Хрупкое равновесие — страница 103 из 131

— Это было позже. Имейте терпение, я рассказываю все по порядку. — Раджарам с тоской посмотрел вдаль, словно увидел там парад длинноволосых красоток. — Никогда не понимал, почему женщины не хотят расставаться с длинными волосами. Красиво — не спорю, но как трудно ухаживать.

Он отхлебнул чаю и облизнул губы.

— Но я не сдавался. Некоторое время не сдавался. Я предлагал нищим, бродягам и пьяницам бесплатную стрижку.

Поздно вечером, когда пьяная возня заканчивалась, он подходил к кому-нибудь с длинными волосами. Некоторые клевали на мелкую монетку. А тех, которые валялись без сознания, или слабо понимали, что происходит, он стриг без разрешения.

Но и это рискованное предприятие провалилось. Слишком низким было качество волос. Агент сказал, что такие грязные, в колтунах волосы ценятся не больше, чем отходы уличных парикмахеров. К тому же после принятия программы благоустройства, когда полиция стала рыскать по улицам, выискивая нищих, стричь их стало просто опасно.

Голодный и бездомный, Раджарам жадно смотрел на проходящих женщин, красивые, тяжелые косы словно дразнили его — ведь эти женщины носили на голове целое состояние. Иногда он шел за какой-нибудь хорошо одетой светской дамой, видя в ней подходящую кандидатуру для салона красоты — а вдруг она собралась отстричь волосы. Но все эти женщины приводили его к домам их друзей, или в клиники, или к астрологам и целителям, или к ресторанам и магазинам женской одежды, и никогда — в парикмахерскую.

Он приглядывался и к длинноволосым мужчинам — хиппи, иностранцам и местным, — бородатым, увешанным бусами. Иностранцы носили, как индийцы, сандалии, свободные рубашки без ворота и пижамы. Местные неуклюже передвигались в кедах, расклешенных брюках и футболках. Но воняло от всех одинаково. Раджараму было интересно, сколько могут стоить их белокурые или рыжие шевелюры, но он никогда их не преследовал, понимая, что стричься они точно не будут.

Жаль, размышлял он, что волосы так прочно соединены с головой — украсть невозможно. Они защищены надежней, чем плотно прижатая к телу сумочка или толстый бумажник в узких брюках. Самый искусный карманник тут бессилен. Удивительно, что такой нежный, почти воздушный материал, как волосы, так крепко пригнан к голове. По внедренным в скальп корням их можно сравнить с мощным баньяном, вросшим в землю. Конечно, если вдруг не начнется процесс облысения, и все волосы выпадут.

Раджарам рассказал портным, что в свободное время мечтал стать первым, кто сможет преодолеть естественное желание волос не покидать голову. Можно изобрести химическое вещество, которое, будучи распыленным на голове жертвы, уничтожит корни, оставив сами волосы незатронутыми. Или прочитать заклинание, от которого тот, против кого оно направлено, впадет в ступор, а волосы сами спадут с головы Ведь от древних ведических шлок, читаемых садху, могли вспыхнуть дрова или полить дождь.

Изнывая от голода, он пришел к выводу, что в действительности не надо ничего изобретать или применять магическую силу: подойдет и несколько измененная техника карманников. В толпе можно применить их метод быстрого и аккуратного срезания сумок. Только вместо остро наточенной бритвы ему нужны хорошо наточенные ножницы. Одно быстрое движение — и волосы у него.

В то же время серьезно изменились и воззрения Раджарама. Теперь он полагал, что обчистить карманы и срезать без спросу волосы — этически не равноценные поступки. Первое — преступление, при котором жертва лишается денег. А второе — благодеяние, облегчение бремени, уничтожение приюта для вшей, оно сохранит жертве время и силы — не надо будет расчесывать голову, не говоря уже о бессмысленных тратах на шампуни и лосьоны для волос. «Жертва» в данном случае не совсем правильное название. Точнее будет сказать «бенефициария». Только тщеславие мешает людям осознать собственную пользу, и тут им надо помочь. Кроме того, эта утрата временная — волосы отрастут снова.

— Тогда я стал серьезно тренироваться, — сказал Раджарам, поглаживая лысую голову, в то время как портные ерзали на скамье в «Вишраме», молча слушая рассказ сборщика волос. — Я ездил по окраинам, пока не нашел подходящее для практики место в одном безлюдном районе.

Там, вдали от людских глаз он набил газетами мешок, придав ему вид человеческой головы, и подвесил на бечевке к суку. Будучи легким, мешок раскачивался при малейшем прикосновении. К нему он прикрепил большое количество шнурков. И стал учиться срезать их у самой головы, не покачнув при этом мешок. Ради разнообразия Раджарам иногда плел из шнурков косички, делал «хвостики» или распускал каскад локонов.

По мере совершенствования этот процесс все больше приближался к реальной ситуации. Теперь Раджарам держал под косичкой пакет, чтобы отрезанные волосы туда падали вместе с ножницами, а он мгновенно, одним движением закрывал пакет. Он проделывал это упражнение в тесном пространстве, стремясь приучить руки работать в толпе. И только, когда они стали достаточно быстрыми и послушными, Раджарам вернулся в толчею городских улиц и базаров.

— Зачем изводить себя такими безумными тренировками? — спросил Ишвар. — Ну, рухнул твой парикмахерский бизнес, разве обязательно возвращаться к сбору волос — можно ведь заняться чем-то другим. Собирать газеты, коробки от ланча, бутылки?

— Я задавал себе тот же вопрос. И отвечал: да. Возможностей было много. На худой конец я мог стать нищим. Даже это было бы лучше той дороги, на которую я вступил. Теперь это понятно. Но тогда я был как слепой. Чем труднее доставались длинные волосы, тем отчаяннее мне хотелось преуспеть в этом, словно от этого зависела жизнь. И к тому же мой план не казался таким уж безумным.

На практике оказалось, что отработанная система работает отлично. С тряпичным мешочком и ножницами он вливался в толпу, осторожно выбирал жертву (или бенефициария), не нервничая и не жадничая. Если на подходящей голове были две косички, он не стремился отхватить обе — его устраивала и одна. И никогда не поддавался соблазну резать ближе к затылку — лишний дюйм или два могли привести к провалу.

На базаре Раджарам держался подальше от покупательниц, приходящих сюда со служанками, какими бы роскошными ни были у них волосы. Избегал он и женщин с детьми — отпрыски всегда непредсказуемы. Дожидались ножницы женщин одиноких, обычно бедно одетых; поглощенные покупкой овощей для семьи, они торговались, сбивая цены, или придирчиво следили за весами продавца, боясь, что их обвесят.

Они-то и попадали в ловушку. Среди толпящихся покупателей наточенные ножницы Раджарама не привлекали никакого внимания. Он мигом отрезал косичку, та падала в открытый мешочек, и Раджарам исчезал, избавив еще одно человеческое существо от ноши, которая незаметно тянула к земле.

На автобусных остановках Раджарам выбирал женщину, внимание которой было приковано к сумочке, она стискивала ее под мышкой, хотя кожа или пластик обжигали и без того распаренную кожу. Пятна пота симптомами эпидемии расползались по блузке. Раджарам старался затеряться среди других пассажиров — усталых работяг, возвращавшихся домой. На конечной остановке люди толпились на выходе, но озабоченная женщина не торопилась выйти, и ножницы успевали спокойно сделать свое дело.

Раджарам никогда не работал дважды на одном рынке или на одном автобусном маршруте. Это было слишком рискованно. Однако он часто возвращался на место преступления (или благодеяния) послушать, что там говорят. Первое время разговоров о краже волос вообще не было. Наверное, женщины были слишком растеряны, чтобы поднимать шум. А может, им не верили. Или считали, что дело не слишком серьезное.

Однако со временем слухи о потерянных или украденных волосах все же стали распространяться и носили они, скорее, насмешливый характер. В одном анекдоте, обошедшем многие табачные лавки, говорилось, что при чрезвычайном положении, когда стали сносить трущобы, вывелась новая порода городских грызунов, которая предпочитала теперь не гниющие отходы, а женские волосы. В доках рабочие, разгружавшие суда, восхваляли подвиги таинственного охотника за волосами, убежденные, что это дело рук брата из низшей касты, мстящего представителям высших сословий за долгие годы угнетения, когда те отнимали, насиловали и брили наголо простых женщин. В чайных заведениях и ресторанах «Ирани» интеллигенция с издевкой говорила, что программа по ликвидации трущоб открыла большие возможности для бюрократической тупости: одна опечатка в правительственном документе превратила «космическую» политику в «косметическую», и теперь горе-умельцы уничтожают волосы с тем же пылом, что раньше сносили трущобы. Упоминали также (как без этого!) и иностранное влияние: якобы это дамы из ЦРУ распространяют выдумки про исчезнувшие шевелюры, чтобы посеять панику.

— Слыша такие шуточки, я успокоился, — сказал Раджарам. — Моя уверенность росла, и я подумывал о расширении бизнеса.

Хиппи, которых он раньше считал прекрасными, но недоступными объектами для своей деятельности, стали представляться теперь вполне заслуживающими внимания. Он открыл для себя, что в утренние часы они валяются в наркотическом сне недалеко от того места, где покупают гашиш.

Срезать волосы у бесчувственных иностранцев было детской забавой. Если кто-то из них открывал глаза и видел, как товарища лишают волос, то считал это галлюцинацией, глупо хихикал, бормотал что-то вроде «классно, мужик» или «вот это круто» и, почесав в штанах, снова погружался в сон. Однажды Раджарам срезал волосы даже у трахавшейся пары. Сначала у мужчины, который был сверху, а потом и у женщины, забравшейся на своего партнера. Их перемещения нисколько не помешали опытной руке сборщика волос. «О боже! — воскликнул мужчина, восхищенный видением. — Вон там! Я вижу Каму, он готовит тебя к нирване!» А женщина пробормотала: «Малыш, это мгновенная карма!»

Раджарам чувствовал, что его дела наконец идут на лад. Он приветствовал нашествие туристов в отличие от консервативной части общества, жаловавшейся на дегенеративных американцев и европейцев, передающих отвратительные привычки и плохие манеры впечатлительной молодежи.