в героической позе. – Вилл указал подбородком. – Это Зоря Вечерняя. Она занимает в политической полиции далеко не последнее место, во всяком случае, мне так кажется.
– Вот же черт. У меня ведь список задержаний и судимостей длиною с член Короля-рыбака, она может меня и узнать. – Нат уставился в землю, нахмурился и пробормотал: – Слушай, детка, я в тебе нуждаюсь. Ты разбираешься в женщинах лучше, чем я. Взгляни на эту особу и скажи, как она тебе кажется.
– Че-го?
– Да не ты, – раздраженно отмахнулся Нат. – Да, я тоже так думаю. Хочешь принять бразды правления?
– Чего это ты такое несешь?
– Мне, мальчонка, нужно ненадолго отойти в сторону. Тут есть некая личность, с которой мне хотелось бы тебя познакомить. Говори этой личности все как на духу. Доверяй ей точно так же, как ты доверяешь мне.
– Уж тебе-то я совсем не доверяю.
Вилл шел следом за Натом к витрине углового храма, содержавшегося Культом Плотской Любви.
– Остряк-самоучка.
Они вошли в храм. То, что было внутри него, напоминало демонстрационный стенд разновидностей поклонения, практикуемых этим культом: флагелланты с кнутами, которые криптическими арабесками извивались над их согбенными спинами, самонаслаждатели, стоявшие кружком вокруг алтаря с закинутыми в экстазе головами, и, наконец, девственная жертва, привязанная к алтарю и совсем уже готовая принять грозное орудие кары, принадлежавшее, естественно, жрецу.
– А теперь гляди в оба, – сказал Нат, – это мой лучший трюк.
Он медленно, постепенно согнулся пополам. С минуту елозил и корчился внутри скафандра, словно тело его меняло форму. И наконец распрямился. За щитком шлема было совсем другое лицо.
– Так ты и есть тот самый мальчонка. Я много о тебе наслышана.
Незнакомка сверкнула сардонической улыбкой. Это была одна из тех женщин, которые кажутся в первый момент прекрасными, затем ты замечаешь их возраст, а затем они снова прекрасны. Ее ярко-рыжие волосы были коротко подстрижены, черты лица резкие и восточного типа.
– Я старая напарница Томба, – продолжила она и добавила, заметив, что Вилл не реагирует: – Святой Иоанн Злокозня? Мулла Насреддин? Том Никто? Лиана Странник? Нат Уилк? Ты скажи, когда будет горячо.
– Кто ты такая? – спросил Вилл. – И кто ты Нату?
– Он тебе что, ничего про меня не рассказывал? Вот же поганец. Он еще за это поплатится. – Она протянула руку для пожатия. – Я Лизетта иль Вольпоне Шахерезада Джонс. Только не зови меня Лиззи. Я партнерша Ната.
– Ты лисица, – догадался Вилл[68]. – Та, что спасла его в «Цепкой трясине».
– Так он рассказывал тебе про меня. Вот ублюдок. Я же говорила ему, что не надо.
– Так ты, э-э… разделяешь с Натом его тело? – Вилл густо покраснел. – Я в смысле, что…
– Быстро соображаешь. Я поймала прямо сюда… – она постучала себя по груди, – заряд картечи, который изрубил мое сердце в фарш, так что пришлось лечь на дно и ждать, пока заживет; и продолжалась эта тощища несколько месяцев. Не будем вдаваться в подробности. Они малость интимного свойства. Введи-ка меня быстренько в курс. Чем занимался Нат в мое отсутствие?
Вилл изложил ей краткую версию событий. Как они встретились в лагере «Оберон» и вместе доехали до Вавилона. Как Нат спас его от политической полиции, но зато потом из-за своего наплевательского отношения ко всем официальным документам поставил в положение нелегала. Ну и как они теперь на пару работают по исчезнувшему принцу.
– Да уж, наслышана, – усмехнулась лисица. – Один из столь любимых Натом переусложненных планов. Классические схемы работают лучше всего тогда, когда осуществляются без всяких затей. Но он же, видите ли, артист, ему так и чешется все переделать. Дай ему карманные часы, и он тут же их разберет, чтобы посмотреть, а нельзя ли туда добавить еще два-три колесика, а может, и кусок сливочного масла. Слушай, давай устроим этим ребятам маленькое чудо, – сказала она, подойдя к алтарю, а затем зачернила палец в благовонно-угольном порошке из еще не подожженной курильницы, начертала на животе жертвы руну девственности и сильно прихлопнула ладонями готовое к бою орудие жреца.
– Зачем ты все это? – спросил Вилл, выходя вслед за нею из здания.
– Член у жреца сразу обвиснет, он заорет благим матом, и жертвоприношение станет невозможным сразу по нескольким причинам. – Лисица коротко хохотнула. – Я только что создала этому культу его первую святую девственницу.
– Вы с Натом два сапога пара.
– Я воспринимаю твои слова как комплимент. Со мной согласились бы далеко не все.
Они вернулись на прежнее место, где стояли раньше Нат и Вилл. Прозвучал удар гонга, маги опустили жезлы.
Время вернулось в свои права.
Вилл и лисица сняли шлемы, сняли перчатки, закурили и стали ждать, когда же Зоря Вечерняя закончит свой бесконечный разговор с кем-то из тилвит-тег. Маги расселись по ожидавшим их лимузинам и куда-то уехали. А вскоре прибежала Эсме.
– Дядя Вилл! Это кто, моя тетя Лиска?
– Да, моя милая, я она и есть. – Лисица подхватила ее, взяла за ноги и поболтала вниз головой, пока Эсме не стала захлебываться от хохота. – Деда говорил тебе, что я приду, да? – Она опустила Эсме на землю и сразу посерьезнела. – Нам нужно тут поосторожнее – у меня нет такого везения, как у Ната.