Руки Дины дрожали, и ей стоило труда не сбиться с шагу. Она отошла в малолюдную часть двора у стены. Адвокатов здесь не было, и царила тишина. Вдоль огороженной территории стояли деревянные скамейки. Люди отдыхали на траве, дремали, положив под голову сандалии, чтоб было удобней и ради сохранности обуви. Кое-кто ел ланч из контейнера из нержавеющей стали. Мать чистила перочинным ножиком ребенку саподиллу[141] и кормила его сладкой коричневой мякотью. В знойном воздухе музыка из транзистора тихо жужжала, как стрекоза.
На потрескавшейся скамье сидел мужчина и смотрел на манговое дерево. Трое мальчишек кидали камни, стараясь попасть в твердый зеленый плод, а их родители дремали на лужайке. Их усилия увенчались успехом — одно манго упало на землю. Мальчики поочередно откусывали от него, морщась от кисловатого вкуса. С закрытыми глазами, содрогаясь от удовольствия, они вонзали зубы в плод, наслаждаясь его терпкой мякотью.
Мужчина на сломанной скамье кивнул и улыбнулся своим воспоминаниям, вызванным детскими забавами. Карман его рубашки был полон ручек, заключенных в пластиковый корпус. У ног стоял картонный прямоугольник площадью пятнадцать на десять дюймов, подпертый кирпичом.
Дина из любопытства подошла ближе и прочла надпись на картоне: Васантрао Валмик — B.A.Л.П.C. «Странно, — подумала Дина, — адвокат, а сидит здесь в бездействии и, похоже, этому рад. А так как на нем и пиджака черного нет, у него мало шансов на успех».
— От имени представителей моей профессии разрешите принести извинения за безобразное зрелище у входа в суд, — сказал мистер Валмик.
— Принимаю с благодарностью, — ответила Дина.
— Это я должен благодарить вас за то, что принимаете извинения. Позор! Я видел отсюда, как они напали на вас. — Мужчина расправил ноги, задел носком картонку, та упала. Он поправил картонку и снова закрепил ее кирпичом.
— С этой скамьи я много чего вижу каждый день. И ничто меня не радует. А чего можно ждать, когда судейство передано глупцам, а лидеры страны, отказавшись от мудрости и гуманного правления, превратились в трусов, стремящихся к власти и богатству. Наше общество прогнило сверху донизу.
Адвокат подвинулся на край ветхой скамейки, уступая Дине место на более надежной стороне.
— Присядьте, пожалуйста.
Дина села — на нее произвели большое впечатление слова и манеры незнакомца. Она чувствовала, что тот находится не на своем месте. Ему больше подошел бы со вкусом обставленный кабинет, стол из красного дерева, кожаное кресло и шкафы, полные ученых книг.
— На этой стороне спокойно, — сказала она.
— Да, и это замечательно. Семьи мирно отдыхают, пока Жернова Правосудия перемалывают их просьбы. Кто поверит, что этот чудный уголок на самом деле — жалкий театр, полный злобы и мести, потрескавшаяся сцена, где разыгрываются трагедии и фарсы? Кажется здесь — место для пикника, а не для сражения. Несколько месяцев тому назад я был свидетелем родов — женщина родила прямо здесь, и все прошло хорошо. Она не хотела ехать в больницу, боялась, что отложат ее дело. Она была моей клиенткой. И мы выиграли процесс.
— Так вы практикующий адвокат?
— Вот именно, — и он указал на объявление. — И притом квалифицированный. Хотя давным-давно, много лет тому назад, когда я был в колледже, мои однокурсники говорили, что учиться мне необязательно — я и так уже Л. П. С.
— А что это такое?
— Лорд Последней Скамейки, — ответил мистер Валмик улыбаясь. — Они наградили меня таким титулом, потому что я всегда сидел позади — оттуда я всех и все видел. И должен признаться, эта позиция позволила мне гораздо больше узнать о человеческой природе, чем лекции профессоров.
Он дотронулся до связки ручек в кармане рубашки, как бы желая убедиться, что они на месте и готовы к работе. Ручки ощетинились в пластиковом контейнере, словно трепещущие стрелы.
— И вот я здесь с новой степенью — Л.П.С., Лорд Последней Скамейки. И мое образование продолжается. — Он засмеялся, и Дина из вежливости к нему присоединилась. Шаткая скамейка задрожала.
— Но почему вы, мистер Валмик, не стараетесь заполучить клиентов, как другие адвокаты?
Адвокат поднял глаза на манговое дерево и сказал: «Я считаю такое поведение грубым, совершенно infra dig[142]». И тут же прибавил: «ниже моего достоинства», боясь, что Дина может счесть использование латинизма снобизмом.
— Но, сидя здесь, вы много не заработаете.
— Мне хватает. Капает понемногу. В конце концов люди находят меня. Вот такие, как вы, у которых вызывают отвращение эти грубияны от закона и вульгарная реклама. Конечно, не все они так плохи — некоторые просто отчаянно нуждаются в работе. — Он добродушно помахал проходившему мимо клерку и снова дотронулся до ручек. — Даже будь я способен на столь вульгарное поведение, мои голосовые связки не позволят мне участвовать в этом громогласном конкурсе. У меня серьезное заболевание связок. Если сильно повышу голос, могу потерять его окончательно.
— Какое несчастье!
— Не такое уж большое! — успокоил женщину Валмик. Искреннюю симпатию он считал большой драгоценностью и не поощрял ее излишнее расточительство. — Нет, это мне не мешает. Сейчас не требуется, чтобы голос адвоката зычно разносился по залу, окутывая судью и присяжных паутиной искусного словоблудия. — Он издал смешок. — Теперь не требуется Кларенс Дэрроу[143], да и «Обезьяньих процессов»[144] больше нет. Хотя обезьян достаточно, они есть в каждом зале суда, готовые за бананы и арахис защищать что угодно.
Адвокат тяжело вздохнул — сарказм сменился печалью.
— Что можно сказать, что можно думать, мадам, о состоянии нации, когда высший суд страны отрицает явную вину премьер-министра, когда все это, — и он показал на внушительное каменное здание, — превращается в цирк с дешевыми фокусами вместо того, чтобы дать жизнь чистому дыханию закона во имя могущества нации.
Тронутая его искренней болью Дина спросила: «Но почему Верховный суд допускает это?»
— Кто знает, мадам. Почему вокруг болезни, голод и страдания? Мы не можем ответить на «почему», а только на «как», «где» и «когда». Премьер-министр проиграла выборы, и закон тут же подправили. Ergo[145], она не виновна. Мы, простые смертные, должны смириться: прошлое находится вне нашей досягаемости, зато премьер-министр может обращаться с прошлым как пожелает.
Мистер Валмик внезапно замолк, вдруг осознав, что слишком увлекся своими измышлениями, в то время как рядом сидит потенциальный клиент.
— А что у вас за дело, мадам? Похоже, вы из местных ветеранов.
— Нет. Прежде я никогда не была в суде.
— Тогда вам можно позавидовать, — пробормотал мужчина. — Не хочу показаться любопытным, но неужели вы нуждаетесь в адвокате?
— Да. Дело касается моей квартиры. Проблемы начались девятнадцать лет назад после смерти моего мужа. — Дина рассказала мистеру Валмику все — первые претензии домовладельца через несколько месяцев после гибели Рустама в день их третьей годовщины, появление в доме портных и жильца, агрессивное поведение сборщика арендной платы, угрозы бандитов, покровительство Хозяина Нищих, его смерть.
Мистер Валмик сложил пальцы домиком и внимательно слушал. Он не шевелился и даже не сделал попытки прикоснуться к любимым ручкам. Дину поразило, как увлеченно он ее слушал — почти так же увлеченно, как прежде говорил.
Дина закончила, и адвокат разжал пальцы. Потом заговорил своим тихим голосом с легким намеком на хрип.
— Ситуация очень сложная. Понимаете, мадам, иногда кажется, что быстрее и эффективнее действовать ex curia[146]. Видя ее замешательство, он прибавил: — «То есть в обход закона. Но в конце это приводит к еще большим проблемам. Да, в наши дикие времена бандиты ужасно расплодились. Они правят балом. И кто осудит вас за то, что вы прибегли к их услуге? Кто захочет войти в запачканный Храм Справедливости, где покоится сама Справедливость, зарезанная ее же стражами? А теперь ее убийцы глумятся над священным таинством, продают ее тому, кто назначит б́о́льшую цену.
Дине захотелось, чтобы мистер Валмик перестал говорить в этой высокопарной манере. Поначалу она нравится, но потом утомляет. «Как же люди любят произносить речи, — подумала она. — Помпезностью и риторикой заражена вся нация — от министров до адвокатов, от налоговика до сборщика волос».
— Так, по-вашему, надежды нет? — перебила его Дина.
— Надежда есть всегда, она противовес отчаянию. Иначе мы бы погибли.
Мистер Валмик вынул из портфеля блокнот, любовно выбрал одну из многих ручек и начал писать.
— Будем надеяться, что тень справедливости еще бродит вокруг, желая помочь нам. Если приличный судья ознакомится с вашей жалобой и наложит запрет на всякие операции с квартирой, вас не тронут до начала судебного разбирательства. Как ваше имя, мадам?
— Миссис Далал. Дина Далал. А сколько вы берете за услуги?
— Сколько сможете заплатить. Поговорим об этом позже. — Он занес в блокнот фамилию домовладельца, адрес конторы и еще кое-какие существенные детали. — Мой совет — не оставляйте квартиру без надзора. Закон в девяти из десяти случаев на стороне владельца имущества. А бандиты в сущности трусы. Кто-нибудь может с вами пожить какое-то время — родственники или друзья?
— У меня никого нет.
— Значит, никого? Извините за вопрос. — Мистер Валмик замолчал, а потом разразился жутким приступом кашля. — Простите, — прохрипел он. — Видно, я уже израсходовал свою квоту на сегодняшний день.
— О боже, — испугалась Дина. — Кашель у вас и правда плохой.
— И это еще после лечения. — Голос адвоката прозвучал с оттенком некоторого самодовольства. — Слышали бы вы, как я говорил год назад. Пищал, как мышь.