Через полчаса полицейские получили «добро» на начало действий. Из ближайшего грузовика вытащили четверых и поволокли их, вопящих, к двум главным палаткам и — дальше, к операционным столам.
— Не сопротивляйтесь, — сказал врач. — Если нож в моей руке дрогнет, — вам будет хуже. — Испуганные люди молча повиновались.
Полицейские внимательно следили за тем, что происходит в палатках, стремясь не срывать график поступлений новеньких на операцию. Но некоторые полицейские не умели читать и создавали путаницу, направляя, например, женщин на вазэктомию. Это было объяснимо: обе палатки были одинаковые, медицинский персонал в белых халатах — тоже, а названия были написаны от руки.
— Мужчины — налево, женщины — направо, — постоянно напоминали врачи. Их раздражение росло, они подозревали, что путаница создается нарочно — может, это своеобразный полицейский юмор. Наконец ассистент подправил объявления. Черным маркером он нарисовал на них фигурки — вроде тех, что изображены на общественных туалетах. На голове мужчины тюрбан, женщины в сари и с длинной косой. Теперь спутать палатки было трудно, и полицейские могли работать четко.
В процессе стерилизации одна женщина пыталась урезонить врача: «Я старуха. Лоно мое пусто, в нем нет больше яиц. Зачем тратить на меня время?»
Врач подошел к представителю власти, подсчитывающему число проведенных операций.
— Эта женщина уже не детородного возраста, — сказал он. — Ее можно вычеркнуть.
— У вас есть медицинское заключение?
— Конечно, нет, — ответил врач. — Здесь нет необходимого оборудования, чтобы это засвидетельствовать.
— Тогда оперируйте! Эти люди иногда врут про возраст. И внешность у них обманчивая. Жизнь их такая, что в тридцать они выглядят на шестьдесят — усыхают на солнце.
Через два часа после начала работы к полицейским прибежала медсестра:
— Пожалуйста, не посылайте пока к нам женщин. В нашей палатке возникла техническая проблема.
Пожилой человек, воспользовавшись ситуацией, обратился к медсестре:
— Прошу вас, — с плачем просил он, — прооперируйте меня, у меня уже трое детей. Но не трогайте сына, ему всего шестнадцать. Он еще не женат. Пожалейте его!
— Я ничего не решаю, поговорите с доктором, — ответила медсестра и заторопилась обратно в палатку — справляться с технической проблемой. Сломался автоклав, и ей приходилось самой кипятить воду для дезинфекции инструментов.
— Вот видишь, я прав, — шепнул Ишвар Ому, обнимая его трясущимися руками. — Доктор отпустит тебя, слышал, что говорила медсестра. Нужно просто сказать ему, что у тебя еще нет детей.
В грузовике рядом с портными сидела женщина, она спокойно кормила ребенка, не обращая внимания на суету и волнения вокруг. Женщина тихо напевала песенку и покачивала, убаюкивая, ребенка.
— Подержите его на руках, когда подойдет моя очередь? — попросила она Ишвара.
— Конечно, не волнуйся, сестра.
— Да я не волнуюсь. Я жду операции. У меня уже пять детей, и муж не хочет на этом останавливаться. Но теперь у него нет выбора — так решило правительство. — И женщина снова запела:
— Баю-бай, спи мой маленький Нараян…
Наконец подошла ее очередь, и женщина отняла ребенка от груди. Малыш отпустил набухший сосок, издавший нежный хлопок. Ом смотрел, как женщина прикрывает грудь холи. Ишвар с готовностью взял на руки ребенка. Мать еще не успела ступить на землю, как малыш заплакал.
Ишвар кивнул женщине, как бы говоря, что все будет хорошо, нежно покачивая ребенка. А Ом в это время строил смешные рожи, чтобы его развлечь. Потом Ишвар стал напевать, подражая материнской песне: «Баю-бай, спи мой маленький Нараян».
Ребенок перестал плакать. Портные обменялись торжествующим взглядом. Через несколько минут по лицу Ишвара покатились слезы. Ом отвернулся — он знал причину этих слез.
Из-за помех с оборудованием работа шла медленно и затянулась дольше шести часов вечера — обычного конца операционного дня. Второй автоклав тоже сломался. Около семи часов приехал старший администратор из Центра с личным ассистентом.
Полицейские шаркнули ногами и стояли как вкопанные пока администратор осматривал лагерь. Администратор, увидев, как много еще народу в грузовиках, выразил недовольство. Затем подошел к врачам, стоящим у газовых горелок и дожидавшимся, когда закипит вода, и высказал все, что о них думал.
— Хватит зря тратить время! — рявкнул он, не отвечая на приветствие. — Похоже, вы утратили чувство долга! Там еще несколько десятков людей ждут операции. Чай может приготовить и слуга.
— Воду мы кипятим не для чая. Нужно стерилизовать инструменты. Автоклав не работает.
— Инструменты и так чистые. Сколько еще вы собираетесь кипятить воду? Главное в нашей программе — рациональность, цели должны сообразовываться со средствами. Кто заплатит за весь этот газ? — Администратор пригрозил доложить обо всем высшему руководству — тогда им не стоит ждать продвижений по службе, да и жалованье понизят.
Врачи продолжили работу с частично обработанными инструментами. Они слышали, как в такой же ситуации пострадали их коллеги.
Администратор еще некоторое время находился в палатке, проверил, сколько времени тратится на одну операцию, и сказал, что надо процесс ускорить.
— Слишком медленно идет дело, — сказал он личному ассистенту. — Обычное чик-чик здесь превращают в нечто грандиозное.
Перед отъездом он прибег к самому вескому аргументу:
— Запомните, сам тхакур Дхарамси приедет сегодня проверить вашу работу. Не будет доволен — считайте, что вы уволены.
— Да, сэр, — ответили хором врачи.
Довольный ответом, администратор направился в другие палатки. Личный ассистент все время находился рядом, словно переводчик, а его лицо как бы служило живой иллюстрацией к словам начальника.
— Нужно держать докторов в узде, — сказал ему администратор. — Если дать им право самим бороться с угрозой перенаселения, нация задохнется, погибнет — настанет конец нашей цивилизации. Нам предназначено следить, чтобы война была выиграна.
— Да, сэр, вы абсолютно правы, сэр, — сказал ассистент, польщенный, что начальник поделился с ним мудрым выводом.
Солнце уже заходило за горизонт, когда подошла очередь портных. Ишвар умоляюще сказал полицейскому, цепко державшему его за руку:
— Господин полицейский, произошла ошибка. Мы не местные, мы приехали из большого города — мой племянник собирается жениться.
— Я ничего не могу сделать. — И полицейский прибавил шаг.
Ишвар еле поспевал за ним, боясь, что иначе его поволокут.
— Я могу поговорить с начальником? — спросил он задыхаясь.
— Здесь доктор начальник.
Уже в палатке Ишвар робко обратился к врачу:
— Господин доктор, произошла ошибка. Мы здесь не живем.
Измученный мужчина ничего не ответил.
— Господин доктор, вы как отец родной нам, бедным людям. От вас зависит наше здоровье. Я тоже считаю, что планирование рождаемости важно для страны. Я не собираюсь жениться, господин доктор, сделайте мне операцию. Я буду вам благодарен, но не трогайте моего племянника, его зовут Омпракаш и у него скоро свадьба. Пожалуйста, выслушайте меня, господин доктор, прошу вас.
Портных швырнули на столы и стянули с них штаны. Ишвар заплакал.
— Пожалуйста, доктор! Только не режьте племянника. Лучше мне все отрежьте. А племянника не трогайте! У него скоро свадьба.
Ом молчал, подавляя в себе унизительные просьбы о пощаде. Ему хотелось, чтобы дядя вел себя более достойно. Ветер слегка шевелил брезентовый потолок. Ом оцепенело слушал, как поскрипывают натяжные канаты, и смотрел на качающиеся лампочки.
Уже стемнело, когда медсестры помогли портным сойти со столов.
— Ой! — воскликнул Ом. — Больно!
— Еще несколько часов боль будет ощущаться — это нормально, — сказал врач.
Их повели, хромающих, по темному полю в послеоперационную палатку.
— А зачем нас здесь держат? — спросил Ишвар. — Разве нельзя идти домой?
— Можно, — сказала медсестра. — Но лучше немного отдохнуть.
Через несколько шагов боль усилилась, портные решили последовать совету сестры и легли на соломенные матрасы. Никто не обращал внимания на слезы Ишвара — горе и слезы были здесь обычным делом. Им дали воды и по два печенья.
— Все кончено, — плакал Ишвар, отдавая свои печенья Ому. — Теперь ни одна семья не отдаст нам свою дочь.
— Наплевать!
— Глупый мальчишка! Ничего ты не понимаешь! Я подвел твоего отца! Наш род оборвется. Это конец всему, все погибло!
— Может, для тебя погибло. Но у меня есть достоинство. Я не стану плакать, как малый ребенок.
Лежащий на соседнем тюфяке мужчина внимательно прислушивался к их разговору. Приподнявшись на локте, он сказал:
— Не плачь, брат! Я слышал, что эта операция обратима.
— Как это возможно? После того, как подрезали яички?
— Говорю, брат, возможно. Специалисты в больших городах могут все восстановить.
— Ты уверен?
— Абсолютно. Только это стоит дорого.
— Слышишь, Ом? Мы вылечим тебя. — Ишвар утер слезы. — Пусть дорого — заработаем. Будем шить для Дины-бай днем и ночью.
Ишвар повернулся к благодетелю, подарившему им надежду.
— Да возблагодарит тебя Всевышний! Может, и сам вылечишься.
— Мне не надо, — ответил мужчина. — У меня четверо детей. Год назад я сделал операцию по собственному желанию. А эти звери сегодня сделали мне ее повторно.
— Это все равно, что второй раз казнить мертвеца. Они что, тебя не послушали?
— Что можно сделать, брат, когда образованные люди ведут себя как дикари. Как с ними говорить? Когда сильные мира сего теряют разум, надежды нет. — Почувствовав резкую боль в промежности, мужчина снова лег.
Ишвар утер глаза и тоже лег. Дотянувшись до соседнего матраса, он погладил племяннику руку.
— Мальчик мой, оказывается, выход есть, не волнуйся. Вернемся домой, восстановим тебе семя и приедем жениться уже на следующий год. Тобой заинтересуются другие семьи. Может, к тому времени уже не будет чрезвычайного положения, и к правительству вернется благоразумие.