Я хочу уйти. Танцевать сейчас все равно не в состоянии. Лучше проведу вечер в общежитии. В одиночестве, которое так внезапно проскользнуло в мою жизнь и стало ее неотделимой частью.
– А ведь ты поцеловала меня в ресторане, – напоминает Анри. – И позволила потрогать себя в воде.
Так хочется заткнуть его. Но вместо этого я сажусь и развязываю туфли.
– Ничего между нами не будет.
Он садится рядом и берет в руки мою стопу. Я сопротивляюсь, но он не отпускает. Ударяю его. Но Анри все равно держит. Снимает пластырь с моих пальцев – нога вся в ссадинах и синяках. Изящной и невесомой она выглядит только в одежке. Голые ноги могли бы принадлежать и огру.
Анри рассматривает мои пальцы, и я вдруг дергаюсь, ярко представив, с какой легкостью он может их сломать.
– Расслабься.
Анри начинает разминать мне ноги, и я сдаюсь. Дело не только в том, что он знает, что делает, – куда нажимать, с какой силой и так далее. Я сдаюсь из-за его взгляда. Анри не станет ломать меня.
Я жду, когда он заговорит о Кэсси. Ее имя скрывается за каждым его словом.
– Тебе все еще нужен Алек, – эхом отдается в почти пустой студии. И каждый отголосок ударяет меня все сильнее и сильнее. Пытаюсь вырваться, но Анри лишь усерднее начинает массировать. Не хочу, чтобы он меня останавливал, но разве правда не парализует?
Со мной это срабатывает. Из-за этой правды я не могу дышать.
– А я хочу вернуться. Снова сиять в журнальных статьях, заключать новые сделки, – продолжает он.
Я его едва слышу. Я даже самой себе еще не призналась в этом – по крайней мере, не произносила эти слова ни мысленно, ни вслух. Но мне стало легче.
Анри отпускает мою ногу. Я встаю, стараясь не показывать, что у меня болит колено. Нужно скорее от него бежать. Он следует за мной, и я оборачиваюсь прежде, чем его бедра прижимаются к моим. Выставляю вперед руку – он упирается прямо в нее. Анри щурит глаза, у него белеют костяшки, и я готова поклясться, что слышу рой мыслей в его голове.
– Алек наверняка взбесится, если увидит нас вместе, – шепчет он и делает шаг вперед. Я сильнее напрягаю руку. Еще ближе он подойти не сможет.
– Да он и внимания не обратит, – отвечаю.
Но я знаю, что Анри прав. Пусть Алеку в самом деле нравится Джиджи, но Анри-то ему не нравится. Они так и не сблизились, хотя живут в одной комнате. Для него Анри – худший вариант из возможных.
– Можем попробовать привлечь его внимание. – Тело Анри прижимается к моему, и мне становится жарко. Наши лбы соприкасаются. – Не сдавайся, красавица. Если я чего-то хочу, то получаю. Маман говорит, зацикленность питает гений и безумие.
Я ненавижу его еще больше за то, что он назвал меня красавицей. Не знаю, что он хотел сказать этой своей цитаткой, но его пальцы остаются на моей спине – не сдаться ему невозможно. У него большие, сильные руки, а меня так давно не касались… так. Это приятно – чувствовать чужие прикосновения на своей коже.
– Со мной не так уж и ужасно. Зато сведем их тут всех с ума. Будет весело, – шепчет он прямо мне в ухо. – А будем танцевать вместе, станем следующей сенсацией в мире балетных пар. И я забуду все, что мне известно, если ты мне поможешь.
Ненавижу, что мое тело так легко расслабилось от его слов и теплого дыхания. Глубоко вдыхаю. Мир вдруг становится далеким и мелким. Я так устала, что почти готова согласиться на все. Разве нельзя мне выбрать легкий путь? Хоть раз?
Анри прикасается ко мне уверенно и агрессивно, совсем не так, как Алек. Словно ему все равно, сделала я что-то с его бывшей или нет. Он крушит все мои мысли о том, что это ужасная идея. Его губы касаются моего уха, а потом Анри прикусывает мочку зубами. Я взвиваюсь – не от боли, она слабая и приятная, – а от того, что я скучаю по тому, как это делал Алек. Контролируемая опасность. Взаимное желание. Я тонула в руках Алека, но Анри – Анри другой. Весь сосредоточен на конечной цели.
– Ты с ума сошел, – вырывается из меня, но это не обвинение. Я показываю ему все свои карты. Я на взводе: не от близости Анри, но от того, что я в самом деле могу вернуть Алека, вернуть контроль над своей жизнью, сделать больно Джиджи и оказаться на обложке журнала не потому, что его купила моя мать.
– Ты знаешь, что я прав. А если нет… Чего тебе терять, правда?
Слышу, как смеются проходящие мимо открытой студии девочки, но не отскакиваю от Анри. Слышу Элеанор, но позволяю Анри наклониться чуть ниже и поцеловать меня. Разрешения он не спрашивал. Руки его шарят по моему телу, я завелась и не могу не отвечать. Мне страшно, но в то же время я чувствую себя в безопасности.
Этот поцелуй скрепляет договор. Он не приятен, но и не… неприятен. Я почему-то чувствую, что снова вернула себе контроль. Что я снова стала Бетт.
36. Джун
После репетиции иду в столовую и выбираю кашу, которую повар делает для азиатских студентов. А у всех остальных – полные тарелки. С настоящей едой. Сегодня подают тако – из-за праздника Синко де Майо[13]. На столах лежат декоративные сомбреро. Скидываю одно на пол и иду в свой обычный угол, но там уже сидит Уилл. В моем углу. Один.
Сажусь напротив.
– Ты ведь умеешь хранить секреты? – привлекаю его внимание.
Я толком не знаю его, но кажется, что он добрый и никому ничего не разболтает.
Уилл слегка подпрыгивает. Наверное, даже не заметил, как я подсела.
– Черт, Джун, ты меня испугала. – Уилл поправляет волосы.
Может, я и в самом деле невидимка.
Он долго смотрит на меня, словно старается запомнить черты моего лица: рот, нос, глаза, уши, изгиб подбородка. Не знаю, к какому он приходит выводу, но кивает. Раньше мы с ним вот так не говорили.
Уилл скрещивает на груди руки, словно хочет сменить тему.
– А у тебя есть чем поделиться? Какой-то секрет?
– Нет, я просто хотела привлечь твое внимание, – ухмыляюсь.
Какая-то часть меня хочет выдать ему секрет Сей Джин, или секрет Джиджи, или даже свой собственный. Может, и вправду стоит ему все рассказать, прямо здесь и сейчас, в полупустой столовой. На одном дыхании, не делая пауз и не ожидая совета. Интересно, смогу ли я вообще это произнести: Сей Джин, вероятно, лесбиянка. У Джиджи проблемы с сердцем. Я встречаюсь с Джейхи. Я кому-то нравлюсь. Может, он меня даже любит. Пусть даже это не мой отец. И тем более не мать.
– Что ж, не хочу хвастаться, но я храню секреты чуть ли не лучше всех. – Уилл продолжает вглядываться в мое лицо. – Но ты лучше за них держись. Этому меня научила балетная школа. Никому не доверяй своих тайн. Даже друзьям. Даже мне. Когда придет время, никто не сможет их хранить.
В его глазах стоят слезы – я бы такого себе никогда не позволила. Как у него это вообще вышло? Зачем? Но спросить не решаюсь. Уилл трет глаза тыльной стороной ладони и улыбается сквозь слезы.
Не думаю, что я в самом деле собиралась что-то ему рассказать, но мне на секунду стало легче от одного осознания того, что я вообще могу с кем-то поделиться.
– Что случилось?
Уилл качает головой, и его зеленые глаза снова наполняются слезами.
– Мне казалось, что я куда-то двигаюсь с одним человеком… Но все так запуталось. Не знаю даже, зачем тебе это говорю. Без обид.
– Я понимаю.
По крайней мере, он выговаривает все в лицо.
– Может, мы просто из разных мест, потому все так и вышло. – Уилл говорит с придыханием, слезы высохли. – Но ответь мне на вопрос. Если ты с кем-то проводишь время… это ведь что-то значит?
– Смотря как проводишь. – Слова звучат так, словно Уилл стукнул меня по голове. – Можно ведь группами ходить. Или как друзья.
Пытаюсь понять, кто же Уиллу так нравится.
– Наедине. Строим планы. Шутим. Веселимся, – перечисляет он, словно готовится защищать эти отношения в суде. – Это ведь не просто так. У нас ведь тут не так много свободного времени. Потому и встречи должны что-то значить.
Он прав. У нас нет столько свободного времени, сколько у обычных подростков. Мы проводим его в студиях.
– И мне гораздо лучше… Я ведь сох по Алеку. Думал, что мы лучшие друзья, и однажды, быть может, мы… Понимаешь?
Я не понимаю, но киваю все равно.
– А теперь я вообще не могу понять, что в нем находил. Алек думает, что он лучший танцор во всей школе. Что он сразу вольется в труппу. – Уилл словно на эмоциональных американских горках, поднялся из грусти в гнев за секунду. – Но с этим новеньким парнем ничего не понятно. Иногда он флиртует. В сообщениях даже. Кучу смайлов присылает. А потом тишина. Мне это надоело. Может, он все еще в шкафу и боится выйти…
Уилл снова плачет. Я чуть наклоняюсь и шепчу:
– Это ведь Анри?
Уилл закрывает лицо руками и прибавляет громкость. На нас смотрят люди. Я глажу его по руке, пытаюсь успокоить. Это не самая лучшая попытка.
Уилл хватает меня за руку и сильно сжимает.
– Никому ничего не говори, прошу. Мне пора спросить у него напрямую, и все. Только бы собраться с силами… – Голос Уилла становится все тише и тише. Я прослеживаю его взгляд.
Неподалеку стоят Анри и Алек. А прямо за ними – Джиджи. Анри ухмыляется в нашу сторону, но не трогается с места. Один. Как всегда. Алек и Джиджи подходят к концу нашего стола, словно раздумывают, сесть ли рядом.
– Какие-то вы слишком серьезные. – Алек кладет руку на плечо Уилла. – Все в порядке?
– Да. – Уилл немного успокаивается. – С чего бы мне быть не в порядке?
Позади меня появляется Джиджи:
– Как твои дела, Джун?
Словно она мой терапевт и ждет, что я начну тут же душу изливать.
– Хорошо. А у тебя? – выплевываю в ответ. – Никаких срывов?
Джиджи грустнеет, а мне на секунду становится лучше, но на помощь приходит Алек:
– Ничего. И спасибо, Господи. Может, люди здесь наконец повзрослели и перестали творить глупости.
Уилл кивает с таким усердием, словно Алек не вообразить какую мудрость сморозил. И тогда-то я замечаю, как Уилл на него смотрит: словно Алек – самое прекрасное существо в мире. Словно он и не жаловался на него всего пару минут назад.