Человек, который, по видимости, и был Лестрейдом, открыл дверь и аккуратно притворил ее за собой.
– Не хотелось бы злоупотреблять вашим гостеприимством, – сказал он. – Но, сказать по правде, сегодня утром мне так и не выдалась возможность позавтракать. И я, безусловно, смогу отдать должное сосискам. – Тот самый человечек, которого я уже видел у нас, – с манерами коммивояжера, продающего мелочи из резины или патентованную панацею.
Мой друг дождался, пока наша хозяйка выйдет из комнаты, и обратился к гостю:
– Как я понимаю, это дело государственной важности.
– Вот это да! – воскликнул Лестрейд и побледнел. – Но ведь слухи еще не могли просочиться… Скажите, что нет. – Он принялся накладывать себе в тарелку сосиски, филе селедки, рис с яйцом и тосты, но руки у него отчасти тряслись.
– Разумеется, нет, – успокоил его мой друг. – За эти годы я выучил, как скрипят колеса вашего экипажа: вибрирующая соль-диез и до в третьей октаве. А если инспектор Лестрейд из Скотланд-Ярда не хочет, чтобы видели, как он приходит к единственному в Лондоне сыщику-консультанту, и тем не менее все равно отправляется к нему, да еще не позавтракав, сразу ясно, что дело необычное. Следовательно, оно касается сильных мира сего и является делом государственной важности.
Лестрейд салфеткой вытер с подбородка желток. Я смотрел на нашего гостя во все глаза. Он совсем не походил на полицейского инспектора в моем представлении, но с другой стороны, и мой друг был совсем не похож на сыщика-консультанта – что бы это ни значило.
– Возможно, нам стоило бы обсудить это дело наедине, – сказал Лестрейд, взглянув на меня.
Мой друг хитро улыбнулся и покачал головой, как делал всегда, наслаждаясь шуткой, никому более не понятной.
– Глупости, – фыркнул он. – Одна голова хорошо, а две – лучше. То, что можно сказать мне, можно сказать и моему другу.
– Если я мешаю… – резко начал я, но он знаком велел мне замолчать.
Лестрейд пожал плечами.
– Мне все равно, – после паузы сказал он. – Если вы раскроете это дело, я сохраню работу. Если нет – я работы лишусь. Используйте свои методы, вот что я вам скажу. Вряд ли будет хуже.
– История учит нас по меньшей мере тому, что хуже может быть всегда, – заметил мой друг. – Когда мы едем в Шордич?
Лестрейд уронил вилку.
– Это уж слишком! – воскликнул он. – Вы насмехаетесь надо мной, а сами все знаете об этом деле! Как вам не стыдно…
– Об этом деле мне не сообщали ровным счетом ничего. Когда инспектор полиции входит в мой дом со свежими пятнами грязи своеобычного горчичного цвета на ботинках и брюках, мне вполне простится догадка, что до того, как приехать сюда, он побывал возле земляных работ на Хоббс-лейн в Шордиче, каковой – единственное место в Лондоне, где встречается глина подобного оттенка.
Инспектор Лестрейд смутился.
– Да, если взглянуть под таким углом, – сказал он, – это кажется очевидным.
Мой друг отодвинул тарелку.
– Разумеется, – слегка раздраженно ответствовал он.
В Ист-Энд мы поехали в кэбе. Инспектор Лестрейд вернулся на Мэрилбоун-роуд к своему брогаму, и мы с моим другом остались вдвоем.
– Так вы и правда сыщик-консультант? – спросил я.
– Единственный в Лондоне, а быть может, и в мире, – сказал мой друг. – Я не берусь за дела. Я консультирую. Люди приходят ко мне и рассказывают о своих неразрешимых проблемах, а я время от времени эти проблемы решаю.
– Значит, все эти люди, которые ходят к вам…
– Да, по большей части полицейские служащие или частные детективы…
Утро выдалось погожим и ясным, но мы проезжали окраины трущоб Сент-Джайлза, этого прибежища воров и головорезов, что портит лик Лондона, как раковая опухоль – личико хорошенькой цветочницы, и лишь тусклый слабый свет проникал в кэб.
– Вы уверены, что мне стоило ехать с вами?
Мой друг пристально посмотрел на меня.
– У меня предчувствие, – сказал он. – Предчувствие, что нам уготовано быть вместе. Что когда-то в прошлом или, может, в будущем мы сражались спина к спине, и то была славная битва. Я человек сугубо рациональный, но знаю цену хорошему компаньону, и с той минуты, когда увидел вас, я сразу понял, что могу доверять вам, как себе самому. Да. Я считаю, вам стоило поехать со мной.
Я покраснел и, возможно, выдавил какие-то пустые слова. В первый раз после Афганистана я, кажется, что-то значил в этом мире.
«ЖИЗНЕННАЯ СИЛА» Виктора! Электрический ток! Вашим членам и интимным органам не хватает энергии? Вы с тоской вспоминаете дни юности? Радости плоти забыты? «ЖИЗНЕННАЯ СИЛА» Виктора вернет жизнь тому, что давно ее лишилось: даже старый боевой конь вновь обернется пламенным жеребцом! Верните себе настоящую жизнь: древний фамильный рецепт плюс последние научные достижения. Для получения документации, подтверждающей действенность «ЖИЗНЕННОЙ СИЛЫ» Виктора, пишите в компанию «В. фон Ф.», Лондон, Чип-стрит, 1б.
Дешевые меблированные комнаты в Шордиче. Полицейский у парадной двери. Лестрейд поздоровался с ним, назвав по имени, и распорядился впустить нас; я уже приготовился войти, но мой друг задержался на крыльце и извлек из кармана пальто увеличительное стекло. Осмотрел грязь на кованой железной скребнице, поковырял ее пальцем. Мы вошли внутрь, лишь когда он удовлетворил любопытство.
Мы взошли по лестнице. Место преступления мы вычислили сразу: его охраняли два дородных констебля.
Лестрейд кивнул полицейским, и те посторонились. Мы шагнули через порог.
Я, повторюсь, по профессии не писатель и не решаюсь описать эту комнату, ибо сознаю, что слова мои не отдадут картине должного. Однако я начал это повествование и, боюсь, обязан продолжать. В комнатушке было совершено убийство. Тело – его останки – все еще лежало на полу. Я увидел его, но поначалу словно бы и не увидел. Сперва я заметил лишь то, что изверглось и вытекло из горла и груди жертвы – цветом оно было от желчно-зеленого до травяного. Оно пропитало потертый ковер и забрызгало обои. На мгновение я вообразил, что это работа некоего дьявольского художника, решившего написать этюд в изумрудных тонах.
Как будто целую вечность спустя я перевел взгляд на тело, распотрошенное, будто кроличья тушка на мясницкой колоде, и попытался извлечь из увиденного хоть каплю смысла. Я снял шляпу, мой друг поступил так же.
Он встал на колени и осмотрел тело, изучил раны. Потом достал увеличительное стекло, подошел к стене и вгляделся в засыхающие брызги ихора.
– Мы уже все осмотрели, – заметил инспектор Лестрейд.
– Правда? – отозвался мой друг. – И к какому вы пришли заключению? Мне представляется, это какое-то слово.
Лестрейд подошел к моему другу и поднял взгляд. В самом деле, слово – заглавными буквами, зеленой кровью на выцветших желтых обоях, прямо над головой инспектора.
– RACHE?.. – задумчиво произнес Лестрейд, прочитав по слогам. – Вполне очевидно, что он хотел написать имя Рэчел, но ему помешали. Значит, надо искать женщину…
Мой друг не сказал ни слова. Он вернулся к телу и осмотрел руки жертвы, сначала одну, потом другую. Ихора на пальцах не было.
– По-моему, вполне очевидно, что это написал не его королевское высочество…
– Какого дьявола вы решили…
– Дорогой Лестрейд. Допустите хотя бы на миг, что у меня все-таки есть мозги. Труп явно принадлежит не человеческому существу. Цвет крови, число конечностей, глаза, расположение лица – все выдает королевскую кровь. Не могу сказать точно, какой именно династии, но рискну предположить, что это наследник… нет, второй сын в королевском роду некоего немецкого княжества.
– Поразительно! – Лестрейд умолк в нерешительности, затем продолжил: – Это принц Богемский Франц Драго. Прибыл в Альбион гостем ее величества королевы Виктории. Решил отдохнуть и сменить обстановку…
– На театры, шлюх и игорные дома, вы хотите сказать.
– Если вам будет угодно, – смутился Лестрейд. – Так или иначе, вы дали нам хорошую зацепку – надо искать эту Рэчел. Не сомневаюсь, с этим мы справимся сами.
– Безусловно, – сказал мой друг.
Продолжив осмотр, он отпустил несколько ядовитых замечаний касательно полицейских, которые затаптывают следы и передвигают предметы, каковые могли бы оказаться весьма полезными для того, кто пытается реконструировать события минувшей ночи.
Однако более всего его заинтересовала кучка земли, обнаруженная за дверью.
У камина он нашел следы грязи или же пепла.
– Вы видели это? – спросил он Лестрейда.
– В полиции ее королевского величества, – отвечал Лестрейд, – как-то не принято впадать в ажитацию, находя пепел в камине. Ибо там ему и пристало быть. – И он захихикал над собственной шуткой.
Мой друг присел на корточки, взял щепотку пепла, растер ее в пальцах и понюхал. Затем собрал остатки, ссыпал в стеклянную пробирку, тщательно закупорил и убрал во внутренний карман пальто.
– А что с телом? – спросил он, поднявшись.
– Из дворца пришлют людей, – сказал Лестрейд.
Мой друг кивнул мне, и мы вместе пошли к выходу. Мой друг вздохнул.
– Инспектор, поиски мисс Рэчел могут оказаться бесплодны. Помимо прочего, «Rache» – немецкое слово. Оно означает «месть». Загляните в словарь. Есть и другие значения.
Мы спустились по лестнице и вышли на улицу.
– Как я понимаю, до сегодняшнего утра вы не видели королевских особ? – спросил он. Я покачал головой. – Да уж, поистине тяжкое испытание для неподготовленного человека. Друг мой, да вы весь дрожите!
– Прошу прощения. Я вскорости приду в себя.
– Быть может, прогулка пойдет вам на пользу? – спросил он, и я согласился, понимая, что закричу, если застыну хоть на минуту. – Что ж, тогда нам к западу. – Мой друг указал на темную башню дворца. И мы пошли. – Итак, – продолжал он после паузы, – вам прежде не случалось воочию видеть особу королевской крови.
– Нет, – выдохнул я.
– Что ж, пожалуй, у меня есть все резоны предположить, что первая встреча не станет последней, – сказал он. – И в следующий раз вы узрите не труп. Причем довольно скоро.