Вот только это были не воздушные шарики. Это были презервативы.
— Что ж, начнем, — сказала женщина у доски. — Дорогая, прикрой дверь, будь добра.
Я не сразу поняла, что она обращается ко мне. Мне здесь было не место: для братьев и сестер детей с ОП проводились отдельные занятия. Но, оглядевшись по сторонам, я поняла, что у многих болезнь присутствовала в гораздо более легкой форме, чем у тебя. Может, никто не заметит, что у меня нормальные кости?
И тут я увидела того мальчика — того, который вчера забрал эту Найам, когда мы только регистрировались. Он был, похоже, из тех ребят, что играют на гитаре и посвящают своим любимым песни. Мне всегда хотелось, чтобы какой-нибудь парень спел мне. Хотя что во мне такого уж интересного, чтобы сочинить целую песню? «Амелия, Амелия, сними футболку и дай себя пощупать?»
Я шагнула в комнату и закрыла за собой дверь. Тот мальчик улыбнулся мне, и у меня в буквальном смысле отнялись ноги.
Я села прямо за ним и притворилась, будто меня совершенно не волнует тот факт, что с такого расстояния я могу почувствовать жар его тела.
— Добро пожаловать! — сказала женщина, обращаясь к аудитории. — Меня зовут Сара. И если вы пришли сюда послушать о пестиках и тычинках, то явно ошиблись дверью. Здесь, дамы и господа, разговор пойдет исключительно о сексе.
По залу прокатился нервный смех. Кончики ушей у меня полыхали.
— Возьмем быка за рога, — сказал мальчик, сидевший рядом со мной, и улыбнулся. — Прошу прощения за каламбур.
Я огляделась по сторонам, но он явно обращался ко мне.
— Паршивый каламбур, — прошептала я.
— Меня зовут Адам, — сказал он. Я обмерла. — Тебя ведь тоже как-то зовут, я прав?
Да, как-то зовут, с этим не поспоришь, но если н скажу, как, он поймет, что я проникла сюда обманом.
— Уиллоу.
О господи, опять эта улыбка…
— Красивое имя. Тебе идет.
Я опустила глаза и залилась краской по уши. Мы должны были обсуждать секс, а не проводить лабораторную работу. И все же со мной никто никогда не флиртовал — ничего даже похожего на флирт, если не считать фразочки типа «Эй, овца, карандаш запасной есть?» Может, Адама подсознательно тянуло ко мне, потому что у меня были здоровые кости?
— Кто сможет угадать, какой риск наиболее велик для занимающихся сексом людей с ОП? — спросила Сара.
Какая-то девочка неуверенно подняла руку.
— Риск сломать тазобедренный сустав?
Ребята у меня за спиной прыснули в кулаки.
— Между прочим, — сказала Сара, — я разговаривала с сотнями людей с ОП, живущими половой жизнью. И только один из них сломал кость во время секса. Упал с кровати.
На этот раз все рассмеялись в голос.
— Если у вас ОП, самый большой риск в сексе — это заразиться венерическим заболеванием. А это означает… — она обвела зал глазами, — что в этом плане вы абсолютно ничем не отличаетесь от людей, у которых нет ОП.
Адам придвинул к моей руке записку. Я развернула ее: «Ты — первый тип?»
Я достаточно много знала о твоей болезни, чтобы понять, почему он так решил. Люди с первым типом ОП могли прожить всю жизнь и так и не узнать об этом — ну, подумаешь, ломали кости чуть чаще, чем остальные. С другой стороны, бывали и такие, что ломали так же часто, как ты. Чаще всего люди с первым типом выше, и лица у них не обязательно в форме сердечка, как у третьего, твоего, типа. Рост у меня был средний, на каталке я не ездила, сколиозом не страдала — и тем не менее заявилась на лекцию для детей с ОП. Само собой, он решил, что у меня первый тип.
Я нацарапала ответ и вернула ему бумажку. «Вообще-то я Близнецы».
У него были очень красивые зубы. У тебя вот — не очень, такое часто бывает с «опэшниками», они еще и слышат, как правило, плохо. Но у него была настоящая голливудская улыбка. Хоть в кино его снимай.
— А что насчет беременности? — спросила одна девочка.
— Женщины с ОП любого типа способны забеременеть, — пояснила Сара. — Но степень риска у каждой индивидуальная.
— А у ребенка тоже будет ОП?
— Не обязательно.
Я вспомнила ту фотографию из журнала — женщина с третьим типом держала на руках младенца размером с себя. Проблема не в половых органах, проблема в партнере. Конвенции по ОП проводятся не каждый день. Все эти дети, скорее всего, были единственными «опэшниками» в своей школе. Я попыталась представить тебя в своем возрасте. Если даже меня мальчишки игнорировали, кто обратит внимание на тебя — малюсенького роста, до ужаса смышленую, в инвалидном кресле или на ходунках? Я неожиданно почувствовала, как моя рука взмывает в воздух, словно ее тянула связка воздушных шариков.
— Но есть одна проблема, — сказала я. — Что, если никто не захочет заниматься с тобою сексом?
Я ожидала услышать раскаты смеха, но в зале воцарилась мертвая тишина. Я ошеломленно огляделась по сторонам. Неужели я не единственная девочка, на сто процентов уверенная, что помрет девственницей?
— Очень хороший вопрос, — отметила Сара. — У кого из вас была подружка или друг в пятом-шестом классе? — Поднялось несколько рук. — А у кого позже?
Две руки. Из двадцати.
— Многих детей, которых миновал ОП, отпугивает инвалидное кресло или ваш непривычный внешний вид. Я, конечно, скажу банальность, но поверьте: такие друзья вам не нужны. Вам нужны люди, которые полюбят вас такими, какие вы есть. И даже если придется подождать такого человека, оно того, поверьте, стоит. Достаточно оглянуться по сторонам — и прямо здесь, на этой конвенции, вы увидите людей с ОП, которых можно влюбиться, на которых можно жениться, с которыми можно заниматься сексом и от которых можно рожать детей. И не обязательно в таком порядке.
Пока все хохотали, Сара прошлась между рядами и раздала нам презервативы и бананы.
Выясняется, это таки лабораторная.
Я видела пары, у которых явно был ОП, видела такие, в которых у кого-то он был, а у кого-то нет. Может, если в тебя влюбится какой-нибудь здоровый мальчик, мама наконец угомонится. Но вернешься ли ты после этого на такую конвенцию, чтобы флиртовать с мальчиками вроде Адама? Или с кем-то из тех бешеных пацанов, что гоняли лифт взад-вперед? Такая жизнь будет изнурительна — ив бытовом плане, и в эмоциональном. Когда в твоей жизни присутствует человек с ОП, это означает, что ты должен переживать в два раза больше — не только за себя, но и за него.
А может, ОП тут ни при чем и всё дело в любви.
— Мы, похоже, пара, — сказал Адам, и у меня перехватило дыхание. Лишь через несколько секунд я сообразила, что он говорил об этом дурацком банане и презервативе. — Хочешь первая?
Я разорвала фольгу. Интересно, а пульс можно увидеть? Потому что мой, очевидно, бился достаточно сильно и кожа должна была подрагивать.
Я стала натягивать презерватив на банан, но наверху образовались складки.
— По-моему, надо не так, — сказал Адам.
— Тогда давай сам.
Он снял мой презерватив и раскрыл упаковку со своим. У меня на глазах он закрепил колечко на кончике банана и расправил его по всей длине одним непринужденным движением.
— О боже мой! — сказала я. — Как же ловко у тебя это вышло!
— Все потому, что в моей половой жизни участвуют только фрукты.
Я хмыкнула.
— Что-то не верится.
— А мне, — Адам заглянул мне в глаза, — не верится, что тебе сложно найти человека, который хотел бы заняться с тобой сексом.
Я выхватила банан у него из руки.
— А ты знал, что для своего растения плод банана является половым органом?
Господи, ну и идиотка! Я говорила точь-в-точь как ты, вечная любительница козырнуть своей эрудицией.
— А ты знала, что виноградины взрываются, если положить их в микроволновку?
— Правда?
— Точно. — Он замолчал. — Половой орган?
Я кивнула.
— Типа яичника.
— А ты откуда?
— Из Нью-Гэмпшира. А ты?
Я затаила дыхание. Вдруг он тоже из Бэнктона? Просто учится в старших классах, и я его еще не видела.
— Из Анкориджа, — ответил Адам.
Ясное дело.
— Так у вас с сестрой у обеих ОП?
Он видел меня с тобой на коляске.
— Ага.
— Здорово, наверное. Всегда рядом кто-то, кто тебя понимает. — Он улыбнулся. — А я единственный ребенок в семье. Родители посмотрели на меня и решили, что и так будет весело.
Я рассмеялась.
Сара подошла к нашему столу и указала на наш банан.
— Прекрасно, — сказала она.
Да, мы были прекрасны. Вот только он думал, что меня зовут Уиллоу и у меня ОП.
Началась стихийная игра в «кондомбол»: ребята стали перебрасываться надутыми презервативами.
— Слушай, а ту девочку, чья мама подала в суд из-за ее ОП, разве не Уиллоу зовут? — спросил вдруг Адам.
— Ты-то откуда знаешь? — изумленно спросила я.
— Да во всех блогах об этом пишут. Ты разве не читаешь?
— У меня… много дел было.
— Я думал, девочка гораздо младше…
— Ну, значит, ошибся, — отрезала я.
Адам наклонил голову.
— Значит, это ты?
— Можно потише? — попросила я. — Мне не хотелось бы об этом говорить.
— Понимаю, — кивнул Адам. — Хреновая ситуация.
Я представила, каково, должно быть, тебе. Ты что-то иной раз бормотала — уже в полудреме, — но о многом ведь и умалчивала. Как же это, наверное, ужасно, когда в тебе распознают только одну черту — то, что ты левша, или брюнетка, или феноменально гибкая, — а на тебя в целом всем наплевать. Сара только что разглагольствовала о том, что люди должны любить тебя за твою душу, а не за внешний вид. Какое там, если у родной матери не получалось.
— Это как перетягивание каната, — тихо сказала я. — И канат — это я сама.
Я почувствовала, как Адам стиснул мою ладонь под столом. Наши пальцы переплелись, костяшки вложились друг в друга.
— Адам, — шепнула я, пока Сара рассказывала о болезнях, передающихся половым путем, девственной плеве и преждевременной эякуляции. А мы все держались за руки. Мне казалось, что у меня в горле горит звезда и стоит открыть рот — оттуда польется свет. — А если нас заметят?