— Да нет, все отлично, — заверил его Ишвар. — Так, прибрались немного.
— Вы взяли мою вещь, — и Наваз указал на щетку.
— Да, но мы…
— Нужно спрашивать, прежде чем что-то берешь, — грубо оборвал их Наваз и вернулся в дом.
Подождав, пока земля под навесом высохнет, дядя и племянник раскатали матрасы и одеяла. Шум в соседних постройках не ослабевал. Орало радио. Какой-то мужчина громко ругал и избивал женщину. Она криком звала на помощь. Он на мгновение остановился, но тут же продолжил избиение. Пьяный грязно ругался, вызывая громкий хохот окружающих. Скрежет машин не умолкал ни на секунду. Омпракаша заинтересовало мерцание в одном окне, он встал, заглянул внутрь и махнул рукой Ишвару — подойди! «Дордаршан»[53], — взволнованно прошептал он. Но через минуту-другую кто-то в комнате заметил, что они уставились в телевизор, и прогнал их.
Мужчины вернулись под навес, но спали плохо. Один раз их разбудил дикий визг, словно резали какое-то животное.
К утреннему чаю дядю с племянником не пригласили, что Ишвар счел оскорбительным.
— В этом городе другие порядки, — сказал он.
Они умылись, выпили воды и ждали, когда Наваз откроет ателье. Тот увидел их на ступеньках, они вытягивали шею, чтобы заглянуть внутрь.
— А, это вы… Что вам надо?
— Простите за беспокойство, но, может, вы не знаете, что мы тоже портные? — сказал Ишвар. — Можно нам шить для вас? В вашей мастерской? Дядя Ашраф сказал нам…
— Дело в том, что у нас самих мало работы, — произнес Наваз, возвращаясь в дом. — Поищите где-нибудь в другом месте.
Стоя на ступенях, Ишвар и Ом растерялись — неужели Наваз ничем больше не поможет? Но он вернулся через минуту с карандашом и бумагой, продиктовал названия мастерских по пошиву одежды и объяснил, как до них добраться. Они поблагодарили его за совет.
— Кстати, — сказал Ишвар, — мы слышали ночью страшные крики. Что бы это могло быть?
— Это все бродяги, что спят на тротуарах. Кто-то занял чужое место. Так они взяли кирпич и разнесли ему башку. Настоящие животные, эти бродяги. — Наваз окончательно скрылся за дверью, а портные отправились на поиски работы.
После чая в ларьке на углу улицы они провели бесполезный, жуткий день, разыскивая указанные Навазом места. Названия улиц часто просто отсутствовали, а то были закрыты политическими плакатами или объявлениями. Портным приходилось часто останавливаться и спрашивать дорогу у лавочников или развозчиков товаров.
Портные старались соблюдать инструкции, часто повторяющиеся на рекламных щитах: «Пешеходы! Ходите по тротуару!» Но это была трудная задача: продавцы ставили свои лотки прямо на асфальт. Поэтому они, как и все, шли по мостовой в страхе перед автомобилями и автобусами, с удивлением глядя на остальных людей, которые словно не замечали потока машин и обладали особым инстинктом в случае опасности отпрыгивать в сторону.
— Этому надо учиться, — произнес Ом с видом знатока.
— Учиться чему? Давить людей или чтоб тебя давили?
Однако единственный несчастный случай за весь день случился с ручной тележкой: лопнула веревка, удерживающая коробки, и они рассыпались по тротуару. Портные помогли хозяину снова наполнить тележку.
— А что гремит в коробках? — заинтересовался Ом.
— Кости, — ответил мужчина.
— Кости? Коров или буйволов?
— Человеческие. Такие, как у нас с вами. На экспорт. Это выгодный бизнес.
Ишвар и Омпракаш были рады, когда тележка отъехала.
— Знай я, что там внутри, ни за что бы не остановился, — сказал Ишвар.
К вечеру все адреса закончились, не принеся ни работы, ни надежды. Найти обратную дорогу к дому Наваза тоже оказалось трудно. Только утром портные проделали этот путь, но теперь они ничего не узнавали. Или, напротив, все казалось одинаковым. И то и другое сбивало с толку. Положение ухудшала приближавшаяся темнота. Щиты с кинорекламой, которые, они надеялись, станут опознавательными знаками, только вводили в заблуждение — слишком их было много. От рекламы «Бобби»[54] — поворот направо или налево? Идти на улочку, где на афише Амитабх Баччан[55] под градом пуль бьет ногой в лицо негодяя с пулеметом, или на ту, где он неотразимо улыбается скромной деревенской девушке?
Наконец, усталые и голодные, они нашли нужную улицу и заспорили, нужно ли купить еды перед тем, как залечь под навес.
— Лучше не надо, — решил Ишвар. — Если Наваз и его женушка собираются поужинать с нами, они могут обидеться. Может, вчера они были просто не готовы нас встретить.
Хозяин сидел за швейной машиной. Дядя с племянником приветственно ему помахали, но Наваз, похоже, их не заметил, и они пошли на задний двор.
— Я просто никакой, — сказал Омпракаш, раскатал постель и рухнул на нее.
Лежа на спине, они прислушивались к тому, что происходит на кухне. Журчала вода, звенели стаканы, что-то стучало. Потом послышался голос Наваза: «Мириам!» Женщина вышла из кухни, и портные не могли расслышать, что она говорит. Но сердитый голос Наваза звучал достаточно громко: «Говорю тебе — не надо!»
— Но это всего лишь чай, — оправдывалась Мириам. Теперь на кухню вышли оба — и муж, и жена.
— Послушай, женщина! Не спорь со мной! Нет — значит, нет! — Раздался звук пощечины, и Омпракаш вздрогнул. Женщина слабо вскрикнула. — Пусть идут в ресторан! А то избалуются и останутся тут навсегда.
Из-за рыданий Мириам портные смогли разобрать только отдельные слова: «Ну почему…» и еще «семейство Ашрафа…»
— Но не мое, — отрезал муж.
Портные поднялись с импровизированных постелей и отправились в ларек, где утром пили чай. После того, как они съели по пури-бхаджи[56], Омпракаш сказал: «Удивительно, что у дяди Ашрафа такой ужасный друг».
— Все люди разные. Кроме того, Наваз давно живет в городе и мог измениться. Многое зависит от того, где ты живешь, — хорошо это или плохо.
— Наверно, так и есть. Но дядя Ашраф от стыда бы сгорел, услышь он его слова. Жаль, что негде больше остановиться.
— Терпение, Ом. Это наш первый день. Мы скоро что-нибудь найдем.
Но за четыре недели поисков они только три дня проработали в месте под названием «Современная одежда». Владелец, мужчина по имени Дживан, нанял их, чтобы выполнить заказ в срок. Работа была несложная: дхоти[57] и рубашки — по сто штук каждого изделия.
— Это кому столько надо? — в изумлении спросил Ишвар.
Дживан провел несколько раз пальцем по сжатым губам, словно настраивал струны музыкального инструмента. Он всегда так делал, когда собирался произнести нечто, по его мнению, значительное.
— Только никому не говорите — эта одежда для подкупа. Ее заказал один человек, он участвует в дополнительных выборах, — сказал Дживан. — Кандидат хочет одарить важных людей из своего избирательного округа.
В «Современной одежде» было место только для одного портного, но Дживан воспользовался подпорками и переоборудовал мастерскую на троих. На высоте четырех футов от земли он положил доски, укрепив на стенах держателями, и получился временный второй этаж. Снизу доски удерживались бамбуковыми опорами. Дживан арендовал две швейные машины, водрузил их наверх и усадил там Ишвара и Ома.
С большой осторожностью сели они на табуретки.
— Не бойтесь, — сказал Дживан, настраивая губы. — С вами ничего не случится. Я не раз уже такое проделывал. Вот взгляните — я сижу точно под вами, и если вы рухнете, то и мне не сдобровать.
Сооружение было шаткое и отчаянно тряслось, когда работали педали. От уличного движения Ишвара и Ома подбрасывало на табуретках. Если где-то в здании хлопала дверь, ножницы громко отзывались. Но портные скоро смирились с неустойчивостью своего существования.
Проработав три дня по двадцать часов в сутки, они уже отвыкли от твердой земли — отсутствие вибрации казалось странным. Поблагодарив Дживана, они помогли ему разобрать второй этаж и еле дотащились назад — до своего места под навесом.
— Теперь отдыхать, — сказал Омпракаш. — Хочу спать целый день.
За то время, что они приходили в себя, Наваз несколько раз выходил к ним, всем своим видом выказывая неодобрение. Стоя у черного хода, он с видимым отвращением тихо говорил Мириам о ленивых и никчемных людях.
— Правду сказать, работа дается тем, кто действительно хочет работать, — изрек он. — А эти двое — бездельники.
Ишвар и Омпракаш настолько устали, что даже не могли возмущаться, не говоря уже о том, чтобы испытывать более сильные эмоции. День был им нужен для восстановления сил, а потом все пойдет как обычно: утром — в путь, и поиски работы до вечера.
— Кто знает, сколько нам придется терпеть этих двоих, — доносились жалобы из кухонного окна. Наваз даже не удосужился понизить голос. — Говорил я тебе — откажи Ашрафу. Но разве ты послушаешь?
— Они нам не мешают, — тихо проговорила жена. — Всего лишь…
— Поосторожней! Больно! Порежешь мне палец!
Ишвар и Омпракаш удивленно переглянулись, а Наваз продолжал жаловаться:
— Если б я захотел, чтоб у меня под навесом жили люди, я сдавал бы это место за хорошие деньги. Ты хоть знаешь, что долго держать чужих людей здесь опасно? Стоит им подать исковое заявление с просьбой оставить за ними этот участок, и нам придется объясняться в суде. Ну что ты творишь, чертовка, сказал же — будь осторожней! Этим лезвием ты сделаешь меня инвалидом!
Испуганные портные привстали.
— Пойду посмотрю, что там происходит, — прошептал Омпракаш.
На цыпочках он подошел к кухонному окну и заглянул внутрь. Наваз сидел на стуле, поставив ногу на скамеечку. Мириам, стоя перед ним на коленях, удаляла безопасной бритвой огрубевшую кожу и мозоли со стопы.
Пригнувшись, Омпракаш отошел от окна и рассказал об увиденном дяде. Они чуть не надорвали животы о