Был у Анны и кабинет с видом на сад. Специальный приемник отслеживал движения ее головы, ориентируясь на белую блестящую точку на оправе очков. Благодаря этому Анна могла управлять курсором мыши на экране компьютера, а особая программа позволяла ей писать электронные письма и общаться с друзьями. Как и общеизвестная система упрощенного ввода текста для мобильных телефонов «Т9», компьютер постоянно пытался угадать, что именно она хочет написать.
Несмотря на паралич, Анна утверждала, что после инсульта для нее мало что изменилось. Будучи женщиной верующей, она смирилась со своим положением и решила сделать так, чтобы оно как можно меньше ей мешало. На местной радио-станции запустили кампанию по сбору средств на покупку фургона, чтобы перевозить в нем инвалидное кресло девушки. В итоге приобрели синий Vauxhall Combo, который ее отец окрестил Аннамобилем по аналогии с Папамобилем[29]. О чем она больше всего переживала? Да о том, что в ее сердце снова вырастет злосчастная миксома, которую я второй раз не смогу удалить. Анну устраивало ее нынешнее состояние, и она боялась преждевременной смерти из-за инсульта.
Доктор Форфар каждые полгода исследовал сердце Анны на эхокардиографе. Изначальная опухоль была вырезана под корень и вряд ли могла снова отрасти. Однако я знал об особенностях генетически-обусловленных наследственных миксом и был убежден, что мать Анны умерла от той же болезни. Дело в том, что у пациентов с геном наследственной миксомы могут впоследствии развиваться новые опухоли в других частях сердца, и я мог лишь надеяться, что с Анной этого не случится.
В августе 1998-го я получил звонок от доктора Форфара, в чьем кабинете сидели Анна и Дез. Он только что сделал очередной снимок ее сердца, и новости были ужасными: миксома дала рецидив. Он сообщил, что Анна крайне напугана, и спросил, смогу ли я что-нибудь предпринять.
Я заверил его, что если Анну положат в наше отделение до вечера, то я смогу прооперировать ее уже на следующий день. Поскольку операция предполагалась повторная, нам требовалось много донорской крови. С повторными операциями всегда сложнее, потому что околосердечная сумка после первоначального хирургического вмешательства разрастается. Сердце может даже прилипнуть к грудине, о чем я узнал много лет назад в Королевском госпитале Бромптон. Тем не менее после той давней неудачи я провел сотни повторных операций на сердце, и сейчас это не должно было составить проблемы.
Когда я вошел в палату Анны, та сидела в инвалидной коляске, оцепенев от страха. Дез выглядел подавленным, а ее отец, Дэвид, еще не пришел. Мы бы и так встретились в операционной следующим утром, поэтому я сказал, что все будет хорошо и что сейчас мне нужно уйти, чтобы внести изменения в список операций на завтра. В действительности же меня начало затягивать в водоворот эмоций, и, чтобы не поддаться им, я предпочел сбежать.
Дез пришел в наркозную комнату вместе с Анной. Он остался, чтобы успокаивать ее до тех пор, пока не подействует наркоз. Когда я впервые увидел Анну, она была парализована, но ее руки и ноги оставались мускулистыми. Сейчас же на операционном столе лежала девушка, чьи конечности заметно отощали после трех лет без движения. Я послушал ее грудную клетку через стетоскоп, прежде чем протереть кожу антисептическим раствором. Мне показалось, что я обнаружил опухоль на слух. Как я и предполагал, миксома произрастала из другого места, ближе к ушку левого предсердия. Отростка на этот раз не было – лишь широкое основание, которое я вырезал, после чего зашил стенку предсердия.
Я внимательно осмотрел сердце со всех сторон, чтобы убедиться, что нигде не затаилась другая опухоль. Ничего подозрительного. Мы без проблем отсоединили АИК, закрыли грудную клетку и вернули Анну в палату интенсивной терапии. На этот раз мы знали, что она очнется, и заранее приготовили все, что ей нужно было для общения. Физиотерапевты тоже приготовились. После генеральной репетиции все было гораздо проще. Как и в первый раз, друзья и родные всячески поддерживали Анну, и я надеялся, что ей повезет и больше она со мной не встретится.
Судьба распорядилась иначе. Анне исполнилось тридцать два, после первой операции прошло семь лет. В апреле 2001 года во время обследования снимок показал крупную миксому в левом предсердии, и опять на новом месте – прямо над митральным клапаном. Опухоль была массивнее, чем первые две, и то и дело попадала в просвет митрального клапана. Очень опасная ситуация: крупные миксомы способны полностью заблокировать митральный клапан и вызвать внезапную смерть. Анну и ее семью в очередной раз постигло горе.
На следующий день Анна лежала на операционном столе оксфордской больницы. Третий раз вскрывать грудину всегда непросто. И снова через правое предсердие я проник в сердце, открыв то, что осталось от разделяющей предсердия перегородки. Опухоль лежала передо мной, произрастая рядом с митральным клапаном и частично отходя от перегородки предсердий. Я начал приподнимать ее от стенки левого предсердия с помощью обычной чайной ложки – полезный вспомогательный хирургический инструмент для ткани с желеобразной консистенцией. Я никогда не видел и не слышал, чтобы пациента с опухолью в сердце оперировали более трех раз; скоро в маленьком сердце Анны не останется места, чтобы подсоединить канюли аппарата искусственного кровообращения.
Анна справилась и на этот раз, пусть и с трудом. Ее воля к жизни, а также поддержка со стороны Деза и Дэвида не могли не впечатлять. Она перенесла неизбежную инфекцию дыхательных путей, но физиотерапевт помог преодолеть болезнь. Мы тщательно следили за тем, чтобы Анна не страдала от боли, и взаимодействовали с ней уже привычными способами. В те годы к каждой палате была приписана постоянная бригада медсестер – один из плюсов системы, ныне оставшейся в прошлом.
Я никогда не слышал, чтобы пациента с опухолью в сердце оперировали больше трех раз, – на сердце просто не хватит места присоединить канюли аппарата искусственного кровообращения. Но практика зачастую расходится с теорией.
Анна провела в больнице еще три недели, после чего отправилась домой. Мы узнали, что она страдает от депрессии, но это было объяснимо: в конце концов, она перенесла обширный инсульт и несколько операций на сердце, после чего поняла, что именно от этого умерла ее мать, и теперь постоянно переживала о том, что опухоль может дать очередной рецидив. Последнее особенно омрачало ее повседневную жизнь. Опухоль дважды возвращалась в новых местах, так неужели она снова заявит о себе? И будет ли технически возможна четвертая операция? Будет ли она безопасной? Все надеялись, что до этого не дойдет.
Дез перестал ходить с Анной на обследования. Ему было слишком тяжело смотреть на снимки сердца, появляющиеся на экране эхокардиографа, и ожидать худшего. Вместо этого он отправлялся в церковь помолиться. Анна сильно исхудала, и снимки получались на редкость четкими. Она лежала на кушетке в надежде увидеть пустые камеры своего сердца, предсердия которого с каждой операцией становились чуточку меньше.
В августе 2002 года, всего через шестнадцать месяцев после третьей операции, случилась очередная неприятность. Мне позвонил доктор Форфар, чтобы показать монстра: из всех опухолей эта была самой большой. Я не мог поверить, что миксома способна за считаные месяцы с нуля вырасти до такого размера. Я ничего не сказал, но у меня возникли подозрения, что, возможно, на этот раз мы имеем дело со злокачественным образованием. Однажды я оперировал девушку, чья болезнь развивалась по такому сценарию. Первая миксома у нее была доброкачественной, но затем выросла крайне злокачественная миксосаркома. Не хотелось, чтобы Анну постигла та же участь. Ее положили в больницу для проведения экстренной – четвертой по счету – операции.
Чтобы получить письменное согласие на проведение операции, мы обязаны подробно объяснить все связанные с ней риски. Во время четвертой операции на сердце риск смерти никак не может быть ниже двадцати процентов. Кроме того, существовала реальная угроза того, что фрагмент миксомы отделится от нее и решит посетить мозг. Если же операцию не провести, опухоль продолжит разрастаться и вскоре заполнит собой сердце. Чем больше она будет, тем выше вероятность развития эмболии. Мы попали меж двух огней.
Перед операцией церковь, в которую ходила Анна, провела в ее честь ночную службу. Как всегда, Дез и Дэвид доставили ее в операционную. Я остался в комнате отдыха. Все происходящее выматывало их эмоционально, прямо как молодых родителей, которые приводят своего малыша в наркозную комнату, а потом вынуждены оставить его с незнакомыми людьми. Дез сомневался, что Анне удастся справиться.
Эта миксома была самой большой из четырех – она практически заполнила все левое предсердие. Я вырезал ее под корень и начал пристально рассматривать испещренное шрамами предсердие. Мог ли я хоть как-то предотвратить дальнейшее появление новообразований? Я решил пойти на крайние меры: взял электрокоагулятор и принялся уничтожать клетки, выстилающие сердце изнутри, – тот самый слой, что был генетически запрограммирован оборвать Анне жизнь. Я выжег все, до чего смог достать, поднимая клубы дыма. Я применил тактику выжженной земли, потому что не хотел, чтобы родовое проклятие настигло Анну.
Пока я уничтожал клетки на внутренней стенке предсердия, удача неожиданно улыбнулась мне. Я приоткрыл митральный клапан, чтобы осмотреть левое предсердие, и вдруг заметил на одной из мышц клапана миксому в зародышевом состоянии. Она была слишком маленькой, чтобы ее удалось разглядеть даже на самом чувствительном эхокардиографе, но неизбежно разрослась бы, останься незамеченной. Я удалил паршивку и отправил в банку к старшей сестре. Патоморфолог позднее должен внимательно все изучить.
Сердце по-прежнему выглядело жизнеспособным, сердечный ритм был нормальным, а выжигание левого предсердия изнутри вроде бы не спровоцировало неприятных последствий. За остальной частью операции я наблюдал со стороны: у меня подобралась первоклассная операционная бригада, и не было нужды все доводить до конца самому.