– Ни то, ни другое, – ответил рассказчик. – В смысле, с тех пор я их не встречал. Но никто не заявлял о пропаже, и не было никаких поисков. Или были, но я о них не слышал.
– А домик так и стоит? – спросил Мартин.
– Не знаю, – признался рассказчик.
– Я не верю ни единому слову, – заявил Мартин, когда мы добрели до Тоттенхэм-Корт-роад и направились к автобусной остановке.
Нас было трое или четверо на той ночной улице, спустя много часов после закрытия. Надо было упомянуть об этом раньше. Один из нас не произнес ни слова, пожилой человек с замшевыми заплатками на локтях, который вышел из клуба вместе с нами. И сейчас он впервые заговорил.
– А я верю, – произнес он тихо, почти извиняющимся тоном. – Не могу объяснить почему, но верю. Джейми умер вскорости после отца. Дуглас не хотел возвращаться, он и продал усадьбу. Хотел, чтобы все снесли. Но дом оставили, пожалели такую красоту. Все остальное, думаю, уже сровняли с землей.
Ночь выдалась прохладная, да еще дождик моросил. Меня передернуло, но только от холода.
– Клетки, о которых вы говорили, – продолжал незнакомец, – те, которые у ворот. Я не вспоминал про них лет пятьдесят. Он запирал нас там, если мы себя плохо вели. А мы вели себя очень плохо. Гадкие, нехорошие мальчики.
Он вертел головой, словно чего-то искал. Потом снова заговорил:
– Дуглас, конечно, покончил собой. Десять лет назад. Я тогда еще в дурке был. Память, конечно, не та. Не та, что раньше. Но Джейми вы описали точно, как в жизни. Никогда не давал нам забыть о своем старшинстве. Знаете, а нам ведь не дозволялось заходить в игровой домик. Отец не для нас его построил. – Голос его задрожал, и на мгновение я разглядел мальчишку в этом бледном старике. – У папы были свои игры.
Он вздернул руку и крикнул: «Такси!» К обочине подкатила машина.
– В отель «Браунз», – сказал он водителю и сел на переднее сиденье. Не сказав «до свидания», он захлопнул дверцу.
За щелчком замка я услышал, как закрывается множество других дверей. Дверей в прошлое, которых уже нет и которые не открыть заново.
ВЛИТЬСЯ В ЛЕСА
Going Woodwo
Перевод. Н. Эристави
2007
Сброшу с себя плащ и рубаху.
Книги свои отброшу,
И жизнь свою – тоже.
Кину небрежно пустые фляги, точно опавшие листья.
Пойду искать себе пищу.
Пойду искать потаенный
Источник воды ключевой.
Я древо найду, чей ствол не охватят
И десять богатырей.
Из-под корней его серых ручей сочится!
Найду там плоды я, и ягоды, и орехи, –
И нареку это древо домом.
Я имя свое назову одному лишь ветру,
Безумье, возможно, охватит меня средь деревьев, –
Так пусть же охватит!
Иным сумасшествием я полжизни страдал, а ныне
Кожа моя одеяньем мне станет.
О да, я безумен. Я сбросил с себя разум,
Как башмаки и память о теплом доме.
Желудок мой голодом сводит.
Бреду меж деревьями. Брежу;
Душой к корням возвращаясь.
Где ж крона моя? Где шипы ногтей?
Как древо, рожу под ветром...
Покину я путь словесный во имя пути лесного.
Лесовичком зеленым восход встречу, –
Чтоб ощутить, что во рту, как язык незнакомый,
Зреет молчанье.
ГОРЬКИЕ ЗЕРНА
Bitter Grounds
Перевод. Т. Покидаева
2007
1. «Не сумеешь вернуться пораньше – можешь не возвращаться вообще»
По всем счетам, я был мертв. Может быть, где-то внутри, глубоко-глубоко, я кричал, плакал и выл, точно раненый зверь, но это был совершенно другой человек – там, внутри, – совершенно другой человек, у которого не было доступа ни к голове, ни к губам, ни к лицу, ни ко рту, так что на видимом, поверхностном уровне я улыбался, пожимал плечами и как-то жил дальше. Если бы я мог прекратить свое существование, просто перестать быть – безо всяких усилий, не предпринимая вообще ничего, – выйти из жизни так же легко, как выходят за дверь, я бы ушел не раздумывая. Каждую ночь, ложась спать, я надеялся, что не проснусь. Но все равно просыпался, каждый раз – просыпался, и мне опять приходилось мириться с тем, что я все еще здесь.
Иногда я ей звонил. И всегда бросал трубку. После первого, может быть, после второго гудка.
Тот я, который кричал и плакал, скрывался так глубоко внутри, что никто даже не знал, что он там. Я сам забыл про него и ни разу не вспомнил, пока однажды не сел в машину (я решил съездить в магазин за яблоками), и не проехал мимо магазина, и не выехал за город, и не помчался по трассе. Я ехал и ехал, держась направления на юг и на запад, потому что если бы я повернул на восток или на север, мир закончился бы очень скоро.
Потом у меня зазвонил мобильный. Не глядя, я выбросил его в окно и на секунду задумался: интересно, кто найдет мой телефон, и ответит ли он на звонок, и что будет потом, если он все же ответит и вдруг обнаружит, что ему подарили мою жизнь?
Я заехал на автозаправку и снял все деньги, которые можно было забрать за одну операцию, со всех своих карточек. На протяжении нескольких следующих дней я проделывал то же самое во всех банкоматах на всех заправках, пока деньги на карточках не иссякли.
Первые две ночи я спал в машине.
Я проехал уже половину Теннесси и вдруг понял, что мне нужно в душ – причем до такой крайней степени, что я был согласен за это заплатить. Я снял номер в мотеле, забрался в горячую ванну, задремал и проснулся от холода, когда вода в ванне остыла. Я побрился разовой пластмассовой бритвой из приветственного набора, в котором был и пакетик с пеной для бритья. Потом я упал на кровать и заснул.
Проснулся в четыре утра и понял, что пора ехать дальше.
Я спустился в фойе.
Перед стойкой портье стоял раздраженный мужчина: весь седой, хотя, как мне показалось, совсем не старый. Где-то под сорок, если вообще не тридцать с небольшим. Тонкие губы. Добротный, хотя и помятый костюм.
– Я заказал это такси уже час назад. Целый час.
Мужчина держал в руке бумажник и стучал им по стойке, как бы давая понять, что его бесит подобное отношение.
Ночной портье пожал плечами.
– Я могу позвонить еще раз. Но если у них нет свободных машин, то они все равно ничего не сделают. – Он набрал номер и сказал в трубку: – Вас опять беспокоят из мотеля «Доброй ночи»... Да, я ему говорил... Я ему говорил.
– Послушайте, – сказал я. – Я не таксист, но зато у меня есть свободное время. Если нужно, могу подвезти.
Мужчина испуганно обернулся и посмотрел на меня, как на психа. В его глазах мелькнул явственный страх. А потом его взгляд преисполнился искренней радости.
– А знаете, нужно.
Теперь он смотрел на меня, как на посланца Небес.
– Только скажите куда, и я вас довезу. Как я уже говорил, у меня куча свободного времени.
– Дайте мне телефон, – сказал седовласый мужчина. Портье протянул ему трубку. – Можете отменить этот заказ, потому что Господь посылает мне доброго самаритянина. Люди не просто так появляются в нашей жизни. У всего есть причина. И вам, кстати, стоит об этом задуматься.
Он подхватил свой портфель – у него тоже не было багажа, – и мы вместе вышли на улицу.
Мы поехали сквозь темноту. Он разложил на коленях листок с нарисованной от руки картой и время от времени светил на него фонариком, прикрепленным к брелоку с ключами. Иногда он говорил: «Здесь налево» или «Здесь прямо».
– Вы меня очень выручили, – сказал он.
– Да без проблем. У меня много времени, я никуда не спешу.
– Я вам очень признателен. Знаете, есть одна в меру древняя городская легенда. Про таинственного человека, который подвозит людей, застрявших на загородных дорогах. Мертвый водитель. Водитель-призрак. Когда я доберусь до места, я непременно расскажу о вас своим друзьям, и они скажут, что вы давно умерли, но до сих пор разъезжаете по дорогам и подвозите автостопщиков.
– Неплохой способ знакомиться с новыми людьми.
Он хихикнул.
– А чем вы вообще занимаетесь?
– Скажем так, я ищу новое место работы. А вы?
– Я антрополог. Профессор антропологии. – Пауза. – Наверное, мне надо было представиться сразу. Я преподаю в христианском колледже. Люди обычно не верят, что в христианских колледжах преподают антропологию, но так тоже бывает. Не везде, но бывает.
– Я вам верю.
Еще одна пауза.
– У меня сломалась машина. Меня подвезли до мотеля. Полицейский патруль. Сказали, что эвакуатор приедет не раньше восьми утра. Я спокойно лег спать. Поспал пару часов. А потом мне позвонили в номер. Сказали, что эвакуатор уже выезжает. И мне надо быть у машины, когда он подъедет. Полный идиотизм. Если меня там не будет, они не станут забирать машину. Просто уедут – и все. Я вызвал такси. Оно не приехало. Надеюсь, мы все же успеем. Пока не приехал эвакуатор.
– Я постараюсь успеть.
– Надо было лететь самолетом. Вообще-то я не боюсь летать. Просто хотел сэкономить. Я еду в Новый Орлеан. Лететь где-то час. Билет стоит четыреста сорок долларов. На машине – одна ночь пути. На все про все – тридцать долларов. Экономия – четыреста десять долларов. Лишние деньги, они никогда не лишние. Правда, пришлось отдать пятьдесят долларов за номер в мотеле, но так всегда и бывает. Человек предполагает, а Бог располагает. Я еду на конференцию. На научную конференцию. В первый раз. На факультете считают, что это напрасная трата времени. Но все течет, все изменяется. Я уже предвкушаю, как там будет интересно. Антропологи со всего света. – Он назвал несколько имен, которые мне ничего не говорили. – Я читаю доклад о гаитянских кофейных девочках.
– Кофейные девочки – это какие? Которые пьют кофе? Или которые его выращивают?
– Не выращивают и не пьют. Они его продавали. В Порт-о-Пренсе, в начале века. Ходили по домам. Продавали кофе. Всегда – рано утром.