Первые несколько часов зрачки пациентки реагировали на свет. Однако ближе к вечеру, когда состояние сердца значительно улучшилось, они внезапно расплылись и перестали на него реагировать. Настоящий кошмар наяву: телу лучше, а мозг отказал. Лишенный кислорода и крови, мозг девушки начал отекать. Давление внутри черепной коробки возросло, и ствол головного мозга опустился в позвоночный канал[32]. В переводе с медицинского жаргона – гребаная катастрофа!
Я как раз лежал на диване у себя в кабинете, надеясь, что мы наконец-то одержали победу. Прежде чем уйти домой, Сью, моя секретарша, нерешительно постучала в дверь. В палате интенсивной терапии попросили, чтобы я вернулся, – от таких слов сердце всегда уходит в пятки. Никто не звонит, чтобы сообщить хорошие новости, – обязательно жди беды. Я рассчитывал обнаружить кровотечение или что-нибудь из того, что я мог бы исправить. Чего я никак не ожидал, так это задернутых занавесок вокруг кровати.
Родители девушки, истощенные физически и эмоционально, сидели по разные стороны кровати, держа дочь за руки. Я должен был узнать, что произошло, прежде чем их тревожить. Медсестра, присматривавшая за пациенткой, с печальным выражением лица подошла ко мне. Зрачки «расползлись» достаточно быстро, и нужно было немедленно выяснить, что послужило тому виной: кровоизлияние в мозг из-за гепарина или отек мозга из-за кислородного голодания.
Нейрохирург смог бы помочь с первым, удалив тромб. Второй вариант стал бы, вероятно, финальным аккордом в нашей драме – а ведь мы только-только справились с фибрилляцией желудочков! С момента последнего электрического разряда прошло четыре часа, и теперь требовалось как можно скорее сделать томографию мозга. Я сам обо всем договорился, а затем попросил коллегу-нейрохирурга взглянуть на снимки.
Снимки появляются один за другим, демонстрируя многочисленные поперечные сечения извилистого белого и серого вещества. Сложная, но хорошо изученная анатомия, где каждая деталь отвечает за ту или иную составляющую человеческой жизни – более или менее важную. Череп – это жесткая коробка, поэтому отек мозга не проходит бесследно. Заполненные жидкостью пространства сдавливаются и исчезают, чувствительные выпуклые части мозга и нервы деформируются, рано или поздно мозговой ствол начинает выпирать из черепа – отсюда и потеря реакции на свет. А когда пропадают мозговые рефлексы, пациент умирает.
Через несколько минут весь мозг был просканирован, после чего компьютер обработал отдельные снимки и создал трехмерную модель мозга, которая подтвердила мои худшие опасения. Официальное заключение рентгенолога гласило: «Сильный отек мозга с грыжевым выпячиванием мозгового ствола в большое затылочное отверстие». Я попытался уговорить нейрохирургов снять верхушку черепа, чтобы снизить давление. Они были бы рады помочь, но сказали, что уже слишком поздно и что они сожалеют о случившемся. Что ж, они явно сожалели не так сильно, как я.
Пациентку покатили обратно в палату интенсивной терапии, что само по себе было трудоемким занятием из-за сопутствующих приборов: системы ЭКМО, аппарата искусственной вентиляции легких, баллон-насоса, мониторингового оборудования. Неудивительно, что наша унылая процессия двигалась очень медленно.
С чем мы остались в итоге? Состояние остальных органов улучшалось. Девушка была теплой и розовой, насыщенная кислородом кровь из аппарата щедро омывала ткани, почки вырабатывали мочу, кишечник усваивал пищу, а печень выводила токсины. Все органы нуждаются в крови и кислороде, и система ЭКМО – простая и недорогая – позволяла не испытывать недостатка ни в том, ни в другом. Однако для мозга было уже слишком поздно. Нам не удалось спасти именно те клетки организма, которые представляли наибольшее значение.
Я не нашел в себе сил, чтобы рассказать обо всем родителям девушки. Я повел себя трусливо и ретировался в свой кабинет, мрачный как туча. Реаниматологи сделали все возможное, чтобы снять отек мозга, но скорее для проформы, так как смерть уже наступила. Спустя двое суток после установки мы отключили систему ЭКМО в связи со смертью мозга. Я собственноручно убрал все трубки. Сердце пациентки работало превосходно: нормальные давление и пульс, никакой фибрилляции желудочков. Его-то мы спасли.
Я чувствовал горечь. Ни у кого во всем Соединенном Королевстве не было столь обширного опыта, как у нас. Никто так не выкладывался в лаборатории, не сделал столько открытий. Но ничего из этого не имело значения. Важно было лишь то, что мы не являлись трансплантационным центром, поэтому нам не полагалось финансирование. Важно было лишь ограничивать расходы. Смерть обходится дешево.
После того как смерть мозгового ствола была официально подтверждена, мы обратились к безутешным родителям по поводу донорства органов. Очевидно, при жизни пациентка выразила желание пожертвовать свои органы в случае преждевременной смерти, и родители не стали возражать. Прежде чем органы должны были изъять, я подошел к родителям девушки, чтобы поговорить, пока они еще не покинули больницу. Медсестра, помогавшая сражаться за ее жизнь, тоже стояла у кровати, потому что хотела остаться до самого конца и поддержать несчастных мать и отца. Подобное благородство – большая редкость. Для этого нужно быть человеком идейным и смелым.
Что я, собственно, мог сказать? Мне было очень грустно. Мой сын, ровесник девушки, тоже учился в университете Брукса. Как бы я себя чувствовал, окажись на их месте? Мне не было нужды задумываться об этом: я повидал стольких скорбящих родителей, что знал ответ на этот вопрос. В итоге я сказал следующее. Я очень сожалею об их утрате. С учетом непростых обстоятельств команда опытных врачей днем и ночью самоотверженно трудилась, чтобы все исправить. Мы с коллегами опечалены таким исходом и крайне благодарны за то, что их дочь пожертвовала органы нуждающимся. Этот поступок поможет изменить жизнь других людей.
Добавлю, что у девушки изъяли печень и обе почки, которые помогли трем пациентам. То, что эти органы нормально функционировали, свидетельствовало об эффективности системы ЭКМО.
Через несколько дней оборудование понадобилось нам снова – для молодой женщины, которая только что родила и у которой развилась легочная эмболия околоплодными водами. Все, что я мог посоветовать, – немедленно отправить ее в центр ЭКМО, прекрасно отдавая себе отчет, что задержка обернется смертельным исходом. К сожалению, я оказался прав.
После этого я мог бы использовать оборудование для сорокалетней пациентки, у которой из-за случайного попадания воздуха развилась воздушная эмболия и остановилось сердце прямо в палате интенсивной терапии. Она также умерла. И далее в том же духе.
Смерть девушки стала трагедией для ее друзей и преподавателей из университета Брукса. Я написал письмо ректору, выразив соболезнования в связи с тем, что, несмотря на героические усилия ее подруг, не растерявшихся, когда она упала в обморок, мы не смогли ничего поделать. Несколько месяцев спустя меня пригласили на церемонию вручения дипломов. Погибшей собирались вручить диплом посмертно, и меня попросили прийти вместе с ее родителями.
Мы с ее матерью, отцом и парнем сидели в первом ряду и смотрели, как юноши и девушки один за другим поднимаются на сцену, чтобы получить диплом. Затем почетный ректор Шами Чакрабарти рассказал об особом дипломе и поблагодарил хирурга за попытку спасти студентке жизнь. Кто-то должен был выйти на сцену, чтобы забрать сертификат. Вызвалась мать: отец оцепенел от горя, а молодому человеку было не по себе. У меня перехватило дыхание. Я не мог сказать ни слова, но помог несчастной женщине подняться по ступенькам. Все должно было быть иначе – не такого окончания учебы ждала семья. После церемонии вокруг нас собрались друзья и преподаватели девушки. Родители им обрадовались и вместе с ними отважно пошли на фуршет.
Я же ощущал злость и беспомощность. Раздавленный тяжким грузом ответственности, я покинул зал. За всю мою врачебную карьеру не было дня печальнее.
В память об Элис Хантер – да будут другие спасены.
15. Двойная угроза
Когда был молод, полон сил,
Жену врача я полюбил
И в день по яблоку съедал,
Чтоб врач меня не доставал.
Джулии было сорок. Хорошенькая и темпераментная блондинка, она жила в Лондоне и почти все время посвящала карьере. По выходным она занималась конным троеборьем, и весьма успешно: не раз ей доводилось соревноваться бок о бок с именитыми спортсменами. Таким образом, первую беременность она решила отложить напоследок. Ну и не проблема: Джулия была в прекрасной форме – как физически, так и душевно. В студенческие годы (она изучала психологию в Дареме) Джулия играла за университетскую команду по хоккею, а позднее выступала в составе хоккейной сборной родного графства Лестершир. Кроме того, она достигла неплохих успехов в футболе и крикете.
Но вот в чем странность. Джулии никогда не давался челночный бег – что-то словно сдерживало ее. Кроме того, она регулярно засыпала на рабочих совещаниях, из-за чего даже обратилась в частную клинику, специализировавшуюся на проблемах со сном. Там заподозрили нарколепсию, но диагноз не подтвердился, так что Джулия лишь впустую потратила круглую сумму.
В апреле 2015 года тест на беременность показал положительный результат – и это всего после месяца попыток. Бинго! Джулия обезумела от счастья. Вскоре она начала чрезмерно уставать, а потом появились трудности с дыханием – одышка давала о себе знать, стоило Джулии просто сесть на лошадь. Но все заверяли ее, что во время беременности это совершенно обычное дело: всему виной гормоны и скапливающаяся в организме жидкость.
Не желая поддаваться усталости, она вернулась к пробежкам, твердо настроившись привести себя в форму. Первый раз она заставила себя одолеть две с половиной мили, но на следующей неделе запыхалась, не дотянув и до конца улицы: горло обжигало, а в груди возникла давящая боль. Из-за беременности грудь увеличилась в размере, а ее чувствительность повысилась, и Джулия решила, что в этом и может крыться одна из причин внезапных симптомов. Значит, нужно всего лишь немного притормозить – что ж, хотя бы ездить верхом она могла без проблем.