Хрупкие создания — страница 29 из 57

– Нет, – подает наконец голос.

– Тогда можем сходить на Таймс-сквер.

До того как я переехала сюда, постоянно представляла, что крепко с кем-нибудь сдружусь и мы будем везде вместе. Но этого, конечно, не случилось.

– Зачем мне вообще туда идти? – Она хмурит брови. – Там грязно. Шумно. И полно туристов.

Затыкаюсь и беру телефон. Забиваю пароль и вижу сообщения от Алека. Сердце ускоряется. Меня немного ведет от предвкушения долгожданной встречи: я ездила домой, в Калифорнию, а он провел каникулы в Швейцарии, и мы постоянно переписывались.

Сейчас он пишет: «Встретимся на улице:)»

Я тихонько пищу, отправляя ему ответ.

– Что там? – ноет Джун. – Чему ты так обрадовалась?

Не могу удержаться:

– Алек попросил встретиться с ним.

Жду ее реакции, но Джун только тяжко вздыхает.

– В День святого Валентина! – уточняю я.

– О, ну тогда да, – закатывает глаза Джун. – Это меняет дело.

Наряжаюсь в винтажное чайное платье сороковых годов, которое мне подарили на Рождество родители, натягиваю колготки, мажу гелем волосы, укладываю кудри, чтобы они красиво обрамляли лицо. Выбираю симпатичные сережки и кучу браслетов на руки. Стоит ли надеть монитор? Открываю ящик, и, кажется, моя тайна укоризненно смотрит на меня из его глубины. Слышу слова доктора Ханны: «Проблемы могут возникнуть даже не во время занятий».

Джун притворяется, что увлечена книгой по истории, но я вижу, что она наблюдает. Потому я оставляю монитор в столе, хотя все-таки стоило бы его надеть. Словно хочу доказать матери, отцу, тете Лиа и медсестре Конни, что он мне не нужен. Накидываю зимнее пальто и шапку, иду к двери.

– Увидимся позже. Прикрой меня, хорошо?

Выхожу в коридор. Дверь комнаты Бетт широко распахнута, и оттуда доносится музыка. Подхожу к лифту и слышу свист.

– Посмотрите, какая красавица.

Это Бетт, в пижамных шортах и тапочках. Ее ноги – как два ослепительных столпа света: гладкие, восхитительные, привлекающие внимание. Не знаю, что ей ответить. Мне хочется напомнить ей о том, как она издевалась надо мной в прошлом семестре, но потом я решаю, что оно того не стоит. В конце концов, мне досталась ведущая роль. Снова. А еще я встречаюсь с ее бывшим парнем.

Бетт привыкла выигрывать. Если я буду относиться к ней с уважением… Хотя это становится все сложнее и сложнее, особенно сейчас, когда она уставилась на меня ледяными глазами. Губы у нее красные от помады. Надо же, в пижаме, а все равно накрашена.

– О, привет!

Вот и все, что у меня получается сказать. Я чувствую себя не в своей тарелке, хотя из нас двоих это я разодета на выход. Интересно, что она надевала на свидания с Алеком? И чем они занимались? Он сказал, что сегодня чувствует себя иначе. Надеюсь, это хорошее «иначе».

Бетт накручивает на палец свои шелковистые волосы.

– Отмечаешь День святого Валентина?

– Ага…

Бетт оглядывает меня, морщит свой идеальный лоб. Мне неловко, ведь она наверняка скучает по Алеку: в прошлом году они провели этот день вместе.

– Вы сняли комнату? – атакует она, и вся моя жалость к ней испаряется. – Мы так делали. В «Фальдорфе». Это любимое место Алека.

Я знаю, к чему она клонит, и потому отворачиваюсь.

– Пока. Еще увидимся.

Жду лифт и чувствую на себе ее взгляд.

– Привет, Соломон, – здороваюсь с охранником, и он мне подмигивает. Я – единственная, кто называет его по имени. Записываю свое имя в журнал приходов/уходов и выхожу на улицу. Никак не могу перестать думать о том, что сказала Бетт, но разве стоит портить этим такой прекрасный вечер?

Снежинки медленно падают с темного неба, отбрасывая на дорожку идеальные тени. Подставляю им лицо и жду, когда растают. Думаю, я смогу полюбить зимы на Восточном побережье. Как настоящая калифорнийка, я не должна любить снег, но что-то в нем есть, в его чистоте и свежести и в том, как ледяные кристаллы способны погрузить в тишину целые улицы и разогнать миллионы людей по домам.

Крысята выбегают из здания после поздних занятий – торопятся домой. Они смеются и показывают на меня пальцем. Кое-кто даже спрашивает у меня автограф, и я обещаю расписаться завтра перед утренними занятиями. Поворачиваю за угол и выхожу в город. Выдыхаю и наблюдаю, как в воздухе растворяется теплый пар. Слышу свист откуда-то справа. Там, под фонарем, стоит Алек. Выглядит как настоящий студент колледжа, а не школьник: на нем зимнее пальто, красная вязаная шапка и дорогие штаны. Иду медленно, чтобы ненароком не упасть. Он улыбается, и я не могу не ответить тем же. Ускоряюсь, почти бегу.

– Привет, – выдыхает Алек, и я почти врезаюсь в него.

– Привет, – успеваю прошептать, и он тут же начинает покрывать мое лицо поцелуями. Отвечаю ему. Мне нравится, что на его щеках – легкая небритость.

– Ого, кто-то так же соскучился, как и я, – смеется он, и мы просто замираем на минуту, смотрим друг на друга, а снег засыпает нашу одежду.

Алек снова целует меня, и я перестаю чувствовать холод. Он передает мне мятную конфету через поцелуй. Его рука на моей талии. Он прижимается ко мне всем телом. Я улыбаюсь прямо в поцелуй, и уголки его рта тоже приподнимаются. Если вот это и значит быть его девушкой, то я согласна на вечность. Алек выпускает меня из объятий и тянет за собой, в снежный вечер.

– Пошли! А то опоздаем.

– Куда?

– На нашу бронь.

Мне нравится, что он сказал «нашу». «Мы». «Нас». Раньше в эту категорию входили только мои родители и калифорнийские друзья. К новому смыслу нужно привыкнуть – я вспоминаю, как наблюдала за парочками в трамваях, представляла, как именно они сошлись, как добрались до той черты, когда прикосновения и поцелуи стали заменять им разговоры. Тогда я даже не думала, что со мной когда-нибудь такое случится. Да я и не хотела. Но сейчас… сейчас я хочу этого больше всего.

Следую за Алеком.

– Куда мы идем?

– Увидишь.

Заходим в Центральный парк, на одну из тихих троп, и пересекаем его с запада на восток. В этом парке всегда можно увидеть что-то новое.

Заходим в итальянский ресторан под названием «Мария» в Верхнем Ист-Сайде, Алек придерживает для меня дверь. Внутри тепло и полно свечей. Мы стряхиваем с одежды снег. Официант ведет нас к забронированному столику, и я всю дорогу улыбаюсь. От улыбки – и от холода – разболелись щеки.

– Можно нам сесть у окна? Я хочу посмотреть на снег.

Официант смотрит на меня так, словно мне десять лет, но отводит нас к столику у окна. Вокруг куча парочек, которые пьют вино и макают в масло хлеб. Так вот чем заняты взрослые в Валентинов день. Ну, то есть некоторые еще ходят в шикарные отели, наверное? По сравнению с Бетт и Алеком я ребенок. Я помню, как рисовала валентинки мамиными красками и как папа принес домой два букета, для нее и для меня. Только так за последние пятнадцать лет я и сталкивалась с Днем всех влюбленных. В этом году все иначе, но я ощущаю себя ребенком, который влез в мамины туфли.

Чуть раньше звонил отец, оставил кучу приятных сообщений и даже послал дюжину роз. Смеюсь, вспоминая его открытку.

– Что смешного? – прерывает мои мысли Алек.

– Мой папа. Он мне такую открытку прислал… – Смеюсь снова. – Написал, что он – мой единственный Валентин, даже несмотря на того парня, что поцеловал меня на сцене. Думаю, он все еще пытается понять… Ну, то есть… что между нами происходит. Я родителям ничего не рассказывала.

– Да ну? – Алек дразнится.

– Ну да. Они меня все каникулы доставали, я ведь постоянно висела на телефоне, переписывалась с тобой.

– Мой отец тоже заметил. Связь влетела в копеечку, мы ведь в Швейцарии были. – Алек берет меня за руку. – Что ж, кто я такой, чтобы соревноваться с мистером Стюартом? Но ты мне нравишься.

– Правда, что ли? – Пытаюсь флиртовать, но щеки краснеют.

– Да, пожалуй. – Алек чешет в затылке. – Прости идиота, совсем растерял слова. Обычно я в разговорах эксперт. А ты так и не ответила на мое предложение. Ну, про «будь моей девушкой».

Я вспоминаю вечер премьеры и все, что было за сценой. Да, Алек действительно попросил меня быть его девушкой, а я так удивилась, что вместо ответа начала смеяться.

– Да, кажется, официально я так и не согласилась. – Произношу «да» про себя кучей разных способов, совсем тихо – не кричать же в ресторане. Краснею с головы до ног.

– Похоже, мне придется спросить еще раз.

– Похоже на то.

Алек прижимает руки к груди, словно готовится исполнять роль Ромео в балете.

– Жизель Элизабет Стюарт, станешь ли ты моей девушкой? – Он протягивает мне руку, совсем театрально, а потом начинает рыскать по карманам. – Погоди! Погоди, не отвечай пока.

Он вынимает из кармана бумажный пакетик и пододвигает его ко мне. У меня трясутся ноги. Я сейчас точно взорвусь от эмоций. Разворачиваю бумагу. Внутри букет роз из красной бумаги. Его фирменные. Указываю на одну из них – она какой-то другой формы.

– Алек…

Он начинает улыбаться:

– Ну так что?

– Я думала, что и так уже твоя девушка!

Он улыбается так, словно только что осознал: он самый счастливый парень на свете. И я улыбаюсь тоже. Когда я представляла свой первый год в Нью-Йорке, я и не думала, что так сразу получу роль солистки. Как не думала, что полюблю этот город. Но больше всего я не ожидала вот этого. Алека.

Заказываю спагетти, щеки все еще горят. Мысли мои витают совсем не вокруг еды. Что должны делать люди в отношениях? Вспоминаю все ромкомы, которые смотрела.

– Итак, девушка моя?

– Да, парень мой? – отзываюсь и тут же чувствую себя ужасно глупо. Словно мы и вправду вдруг оказались в глупой романтической комедии.

– Мистеру Стюарту будет достаточно подтверждения нашего статуса? – шутит Алек.

Представляю, как отец качает головой, пытаясь скрыть улыбку. Мама нахмурится: она считает, что парни только отвлекают, особенно молодых художников. Отца она встретила уже далеко за тридцать. Потому-то у меня и нет братьев и сестер.