Хрупкое равновесие — страница 46 из 131

Иногда Бхану приводил с собой дочь Сорейю, ровесницу Манека. Тогда Манек делил время между работой и игрой. В полдень миссис Кохлах звала детей обедать. Сорейя стеснялась есть за столом — у них дома не было стульев. Не сразу — но наступил момент, когда девочка стала прибегать вместе с Манеком и с готовностью садилась на свое место. Бхану по-прежнему ел на улице.

Однажды Сорейя присела на корточки меж кустами на дальнем склоне. Манек немного подождал, а потом подошел ближе. Девочка ему улыбнулась. Услышав тихое журчание, он наклонился посмотреть. Маленькая струйка оставила на земле пенистую лужицу.

Манек расстегнул штаны и продемонстрировал водяную арку.

— Я могу делать пи-пи стоя, — похвалился он.

Девочка со смехом натянула трусики.

— Мой брат тоже может, у него тоже есть маленькая писулька, как у тебя.

С тех пор походы в кусты стали для них своего рода ритуалом, повторявшимся всякий раз, когда Сорейя приходила на работу с отцом. Со временем любопытство привело их к более подробному анатомическому обследованию.

— Что с вами? — спросила однажды миссис Кохлах, когда дети пришли пить чай. — Почему вы все время хихикаете?

С этого момента миссис Кохлах стала по воскресеньям следить из кухонного окна за их передвижениями и заметила, что парочка часто спускается по склону вниз и теряется из виду. Ее попытка незаметно подкрасться к ним провалилась. Дети еще издали услышали шаги и со смехом выбежали ей навстречу.

Позже миссис Кохлах поделилась своими подозрениями с мужем.

— Фарух, думаю, тебе надо присматривать за Манеком, когда приходит Сорейя.

— А что он натворил?

— Видишь ли, они уходят в кусты и… — она покраснела, — я ничего не видела, но…

— Вот негодник, — улыбнулся мистер Кохлах. Следующее воскресенье муж провел в саду, надзирая за работой Бхану и не упуская из внимания дальний склон. Всю оставшуюся часть года по воскресеньям он нес эту вахту. Детям приходилось идти на хитрости, чтобы скрыться от всевидящего ока отца.

Когда Манек закончил четвертый класс, мистер Кохлах стал задумываться, не отдать ли сына в частную школу. Качество обучения в местной школе оставляло желать лучшего. Бригадир Гревал и остальные советовали так и поступить.

— Хорошее образование — главное в жизни, — утверждали они.

До найденной частной школы надо было ехать восемь часов на автобусе. У Манека эти планы вызвали резкое неприятие. Даже сама мысль о том, что он будет жить вдали от своей вселенной — дома в горах, — вызывала у него панику.

— Мне нравится моя школа, — умолял он. — И тогда я не смогу работать в магазине.

— Не беспокойся о работе, тебе всего одиннадцать, — рассмеялся мистер Кохлах. — Получай удовольствие от своего возраста. Это так здорово — жить с ровесниками. Ты полюбишь новую школу. А магазин никуда не денется — будет ждать твоего приезда на каникулы.

Постепенно Манек привык к новым условиям, но так и не полюбил частную школу. В душе осталась боль измены. Дня не проходило, чтобы он не вспоминал родной дом, родителей, магазин, горы. Новые одноклассники очень отличались от тех мальчиков, которых он прежде знал. Они держались так, будто были выше и лучше него. Те, что постарше, говорили о девушках и щупали младших. Один старшеклассник показал Манеку колоду карт с голыми женщинами. Темные пятна между ног шокировали Манека. «Такого не может быть, эти картинки — подделка», — думал он, вспоминая гладкое, нежное и таинственное отверстие у Сорейи.

— Волосы обязательно должны быть, — сказал старший мальчик. — Фотографии самые настоящие. Вот смотри, сейчас увидишь. — Он снял штаны и показал черную поросль вокруг набухшего пениса.

— Но ты мальчик. Это ничего не доказывает, у девочек все иначе, — сказал Манек. Ему захотелось получше рассмотреть карты. Старшеклассник соглашался, но только при одном условии: он прижал к себе Манека и, постанывая, терся об него. «Какие странные звуки, — подумал Манек, — как будто ему хочется какать». Когда у старшеклассника штаны стали мокрыми, он отдал Манеку карты.

Манек приехал домой на праздник Дивали, и уже через два дня стал уговаривать родителей не отсылать его обратно в школу. Он изводил их просьбами до тех пор, пока отец не рассердился.

— Больше ни слова об этом, — отрезал мистер Кохлах.

Манек пошел спать, не пожелав родителям доброй ночи. Этот проступок долго мучил его, не давая уснуть. Когда пробило полночь, он почти решился идти в спальню родителей, чтобы извиниться за неподобающее поведение. Но гордость и страх вновь рассердить отца не позволили это сделать.

Утром Манек обнял стоявшую у плиты мать и прошептал ей слова приветствия, потом обошел стороной отца у окна и тихо сел на свое место.

— Его высочество еще дуется, — сказал отец с улыбкой.

Манек, нахмурившись, уставился в чашку. Боясь вновь вступать в спор, он улыбнулся в ответ.

Был воскресный день, и, как обычно, пришел работать Бхану. Сорейи с ним не было. Манек некоторое время слонялся неподалеку, а потом собрался с духом и спросил о девочке.

— Сорейя с матерью, — ответил Бхану. — Она теперь всегда при ней будет.

Манек почувствовал, что обрушилась еще одна часть его вселенной. После обеда он не вернулся в сад. Миссис Кохлах отвела сына в сторону и сказала, что ему стоит быть теплее с отцом, который так сильно его любит:

— Он посылает тебя в хорошую школу для твоего же блага. Тебе не стоит воспринимать это как наказание.

Вечером мистер Кохлах усадил сына на диван рядом с собой.

— Частная школа — это не навсегда, — сказал он. — Помни, мы с мамой скучаем больше твоего. Но у нас нет выбора. Ты ведь не хочешь остаться неучем, не уметь ни читать, ни писать, как несчастные гадди, которые живут впроголодь, пасут овец и коз, чтобы выжить. Помни, кто не спешит, тот опаздывает. Через шесть лет ты получишь диплом об окончании средней школы, и тогда тебе никуда не придется уезжать. Я передам тебе свое дело.

Манек выдавил из себя улыбку, а отец продолжал:

— И чем скорее это случится, тем лучше. Я смогу отдохнуть от дел и буду больше ходить пешком.

На следующий день за завтраком мистер Кохлах дал ему заветную большую чашку. Затем позволил сесть за кассу и отсчитывать сдачу покупателям. Весь оставшийся год память об этом дне придавала Манеку сил. Когда одиночество становилось невыносимым, он призывал на помощь счастливые воспоминания, и они помогали ему бороться с отчаянием и мрачными мыслями о своей отверженности.


* * *

Хотя поначалу шесть лет ужасали Манека и казались вечностью, но время постепенно отщелкало три года, и вот уже четырнадцатилетний Манек приехал домой на майские каникулы.

В тот год родители впервые на два дня оставили его одного, а сами уехали на свадьбу. Вместо того чтобы закрыть магазин, а Манека временно поселить у соседей, мистер Кохлах решил доставить ему удовольствие, предоставив одному работать в магазине.

— Просто делай то же самое, что и мы, — сказал отец. — И все пойдет, как по маслу. Не забудь сосчитать ящики с бутылками у шофера. И позвони насчет завтрашнего молока — это очень важно. Возникнут проблемы, звони дяде Гревалу. Я попросил его зайти к тебе в конце дня. — Мистер и миссис Кохлах еще раз вместе с Манеком обошли магазин, последний раз наставляя сына, и уехали.

День прошел как обычно. От покупателей то отбою не было, то наступали периоды затишья, во время которых Манек протирал витрины и стеклянные контейнеры, смахивал пыль с полок, вытирал прилавок. Покупатели интересовались, что случилось с родителями, и хвалили его за толковость.

— Только взгляните, какой порядок у этого мальчугана. Он заслуживает награды.

— Теперь Фарух и Абан, если захотят, могут уходить на покой, — сказал бригадир Гревал. — Беспокоиться не о чем — оборону несет фельдмаршал Манек. — При этих словах все добродушно рассмеялись.

Вечером, когда сгустились сумерки и площадь опустела, Манек, испытывая гордость за прошедший день, пошел включить свет на крыльце. Пришло время открыть кассу, сосчитать деньги и записать приход в конторскую книгу. С крыльца был хорошо виден интерьер магазина, и Манек задержался, оценивая картину. Большой стеклянный контейнер с мылом и порошком посреди магазина смотрелся бы лучше впереди. А старый, потертый и поцарапанный столик для газет лучше бы передвинуть от входа в сторону.

Пока Манек разогревал ужин, эта мысль не отпускала его, целиком захватив воображение. Чем больше он об этом думал, тем больше хотелось ему красиво переоборудовать интерьер. Он без труда справиться один. Вот удивятся родители, когда приедут!

После ужина Манек вернулся в темный магазин, зажег свет и сдвинул старый столик с прежнего места. С контейнером — тяжелым и громоздким — было сложнее управиться. Манек вытащил из него все, что там находилось, и медленно передвинул на новое место. Затем снова наполнил его банками и коробками, только теперь не свалил все в беспорядке, а расставил их в виде забавных пирамидок и спиралей. «Прекрасно», — подумал он и, любуясь, отступил на шаг, и только потом пошел спать.

На следующий вечер мистер Кохлах вернулся домой, пришел в магазин и увидел перемены. Не поздоровавшись с сыном и не спросив, как идут дела, он попросил Манека закрыть дверь и повесить объявление: «Не работаем».

— Но до конца рабочего дня еще целый час, — сказал Манек, с нетерпением ждущий похвалы отца.

— Знаю. И все-таки закрой. — Манек закрыл дверь, и тогда отец потребовал все вернуть на свое место. Голос отца звучал сухо.

Манек предпочел бы, чтоб отец его отругал, дал пощечину или наказал каким-то другим образом. Но этот презрительный взгляд, молчание — вот, что было ужасно. Радость на лице мальчика сменилась недоумением и болью, глаза наполнились слезами.

Мать поспешила вмешаться:

— Но Фарух, разве Манек не изменил все к лучшему?

— Дело не в этом. Уехав на два дня, мы дали ему определенные инструкции. И что, разве он оправдал наше доверие? Ему следовало соблюдать дисциплину и точно следовать указаниям, а не наводить здесь красоту.