Все еще испытывающий смущение начальник продолжал извиняться:
— Увидев настоящий труп, а не какую-то символическую куклу, мы сразу поняли свою ошибку. Нам очень жаль. — Начальник снял черную с козырьком фуражку. — Разрешите еще раз принести наши извинения.
— Спасибо, — сказал Хозяин, и они обменялись рукопожатием.
— Поверьте, виновные будут наказаны, — обещал начальник, в то время как его подчиненные пытались собрать и положить на носилки то, что упало на дорогу.
Желая загладить вину, он настоял, чтобы до места кремации носилки сопровождал полицейский эскорт. Помимо приведения в порядок положения тела, полицейским было приказано заново наполнить корзины разбросанными по асфальту розовыми лепестками.
— Не беспокойтесь, — заверил он Хозяина. — Теперь мы в полном порядке дойдем до места.
Когда процессия покинула место столкновения с полицией, у тротуара остановился автомобиль, и водитель просигналил.
— О нет, — сказала Дина. — Это мой брат. Наверно, едет домой с работы.
Нусван помахал ей с заднего сиденья и опустил окно.
— Ты участвуешь в погребальной процессии? Не знал, что у тебя есть друзья среди индуистов?
— Есть, — ответила Дина.
— А кого хоронят?
— Нищего.
Нусван расхохотался, потом посерьезнел и вышел из машины.
— Не надо шутить по серьезному поводу. — А сам подумал: «Должно быть, покойник важная персона, раз процессию сопровождает полицейский эскорт. Какая-нибудь шишка из «Оревуар» — управляющий совета директоров или главный менеджер». — Перестань дурачиться. Кто это?
— Говорю тебе — нищий.
Нусван открыл и закрыл рот: открыл — в раздражении, а закрыл — в ужасе, осознав характер процессии. Он понял, что сестра не шутит.
Потом снова открыл рот, но не мог произнести ни слова, и тогда Дина сказала ему:
— Закрой рот, Нусван, а то птичка залетит.
Брат послушно закрыл рот, не в силах поверить в происходящее.
— Ясно, — сказал Нусван. — И все эти нищие — друзья покойного?
Дина кивнула
Ему хотелось задать не менее дюжины вопросов. Почему так хоронят нищего? С полицейским эскортом? Почему они с Манеком пришли на эти похороны? Кто за это платит? Но с этим можно немного обождать.
— Садись, — и Нусван открыл дверцу автомобиля.
— Что ты имеешь в виду говоря «садись»?
— Залезай, не спорь. Оба забирайтесь в машину. Отвезу вас домой. — Нусвану припомнились накопившиеся более чем за тридцать лет обиды. А теперь еще и это. — И больше ни шагу в этой процессии! Подумать только — пойти на похороны нищего! Как низко надо пасть! Что скажут люди, если увидят мою сестру…
К ним подошли Хозяин и главный полицейский.
— Этот мужчина пристает к вам?
— Нет. Это мой брат. Он приносит свои соболезнования в связи со смертью Шанкара, — сказала Дина.
— Спасибо, — поблагодарил Хозяин. — Может, присоединитесь к нам?
— Э… э… — промямлил Нусван. — Я очень занят. Извините, в другой раз. — Он торопливо залез в машину и плотно закрыл дверцу.
Они помахали ему вслед и вернулись на свои места. Много времени это не заняло: колонна за эти минуты продвинулась всего метров на десять. Хозяин направился к началу колонны и сменил у гроба одного из носильщиков.
— Забавная встреча, — сказала Дина Манеку. — Думаю, сегодня ему будут сниться кошмары. Погребальные костры и уносящаяся с дымом его репутация.
Манек улыбнулся, но его мысли были поглощены другой кремацией, случившейся три дня назад. Вот где ему нужно было присутствовать. Там была резко нарушена череда ухода из жизни поколений. Мужчина со впалыми щеками, отец Авинаша, поднес огонь к погребальному костру. Треск хвороста. Дым заволакивает глаза. А языки огня, словно играя, щекочут труп. Огонь сгибает его в дугу, словно пытается усадить… — говорят, это знак, что дух сопротивляется. Авинаш часто сгибался, когда играл в шахматы, откидывался назад на кровати, поворачивая голову к доске. А чтобы взять фигуру и сделать ход, опирался на локоть.
Шахматы. А потом костер.
Время шло медленно, словно потеряло интерес к миру. Дина пропылесосила мебель и швейные машины в углу комнаты. «Нет ничего печальнее молчащих “зингеров”», — подумала она.
Она снова занялась одеялом. Выпрямляла швы, подравнивала лоскуты, исправляла то, что не радовало глаз. Вечернее солнце сквозь стекло вентилятора покрывало пятнами квадраты на ее коленях.
— Сдвиньте покрывало левее, — попросил Манек.
— Зачем?
— Хочется увидеть желтый кусок, когда на нем играет солнце.
Прищелкнув языком, Дина сделала, как он просил.
— Как красиво!
— А помнишь, с каким сомнением ты смотрел вначале на мою работу?
Манек смущенно засмеялся.
— Что я знал тогда о цвете и выкройках!
— Зато теперь ты большой знаток, так ведь? — Дина переложила на колени другой конец покрывала.
— Покроете им свою кровать, когда закончите?
— Нет.
— Хотите продать его, тетя?
Она покачала головой.
— Можешь хранить секрет? Это будет свадебный подарок Ому.
Манек так обрадовался, будто сам делал этот подарок. Лицо юноши выдавало, как тронул его поступок Дины.
— Не печалься, — пошутила она. — На твою свадьбу я сошью не хуже.
— Я только радуюсь. Это замечательная идея.
— Но смотри, не проболтайся раньше времени Ишвару и Ому. Я закончу одеяло, когда они снова начнут шить, и мы получим от «Оревуар» новые ткани. А пока — ни слова.
Манек закончил сдавать экзамены. Он понимал, что некоторые почти провалил, и молился, чтобы с такими оценками его взяли на следующий, трехгодичный курс.
Дина спросила о его успехах и услышала в ответ, что все хорошо.
Однако голос юноши звучал не слишком уверенно.
— Дождемся результатов, и тогда будет видно.
В последний вечер под напором Дины Манек выполнил просьбу матери и нанес визит родственникам. Два часа он провел в обществе словоохотливого семейства Содавалла, отбиваясь от множества закусок и разнообразных холодных напитков.
— Спасибо, я уже поел, — говорил он.
— В следующий раз приходи натощак, — настаивали родственники. — Не лишай нас удовольствия угостить тебя. — Закуски убрали, но Манеку предложили посмотреть вместе фильм по телевизору, а потом поужинать и остаться у них ночевать.
— Прошу извинить, но мне придется уйти, — сказал Манек, когда почувствовал, что провел достаточно времени в гостях. — Мне завтра рано вставать.
Вернувшись домой, он обвинил Дину в зря потраченном вечере.
— Больше никогда туда не пойду, тетя. Они говорят без остановки и ведут себя как маленькие дети.
— Не будь злым. Это семья твоей матери.
Дина помогла ему снять со шкафа пустой чемодан и протерла тот от пыли. Глядя как Манек укладывает вещи, она то и дело вмешивалась — давала советы, инструкции, что-то напоминала: это не забудь, то возьми, сделай вот это.
— А главное — будь ласков с родителями, не спорь с ними. Они так истосковались по тебе за год. Пусть каникулы доставят всем радость.
— Спасибо, тетя. И пожалуйста, не забывайте кормить кошек.
— Ну, конечно. Буду готовить им самое вкусное. Нужно подавать им столовые приборы? Или они едят лапками?
— Поберегите, тетя, столовые приборы для будущей невестки. Она приедет через три недели.
Дина сделала вид, что собирается его отшлепать.
— Жаль, мама не наказывала тебя как следует в детстве.
На следующий день рано утром Манек обнял ее на прощанье и уехал.
Дина не ожидала, что так остро почувствует возвращение одиночества. В течение долгих лет она спокойно принимала это неизбежное состояние, считая, что оно приносит мир и покой. И разве возможно почувствовать снова одиночество, прожив в нем бо́льшую часть жизни? Разве сердце и разум ничему не научились?
Она без конца всматривалась в календарь — оставалось три недели до возвращения Ишвара и Ома и еще три до приезда Манека.
Дни тянулись медленно. Дина решила, что сейчас самое время сделать генеральную уборку. В каждой комнате ей слышалось эхо добродушного подшучивания портных, оно преследовало ее, когда она отчищала кухню, смахивала пыль с потолка щеткой с длинной ручкой, мыла окна и вентиляторы, драила полы.
В шкафу у Манека она увидела шахматы его друга. «Вернет, когда начнется учеба», — решила Дина.
Она освободила свой шкаф — полностью, кроме самой нижней полки. Вытерла его изнутри, перебрала одежду, сложила стопкой оставшиеся куски материи из «Оревуар». Одежду, которую уже не носила, положила отдельно. Пригодится жене Ома. Конечно, если подойдет размер. И вообще, смотря какой она человек.
Потом принялась за нижнюю полку, забитую обрезками после рабочих дней — крошечными лоскутами, годными разве что на изготовление прокладок. Дина зарылась руками в эту гору мелких отходов и рассмеялась. Здесь материала лет на пятьдесят хватит. Столько прокладок ей не понадобится. Собрав в мешок разумную долю лоскутов, Дина решила выбросить остальные.
Но потом ей снова пришла на ум жена Ома. Молодой и здоровой женщине они могут пригодиться. «Лучше пока сохранить все», — подумала она и с радостью запихнула тряпки обратно на полку.
Большая уборка облегчила дни ожидания. Дина задумалась и о веранде, на которой вскоре будут жить молодожены и дядя. «Теперь одним постельным бельем не обойдешься», — решила она, и стала шить новые простыни из оставшегося материала «Оревуар».
Педаль машины Ишвара была для нее тяжеловата — она никогда раньше не шила на этой модели «зингера». Дина пересела за ручную машинку тети Ширин, и тогда шитье стало удовольствием. С каждым новым швом она радовалась, что у нее есть материя для таких важных нужд.
Еще ее беспокоила картина спящих на веранде Ишвара, Ома и его жены. Представить не могу, чтобы в мою первую брачную ночь в одной комнате со мной и Рустамом спали бы дядя Дараб и тетя Ширин.
Все, что ей удалось придумать — это протянуть посреди веранды занавеску. Дина измерила расстояние, потом сшила вместе самые прочные куски ткани из остатков. Лучше символическая стена, чем никакая.