рите, что вам нужно, и я добиваюсь результата. — Мужчина снял очки, улыбнулся исключительно приветливо, но улыбку тут же стерла с его лица оглушительная серия из шести громких чиханий. Портные отпрыгнули, чтобы на них не попали брызги.
— Господин посредник, нам нужна всего лишь продовольственная карточка. А тот тип хочет в обмен на нее отнять наше мужское достоинство. Ничего себе выбор — еда или мужественность.
— Понимаю. Ему надо СПС.
— Да, он так это называл.
— Видите ли, с тех пор как ввели чрезвычайное положение, в департаменте новое правило: каждый чиновник должен уговаривать граждан на стерилизацию. Если он не отработает отведенную ему квоту, повышение ему не светит. Что тут поделаешь, бедняга тоже в ловушке, разве не так?
— Но это несправедливо по отношению к нам!
— Поэтому я сижу здесь. Укажите, какие имена нужно внести в продовольственную карточку — но не более шести, и напишите любой адрес. Это будет стоить всего двести рупий. Сто сейчас, сто — по результату.
— Но у нас нет столько денег.
— Будут деньги, приходите, — сказал посредник. — Я всегда здесь сижу. Пока существует правительство, работа у меня никогда не кончится. — И высморкавшись, мужчина вернулся на свое место.
Избрав короткий путь, предложенный Раджарамом, портные пошли вдоль платформы к исхоженному гравиевому спуску, провожая взглядом отошедший от станции и исчезавший в вечерних сумерках поезд.
— Усталый конь, почуяв стойло, бежит быстрее, — сказал Ишвар, и Ом согласно кивнул.
Они отработали первый день у Дины Далал и теперь, уставшие после десяти часов непрерывного стука швейной машины, шли среди устремленных к домашнему очагу людей и наслаждались вместе с ними этим священным переходом от усталости к надежде. Скоро наступит вечер, и они, позаимствовав у Раджарама примус, приготовят себе ужин. Потом будут строить планы и грезить о прекрасном будущем, пока не придет время снова идти утром на поезд.
Платформа заканчивалась покатым спуском туда, где у рельсов был насыпан гравий. Здесь в длиннющей чугунной ограде один из заостренных пиков, и без того разъеденный коррозией, был окончательно свернут человеческими руками.
Толпа мужчин и женщин медленно просачивалась сквозь зияющее отверстие далеко от выхода, где стояли контролеры. Другие, с резвостью безбилетников, бежали дальше по рельсам, больно раня на насыпи из гравия босые или почти босые ноги. Они бежали между рельсов, прыгая с одной обветшалой шпалы на другую, и только на безопасном расстоянии от станции перемахивали через забор.
Хотя у Ома был билет, душа его рвалась совершить такой же прыжок к свободе. Будь он один, обязательно присоединился бы к ним. Он искоса взглянул на дядю, который был ему больше чем дядя и которого он никогда не смог бы бросить. Торчащие пики забора казались в темноте проржавевшим оружием некой призрачной армии. А безбилетники — древним войском, прорвавшим оборону противника и теперь парящим над пиками, словно ему нет нужды возвращаться на землю.
Неожиданно из темноты материализовался отряд усталых полицейских и окружил толпу у дыры. Несколько полицейских без особого энтузиазма пустились вслед за лихачами, прыгающими через забор. Лишь один инспектор действовал энергично и, размахивая тростью, выкрикивал приказания, приободряя подчиненных.
— Всех перехватить! Живей! Живей! Живей! Никто не должен сбежать! Назад, на платформу, мошенники! Эй, ты! — указал он тростью на одного. — Остановись! Мы покажем вам, как ездить без билетов!
Попытки портных объяснить кому-нибудь, что билеты у них есть, потонули в общем гвалте.
— Послушайте, офицер, мы просто выбрали кратчайший путь, — умоляли они ближайшего полицейского, но их оттеснили вместе с остальными. Контролер укоряющее погрозил пальцем уныло тащившимся мимо пленникам.
Нарушителей запихнули в полицейский грузовик. Самых последних втиснули внутрь с помощью заднего откидного борта.
— Нам конец, — сказал кто-то. — Я слышал, во время чрезвычайного положения, проезд без билета карается недельным тюремным заключением.
Целый час они сидели без движения, обливаясь потом в грузовике, пока инспектор занимался какими-то делами в кассе. Затем грузовик тронулся по дороге от станции, за ним следовал джип инспектора. Через десять минут грузовик остановился на пустыре, и задний борт откинули.
— Вылезай! Все наружу! Быстрей! Быстрей! Быстрей! — кричал инспектор, у которого была явная склонность к утроению, и стегал тростью по шине.
— Мужчины — направо, женщины — налево!
Образовались две группы по шесть рядов в каждой.
— Внимание! Хватайтесь за уши! Валяйте! Хватайтесь! Хватайтесь! Хватайтесь! Чего вы ждете? А теперь сделайте пятьдесят приседаний! Раз! Два! Три! — Инспектор ходил между рядами, наблюдая, чтобы никто не отлынивал, и продолжал считать. Время от времени он резко поворачивался, чтобы проверить, все ли идет, как надо, и, если видел, что кто-то недостаточно низко приседает или отпустил уши, стегал таких тростью.
— …сорок восемь, сорок девять, пятьдесят! Достаточно! И если еще раз попадетесь, я заставлю вас вспомнить своих бабушек. А теперь марш по домам! Расходитесь! Чего вы ждете? По домам! По домам! По домам!
Толпа быстро рассосалась, отпуская шуточки по поводу наказания и самого инспектора.
— Раджарам — глупец, — сказал Ом. — Теперь никогда не буду его слушать. Сказал, что получить продовольственную карточку просто. Идти коротким путем — сэкономить время!
— Да ладно, ничего не случилось! — добродушно сказал Ишвар, хотя заварушка на станции и его сильно напугала. — Смотри, полицейские сократили нам путь, мы почти в поселке.
Портные перешли дорогу и продолжили путь к баракам. Показался знакомый щит, но теперь уже с другим плакатом.
— Что случилось? — сказал Ом. — Куда подевались «Современный хлеб» и «Масло “Амул”»?
Вместо них на щите был портрет премьер-министра с призывами: «Железная воля! Усердный труд! В этом наше спасение!» Именно этот портрет красовался почти на всех городских плакатах. Щеки премьера были того ярко-розового цвета, который любят использовать на киноафишах. Остальные детали портрета несли еще большие погрешности. От взгляда возникал зуд во всем теле, вызывая непреодолимое желание почесаться. Не была достигнута и цель художника — изобразить добрую улыбку, вместо этого на губах премьера застыла презрительная усмешка, в которой было что-то от суровости инструктора по строевой подготовке. А всем знакомая падающая на лоб седая прядь выглядела на черных волосах как помет очень крупной птицы.
— Взгляни, Ом. Когда ты сердишься, у тебя такое же кислое выражение лица.
Ому сначала польстило сравнение, а потом он рассмеялся. Вознесенное над землей властное лицо посылало холодное предупреждение громыхавшим по одну сторону поездам, а по другую — быстро катившим в облаках выхлопных газов автобусам и автомобилям. Портные устало потащились дальше — к барачному поселку.
Не успели они отпереть дверь, как тут же объявился сборщик волос.
— Ну, вы припозднились, шалуны, — пожурил он портных.
— Но…
— Да ладно. Я не в обиде. Это все временные трудности. Сейчас подогрею еду. Я выключил примус — овощи стали подсыхать. — Он на минуту скрылся в хижине и вернулся со сковородой и тремя тарелками. — Бхаджи[66] и чапати. И масала вада[67] собственного изобретения с манго чатни[68]. Надо же отметить ваш выход на работу.
— Столько хлопот из-за нас! — сказал Ишвар.
— Ничего особенного.
Раджарам быстро подогрел сковороду и раздал тарелки с аккуратно разложенными по кругу четырьмя видами еды. На сковороде осталось еще много овощей.
— Ты слишком много приготовил, — сказал Ишвар.
— Сегодня я заработал больше обычного, потому и купил столько овощей. И для них тоже. — И Раджарам локтем указал на еще одну лачугу. — У этого пьяницы дети всегда голодные.
Во время ужина портные рассказали о полицейской облаве на безбилетников. Приготовленный специально для них вкусный ужин изменил настрой Ома, и он рассказал об этом неприятном случае как о приключении.
Раджарам драматическим жестом приложил руку ко лбу.
— Какая глупость с моей стороны — я совершенно забыл вас предупредить. Просто облав не было много месяцев. — И он снова хлопнул себя по лбу. — Некоторые ездят всю жизнь без билета. А вас схватили в первый же день. Да еще и с билетами, — засмеялся он.
Оценив юмор ситуации, Ишвар и Ом тоже рассмеялись.
— Просто не повезло. Может, это связано с введением чрезвычайного положения.
— Все это сплошная показуха. Если введены строгие меры, тогда почему инспектор всех отпустил?
Пережевывая пищу, Раджарам задумался, потом принес всем по стакану воды.
— Может быть, у них не было выбора. Насколько я знаю, тюрьмы забиты врагами премьер-министра — профсоюзными деятелями, журналистами, учителями, студентами. В тюрьмах может не быть места.
Они все еще обсуждали этот инцидент, когда от колонки послышались радостные крики. В кране что-то забулькало! В такое позднее время! Затаив дыхание, люди смотрели на трубу. Скатилось несколько капель. Потом потекла тоненькая струйка. Все восторженно приветствовали вырвавшуюся наружу воду, как приветствуют победителя скачек. А струя набирала силу, и вот уже из крана хлынул поток. Чудо! Жители аплодировали и кричали от радости.
— Один раз такое уже было, — сказал Раджарам. — Наверно, водопроводчик ошибся и открыл не тот клапан.
— Хорошо бы ему почаще ошибаться, — заметил Ишвар.
Женщины с детьми на руках побежали к колонке, чтобы воспользоваться такой удачей. Малыши визжали от восторга от прохладной воды, стекавшей по их липкой коже. Дети постарше весело прыгали вокруг и пускались в немыслимые пляски, предвкушая настоящий душ вместо скудной кружки воды утром.