После обеда, когда все еще сидели за столом, Нусван, откашлявшись, заговорил:
— Мой долг как главы семьи сказать, что я не одобряю твои действия. Ты совершаешь большую ошибку, о которой потом пожалеешь. Знай, мир суров, но я не стану умолять тебя остаться. Если образумишься, двери моего дома всегда открыты для тебя.
— Благодарю тебя за эту речь, — сказала Дина.
— Ну что ж, издевайся надо мной. Ты всю жизнь этим занималась, к чему теперь прекращать? Помни, это твое решение, никто тебя не гонит. Я сделал все, что в моих силах, и родственникам не в чем меня упрекнуть. Я и в дальнейшем готов тебе помогать.
Вскоре и дети узнали, что тетя Дина уезжает. Поначалу они растерялись, а потом разгневались. Ксеркс спрятал ее сумку с криком: «Нет, тетя! Ты не бросишь нас!» Когда же она пригрозила, что уедет без сумки, Зарир в слезах вынул ее из тайника.
— Вы всегда сможете меня навещать, — успокаивала Дина племянников, обнимала их и утирала слезы. — По субботам и воскресеньям. Или на каникулах. Вот будет веселье! — Эта перспектива привела их в восторг, но они сказали, что хотели бы видеть ее каждый день.
На следующее утро после переезда Дина навестила родственников Рустама — дядю Дараба и тетю Ширин.
— Дараб! Только посмотри, кто к нам пришел! — взволнованно закричала тетя Ширин. — Наша дорогая Дина! Проходи, дитя мое, проходи!
Дядя Дараб вышел к ним еще в пижаме и обнял Дину, говоря, как они долго ждали ее.
— Прости за мой вид, — извинился он, садясь напротив и широко улыбаясь.
Дину, как обычно, тронула та радость, с какой старики ее встречали. Она словно купалась в их любви. Так в детстве мать в день рождения Дины устраивала ей молочную ванну, поливая дочь из чашки теплым молоком, а на его поверхности плавали лепестки розы. Молоко стекало по лицу, шее и груди девочки тонкими струйками — казавшимися особенно белыми на смуглой коже.
— Тяжелее всего, — рассказывала она, — было расставаться с мальчиками. Я очень привязалась к ним.
— Да, это всегда тяжело, — согласилась тетя Ширин. — Но Рустам говорил нам, что до твоего замужества брат часто унижал тебя.
— Нусван — не плохой человек, — слабо возразила Дина. — Просто у него свой взгляд на вещи.
— Да, конечно. — Тетя Ширин оценила ее преданность семье. — Но ты можешь остаться у нас. Мы всегда рады тебе.
— Нет, спасибо, — заторопилась Дина, боясь, что ее неправильно поймут. — Я приняла решение отныне жить в квартире Рустама. А к вам пришла за советом. Не могли бы вы помочь мне найти работу?
Дядя Дараб зашевелил губами, силясь проглотить разочарование от этих слов. Тихие, хлюпающие звуки нарушили тишину, в то время как тетя Ширин нервно теребила тряпку для вытирания пыли.
— Работу, — машинально повторила она, не в силах сосредоточиться. — Милая девочка… да, работу, ты должна работать. Дараб… какую работу? Что за работу мы можем найти?
Дина виновато ждала, что скажет дядя. Но тот по-прежнему не произнес ни слова.
— Пойди переоденься, — сердито проговорила тетя Ширин. — Почти полдень, а ты все в пижаме.
Дядя послушно встал и вышел из комнаты. Тетя Ширин отложила тряпку, провела руками по лицу и выпрямила спину. К моменту возвращения дяди Дараба, сменившего пижаму в синюю полоску на штаны цвета хаки и футболку, она уже кое-что придумала.
— Скажи мне, дочка, ты шить умеешь?
— Немного. Руби научила меня пользоваться швейной машинкой.
— Прекрасно. Тогда для тебя найдется работа. У меня есть лишний «зингер», я тебе его дам. Машинка старая, но служит хорошо.
Все годы, что муж служил в государственной железнодорожной компании, тетя Ширин обшивала соседей, тем самым пополняя семейный бюджет. Вещи она шила простые — пижамы, ночные рубашки, детские кофточки, простыни, наволочки, скатерти.
— Мы можем работать на пару, — предложила она Дине. — Работы хватит. Я уже не справляюсь со всеми заказами — ослабели глаза. Завтра и начнем.
Дина обняла тетю Ширин и дядю Дараба, взяла в руки сумочку и собралась уходить. Старики проводили ее до дверей, но шум на улице заставил их выйти на балкон. Марш протеста собрал много народа, толпа бурлила, заполнив все уличное пространство.
— Опять эта глупая демонстрация из-за языка, — разглядел дядя Дараб призывы на транспарантах. — Эти дураки хотят разделить страну по языковому принципу.
— Все хотят перемен, — сказала тетя Ширин. — Почему люди не научатся довольствоваться тем, что имеют. А сейчас вернемся в дом. Дине нельзя выходить. Весь транспорт стоит. — В ее голосе звучала чуть ли не радость. Ведь она могла наслаждаться общением с Диной еще два часа, пока на улицах не воцарился покой.
В течение нескольких дней тетя Ширин знакомила Дину с будущими клиентами. В каждом доме Дина с волнением стояла рядом с тетей, робко улыбалась и старалась запомнить имена и наставления по работе. Почти все новые заказы тетя Ширин передала ей.
Через неделю Дина запротестовала:
— Я не могу взять столько заказов и лишить вас заработка.
— Дитя мое, ничего ты меня не лишаешь. Нам двоим хватает и пенсии Дараба. Я и без того собиралась бросить шитье — трудно становится. Смотри, не забудь эту новую выкройку.
Помимо заказов, тетя Ширин снабдила Дину информацией о клиентах, которая могла бы помочь ей в общении с ними.
— Лучше всего иметь дело с семейством Мунши — всегда расплачиваются сразу. Парех — тоже ничего, но они торгуются. Проявляй твердость — говори, что это я устанавливаю расценки. Кто там еще? Ах да, мистер Савукшоу. У него проблемы со спиртным. К концу месяца у его несчастной жены почти не остается денег. Поэтому старайся получить аванс.
У семейства Сурти ситуация была уникальная. Когда супруги ссорились, жена переставала готовить, вытаскивала из шкафа белье мужа, все сжигала и, когда тот возвращался с работы, подавала ему на тарелке угольки и золу.
— В результате этих ссор у тебя появляется работа, — говорила тетя Ширин. — Каждые два-три месяца, после примирения, миссис Сурти заказывает в большом количестве новые пижамы. Делай вид, что это в порядке вещей, иначе заказов тебе больше не видать.
Собрание семейных портретов постепенно росло. Давар, Котвал, Мехта, Паврис, Ватча, Сервес — все эти семейства тетя Ширин подробно описала, составилось настоящее портфолио.
— Тебе, наверное, надоели эти подробности, — сказала она. — И последний совет, но самый важный: никогда не снимай мерки у мужчин на брюки. Лучше попроси образец для работы. Если это невозможно, снимай мерки в чьем-то присутствии — жены, матери или сестры. Иначе и опомниться не успеешь, как он покрутится туда-сюда и ткнется тебе в руку тем, чего ты не ждешь. Поверь мне, я однажды, когда была молодая и невинная, пережила очень неприятные минуты.
Эти слова не шли у Дины из головы, когда она познакомилась с Фредоном, одиноким холостяком. Тетя Ширин предупредила, чтобы Дина не ходила одна в его квартиру: «Хоть он и настоящий джентльмен, не забывай о злых языках. Наговорят всякого — и твоя репутация подмочена».
Злых языков Дина не боялась, да и Фредон не давал повода для беспокойства. Впрочем, попроси он ее снять мерки на брюки, она пулей бы вылетела из квартиры. Но для спокойствия тети Ширин, Дина говорила, что, кроме нее, в доме всегда есть кто-то из близких. Не уточняя, однако, что этот «кто-то» сам Фредон. Потому что он действительно скоро стал ей близким человеком. Чаще всего она шила ему короткие халаты, трусы, фартуки. Чтобы помочь Дине, Фредон заказывал ей одежду для детей друзей и родственников, которую дарил именинникам вместо конвертов с деньгами.
Их дружба крепла. Дина часто ходила с ним по магазинам, помогая выбрать ткани для подарков. Потом они пили в кондитерской чай с пирожными. Иногда Фредон приглашал ее к себе на обед, купив по дороге жареные бараньи отбивные или виндалу[25]. И уговаривал ее не бояться шить по новым выкройкам, увереннее держаться с клиентами и повышать расценки.
Прошло несколько месяцев, и Дина уже не сомневалась в своих способностях. Благодаря урокам невестки, шить было легко. А если возникали сложности, ей на помощь приходила тетя Ширин. Ее визиты доставляли старикам такую радость, что она навещала их регулярно, притворяясь, что испытывает затруднения то в одном, то в другом: иногда это был рюш на воротничках, или покрой реглан, или плиссировка.
Каждый день у Дины оставались после работы обрезки тканей, и тетя Ширин посоветовала их сохранять.
— Ничего не выбрасывай — помни, все может сгодиться. И эти обрезки тоже. — И она на глазах у Дины смастерила гигиеническую прокладку.
— Прекрасная мысль! — восхитилась Дина. Лишние траты были ей ни к чему. Прокладки из ткани не так хорошо впитывают влагу, как те, что она покупает, но домашние поделки можно чаще менять, ведь они ничего не стоят. Для пущей предосторожности в эти дни Дина носила темную юбку.
За работой время в маленькой квартирке летело быстро. Глаза и пальцы Дины были поглощены шитьем, но уши открыты разным звукам, долетавшим из соседних квартир. Дина собирала эти звуки, сортировала, возвращалась к ним снова и в конце концов создавала картину жизни чужих людей, подобно тому, как из выкроек создают одежду.
В отношении соседей Рустам придерживался твердого правила — не входить с ними в тесный контакт. Краткого приветствия при встрече («сахиби-салям») достаточно, говорил он, а то начнутся сплетни и слухи, и ситуация выйдет из-под контроля. Но мытье кухонной утвари, звонки в дверь, торговля с продавцами, звуки стирки — шлепанье и отбивание белья в мыльной воде, семейные ссоры, пререкания со слугами — это тоже походило на сплетни. Дина поняла, что звуки из ее квартиры могут рассказать и о ней кое-что соседям, если они станут к ним прислушиваться. Частной жизни нет, человеческое существование — непрерывный сольный концерт, которому внимает подневольная аудитория.
Иногда Дине приходила в голову мысль возобновить посещение бесплатных концертов, но что-то мешало ей. Нельзя цепляться за прошлое. Путь к обретению себя не проходит через прошлое.