Хрупкие создания — страница 42 из 57

– Это была ты! – вопит Сей Джин. – Из-за тебя все мы превратимся в мишень!

Мне становится страшно. Кто-то ведь может ее услышать и поверить в эти нелепые обвинения. Вся кровь отливает от лица. Сердце заходится в груди. Меня тошнит, хочу избавиться от всего – ее слов, чая, лапши, которую ела на обед. И обвинений.

– Ничего я не делала. – Мой голос дрожит. – И ничего не знаю.

– Ты ей завидуешь! – Сей Джин загнала меня в угол, мне не выбраться, глаза ее сверкают от гнева. – Помнишь, мне было восемь и ты украла у меня леотард со стразами? Ты отнекивалась, а потом я увидела, как ты меряешь его в своей комнате. Кружилась в нем перед зеркалом под музыку из этой дурацкой шкатулки!

Трясу головой. Она ведь не знала, что именно тогда мама сказала, что отец не хотел меня растить, даже видеть меня не хотел. Мелодия из музыкальной шкатулки заполнила мою голову. Я взяла этот леотард на время, хотела почувствовать себя принцессой. Я бы вернула его. Да, я творила дурное, когда мама вела себя странно. Но что еще было от меня ожидать? Я была маленькой девочкой, которая повсюду носила с собой семейный секрет размером со взрослого мужчину.

– А помнишь, как ты назвала Хе Джи толстой? Она заперла меня в кладовке!

Лицо горит. Я помню. Все свои выходки. Всю злобу. Неподъемную тяжесть маминых слов и пустоту на месте отца.

– И я вижу, что ты строчишь моему парню! Заметила твое имя на экране его телефона. Ты не нравишься ему, Джун. Он тебя жалеет, да и то только потому, что не знает, какая ты на самом деле сука.

– Я не сделала ничего плохого. И ты не заставишь меня думать иначе.

Все силы уходят на то, чтобы голос звучал спокойно. Меня трясет – держусь за поручень и проглатываю страх. Вдруг она действительно знает о том, что происходит между мной и Джейхи? Нет-нет, еще рано. Но внутри меня клокочет ярость, убивает ту крошечную частичку надежды на то, что все вернется на круги своя, в те времена, когда мы с ней дружили. О нет, теперь я обязана ее уничтожить.

– Отвали от меня, Сей Джин, – наклоняюсь к ней. – Хотя… Может, ты и не хочешь отваливать.

Поджимаю губы. Она таращит глаза и стискивает зубы.

– Не понимаю, о чем ты. Но кое-что я знаю. Со мной ведь говорил мистер К. Он спрашивал, известно ли нам что-то о происшествии с Джиджи. Нужно было сказать ему еще тогда. Но я не буду молчать. Расскажу завтра же утром: И Джун Ким виновата во всем. Она та еще сволочь. Творить подобное со своей соседкой! Твоя мать будет так горда. Ах, нет, погоди, она взбесится, как и все мы! Бедная Джун, у нее нет отца! А потом не станет и матери.

– ЗАТКНИСЬ!

Я не сразу понимаю, что кричу. Перед глазами все плывет – я даже не различаю лица Сей Джин. Вижу только, как она входит в офис мистера К. И рассказывает ему о моей жестокости. Он предложит ей сесть и внимательно выслушает всю ее ложь, а потом позвонит мистеру Лукасу, и Сей Джин перескажет все и ему. Мистер Лукас содрогнется от разочарования и презрения. Позор. Они исключат меня. По балетным сайтам будет ходить история о балерине из Американской балетной школы, которую вышибли за то, что она напала на подругу. Что тогда обо мне подумает Джейхи?

Одергиваю себя. Какая разница, что он подумает.

– Все же очевидно, – припечатывает Сей Джин.

Кровь приливает к лицу. Сердце грохочет, как военные барабаны. Я хочу сделать кому-нибудь больно. Ничего по-настоящему ужасного – просто чтобы со мной считались. Чтобы вспомнили, насколько я сильна.

Мои руки вдруг оказываются на плечах Сей Джин, и я сильно пихаю ее. Она открывает и закрывает рот, как рыбка, но я не слышу ее. Она заваливается назад и со стуком летит вниз через пять ступеней. Голова ее ударяется о стену.

Внизу появляется Бетт. Она подхватывает Сей Джин, останавливает падение.

– Джун! – окликает меня Бетт, и я вдруг очухиваюсь, снова понимаю, кто я и что творю.

Подлетаю к Бетт и Сей Джин. Обхватываю руками голову. Что делать?

Слова застревают в горле. Что видела Бетт? Я правда толкнула Сей Джин? Нет, нет. Она наверняка упала сама. У нее истерика. Она орет и воет, черная тушь осыпается с ресниц, оседает на белой коже. Тяну к ней руку.

– Не трогай меня! Она толкнула меня. И Джун толкнула меня!

Бетт ведет ее вниз по ступенькам, поддерживает за локоть. Они направляются в офис коменданта на четвертом этаже. Опускаюсь на ступени.

– Пойдем со мной. – Бетт оглядывается и кивает. – Ты ведь не хочешь выглядеть виноватой?

Спустя пару минут мы сидим в офисе. Сей Джин плачет в трубку. Я слышу проклятия на корейском – ее мама ругается. На меня. Слышу, как они произносят имя моей матери, Кан Джи, и знаю, что мать Сей Джин позвонит ей прямо сейчас, хотя уже почти полночь. Сердце мое так и не успокоилось.

Бетт сидит рядом со мной на плюшевом диване и крутит в пальцах свой медальон. Комендант разговаривает сначала с мистером К., а потом с мистером Лукасом. Мой крошечный желудок сжимается в точку.

– Что там у вас случилось? – шепчет Бетт. И так ясно, что она уже знает ответ, но все равно ждет подтверждения.

Пожимаю плечами. Произошедшее пролетает перед глазами со скоростью пули. Каждое ее движение и каждое мое. Ее слова, застрявшие на повторе. Я не знаю, что ответить Бетт. Не знаю, на чьей она стороне.

– Я… Я не знаю.

Комендант вешает трубку и подходит к нам. Сей Джин уходит за дверь, все еще плача в трубку.

– Что случилось?

Коменданту не соврешь.

Почему они не перестанут задавать одинаковые вопросы? Меня от этого мутит. Рот словно заклеили суперклеем. Сижу, прижимая ладони к дивану, – мне срочно нужно что-нибудь повертеть в руках. Хотя бы пудреницу. Мне нужен якорь.

Комендантша переводит взгляд на Бетт, и та поворачивается ко мне.

– Я задержалась в студии «Б». И пришлось пойти по лестнице, потому что лифты не работали. Услышала крики. Увидела, как падает Сей Джин. Я уже жаловалась уборщицам на то, что пол слишком скользкий.

Бетт ведь знает, что это я толкнула Сей Джин. И так легко врет… Да я сама ей чуть не поверила! Комендантша поворачивается ко мне:

– Джун? Сей Джин говорит, что ты толкнула ее.

– Я не толкала, – шепчу. – Она… упала.

– Зачем ей врать?

– Не знаю. – Бетт отвечает за меня.

– У нас всегда были… проблемы, – поддакиваю я.

На столе звонит телефон.

– Что ж, отправляйтесь спать. Разберемся утром. – Комендантша поднимает трубку и прикрывает ее рукой. – А ты, Джун, держись от Сей Джин подальше.

Она подозревает меня. Но и Бетт она привыкла верить. Никто не хочет обвинять золотую девочку во лжи, чтобы потом разбираться с ее психованной мамашей.

Сей Джин возвращается в комнату в тот момент, когда мы уходим. Она обзывает меня по-корейски – я слышала такое в мыльных операх, которые смотрит мама. Сей Джин ложится на диван с ледяным компрессом, лицо у нее красное от пролитых слез.

Мы с Бетт поднимаемся на одиннадцатый этаж. Я чувствую на себе ее взгляд, но она молчит. Может, ждет, когда я сама что-нибудь скажу.

Она уже поворачивается в сторону своей комнаты, но тут я хватаю ее руку:

– Спасибо.

Сначала она не отвечает, и я думаю, что это молчаливое согласие.

– Это правда? – вдруг спрашивает она.

– Что?

– Я слышала все, что сказала Сей Джин. – Она смотрит прямо в глаза. – Это ты сделала все это? С Джиджи?

– Нет. – Я хмурюсь. – А разве не ты?

Бетт строит гримасу:

– Нет!

– Что ж, ты никогда не была примерной ученицей, – напоминаю. – И всем это известно.

– Ты тоже.

Я хочу, чтобы ее раскрыли, раз я теперь попала под следствие. Хочу, чтобы все ее секреты выплыли наружу. Не только мои. Потому что чем больше ужасного о ней узнают, тем скорее поверят, что виновата Бетт. А не я.

По крайней мере, этим я себя успокаиваю.

31. Джиджи

Я просыпаюсь от боли в ноге. В окно бьет апрельский дождь, и свет сквозь него едва пробивается. Наблюдаю за бабочками, бьющимися в инсектарии. Им не хватает солнечного света. И мне тоже.

Я назвала моих оранжево-черных питомцев в честь великих балетных мастеров: Марта, Джелси, Михаил, Светлана и Рудольф. Мои бабочки – балерины от мира животных. От природы двигаются легко и спокойно.

Смаргиваю слезы. Они всегда тут как тут, стоит мне остаться одной. Из-за таблеток я соображаю медленно, но иногда я просыпаюсь и ясно понимаю, что произошло. В такие моменты меня словно накрывает огромной волной.

Кто-то действительно специально подложил стекло в мою туфлю?

Горькая правда: это так.

Почему именно мне?

Самый вероятный ответ: потому что я получила роль Жизели.

Другой: потому что я новенькая. Потому что я черная. Потому что я встречаюсь с Алеком.

Вспоминаю лицо тети Лиа в больнице, когда она увидела мою ногу. Родители уже грозились прилететь и забрать меня домой. У меня не было ответов на их вопросы. А теперь я задаюсь такими же. Меня от них тошнит. Желудок сводит, но мозг не перестает размышлять о произошедшем, сопоставлять и надумывать. А там есть над чем подумать.

Бетт оставила надпись на зеркале – в этом я уверена. Она сама призналась – в том числе в том, что повесила нашу с Анри фотографию в Свет. Но не в том, что оставила в подвале другие фотографии – ее и Алека. А ведь они были только у нее. Неужели она всерьез думает, будто я поверю, что это сделал Алек? Или Элеанор? Она не признавалась в том, что написала предупреждение в Свете, но это на нее похоже. Не знаю, кто послал мне то отвратное печенье и кто подложил мне осколки зеркала – а ведь это самое важное. Должно было быть. Если б не медицинская справка.

Это случилось еще в октябре: кто-то увидел мою ЭКГ и подумал, что я слишком слабая.


Я целый день провалялась в постели. В голове туман от лекарств. Хромаю по комнате.

Большинство учеников проводят четверг в студиях или за домашкой или бегают по магазинам. Даже Джун куда-то ушла. Вот бы с ней поговорить. Она такая логичная – сразу бы вызнала, кто виноват. Наверняка это целая шайка. Бетт не смогла бы провернуть такое в одиночку.