В ходе обыска на квартире Блюма были обнаружены «доказательства» его причастности к организации фашистского кружка, вовлечения в него инвалидов. А дальше расследование разматывалось в духе того времени. Немецкого еврея обвинили в привлечении глухонемых к шпионажу. Да еще где — на объектах оборонной промышленности и даже в подготовке терактов на площади у Смольного и на Красной площади. По указанию начальника Управления НКВД Л. М. Заковского (Генриха Штубиса), выдвиженца троцкиста Ягоды, для усиления материалов дела в городе было арестовано несколько десятков глухонемых. В Москву на Лубянку Ежову была направлена телеграмма об изъятии следователями якобы несколько сотен портретов Гитлера. В результате этого «расследования» были расстреляны 34 человека, 19 отправились в лагеря.
В 1938 году, с приходом к руководству НКВД СССР Л. П. Берии, казнили и самого Леонида Заковского…
В Воронеже в 1947 году учениками девятого класса мужской средней школы Борисом Батуевым, Юрием Киселевым и Игорем Злотником была учреждена организация под претензионным названием «Коммунистическая Партия Молодежи» (КПМ). Было создано Бюро КПМ, в которое вошли: Борис Батуев — первый секретарь, Анатолий Жигулин-Раевский — секретарь по идеологии, Юрий Киселев — начальник особого отдела и Игорь Злотник — хранитель денежного фонда КПМ. Кстати, отец Батуева был вторым секретарем местного обкома партии. За организацию низовых ячеек отвечал Аркадий Чижов.
Осенью 1948 года юноши утвердили Программу КПМ с задачей изучения и распространения в массах подлинного марксистско-ленинского учения с антисталинской направленностью. Символом КПМ был красный флажок с профилем Ленина. Существовали членские билеты с девизом «Борьба и победа!». Был издан и первый номер журнала «Спартак», а также литературный буклет «Во весь голос». Гимном Бюро КПМ утвердили «Интернационал».
В своей книге «Черные камни», написанной после отбытия тюремного заключения на Колыме, Анатолий Жигулин описал одно из партийных собраний. На нем одна из девушек заявила, что члены КПМ должны окончить университет, вступить в партию, занять там ключевые посты и потом попытаться провести медленные изменения в социально-политической жизни страны.
Жигулин ответил ей:
— Нет-нет, изменения должны быть более скорыми и более радикальными.
Кстати, Анатолий Жигулин станет известным поэтом и получит литературную премию. Он являлся отпрыском героя Бородинской битвы генерала Раевского.
На юношеский порыв максималистов власть ответила массовыми арестами членов партии КПМ. После отбытия наказания отдельные руководители остались живы и с появлением хрущевской «оттепели» перестроились. Но, наверное, ненадолго — колесо власти покатилось в том же направлении, как оно бежало и при Сталине.
В марте 1951 года министр госбезопасности генерал-полковник В. С. Абакумов стал поочередно вызывать на допрос членов молодежной организации «Союз борьбы за дело революции» (СДР). В нее входили школьники 9–10 классов и студенты первых курсов ВУЗов. Это были ребята 15–17 лет от роду. Один из участников СДР Владимир Захарович Мельников рассказывал, что «…молодежная антисоветская организация в центре Москвы, да еще полностью состоящая из евреев в то время, когда государственный антисемитизм в стране бушевал вовсю, и Абакумов об этом знал лучше, чем кто-либо другой. Некоторых сажали и придумывали им политические и не политические преступления, а в нашем случае — еще с оружием, это вызвало у него интерес. Этим объясняется желание самому допросить нас и составить собственное мнение об опасности, ведь он то знал, и опять лучше других, цену протоколам и методам их получения. И он увидел нормальных молодых людей, не озлобленных, не фанатичных, может даже слабых. Доброжелательность друг к другу, влюбленность, как и положено в восемнадцать лет. Именно этим и были вызваны вопросы, кто за кем ухаживает, кто в кого влюблен. Никакой террористической угрозы Абакумов в нас не разглядел, так как ее и не было».
Следователь МГБ подполковник Евдокимов, разобравшись в сути материалов СДР, в какой-то момент признался, что родителям их «надо было пороть» и «драть за косы».
В таком ракурсе он и доложил руководству. После чего расследование дела СДР было спущено на тормозах. Оно затухало. Ребят, конечно, перепугали вызовы в ЧК, да еще на Лубянку. Так продолжалось до середины 1951 года, когда в МГБ развернулась кардинальная чистка аппарата. Поводом к этому послужило уже упоминаемое письмо, направленное 2 июня Сталину следователем по особо важным делам подполковником Рюминым. В письме он обвинил руководство МГБ, и прежде всего, министра Абакумова, «в сознательном укрывательстве террористических замыслов еврейских националистов и вражеской агентуры». Помимо прочих дел, Рюмин уличил своего высокого начальника в том, что тот «намеренно свернул расследование дела антисоветской молодежной организации троцкистского типа, известной как «Союз борьбы за дело революций» (СДР). В конце письма по этому делу он добавил:
«Деятельность такой преступной организации Абакумов пытался представить как безобидную игру детей в политику».
Рюмин умышленно вставил, что СДР носила троцкистский характер. Вполне понятно, кто для Сталина был Троцкий — равносилен красной тряпке для быка.
Донос Рюмина на Абакумова был передан из рук в руки кем-то из секретарей ЦК. А дальше Маленков и Берия, давно мечтая расправиться с ненавистным им Абакумовым, убедили Сталина, что руководителю МГБ нельзя больше доверять.
— Он — неуч, замахнулся на вашу безопасность, товарищ Сталин, на единство нашей партию и целостность советского государства. Он — враг народа, — тихо щебетал лукавый царедворец.
Берия кивал в знак согласия, а потом вывалил:
— Товарищ Сталин, все дела, проводимые нами по особо опасным преступлениям с суровыми приговорами, Абакумов взвалил на ЦК и на вас лично.
Сталин встал со стула и прошелся в мягких хромовых чувяках мимо Маленкова и Берии с трубкой в руке. Потом остановился и задал неудобный вопрос обоим.
— А пачему об этом перерождении таварища Абакумова вы не докладывали раньше? А вот коммунист подполковник Рюмин оказался на высоте. Среагировал!
— ???
— Вы свободны.
Он подошел к столу, удобно усадил отяжелевшее из-за возраста тело на стул, отодвинул подальше от себя кипу бумаг и снова взял письмо Рюмина в руки. Пробежал еще раз внимательно по строчкам рюминского пасквиля… Тяжело вздохнул. И ему почему-то вспомнились слова, сказанные в беседе с немецким евреем-писателем Леоном Фейхтвангером в 1937 году, когда он резонно заметил, что среди тех, кто громче других восхваляет меня, могут быть злейшие враги Сталина.
Он не ошибся — в их число история записала Хрущева, Маленкова, Берию и даже Жукова, который хоть и любил резать правду матку в глаза, но после смерти вождя в угоду нового хозяина Кремля пытался ему помочь в некотором очернении роли Верховного в войне. Тем самым он лишний раз хотел выделить себя. Это его не красило, война и так его выделила в отряд великих полководцев СССР.
Вот почему Хрущев заявлял, что Сталин воевал по глобусу и никаких десяти сталинских ударов не существовало. Как не назови — они были. И были полководцы вровень с Жуковым. Недаром Сталин называл Рокоссовского «советским Суворовым».
Когда на одном из банкетов после смерти вождя нетрезвый Н. С. Хрущев подошел к маршалу и почти в приказном порядке потребовал (просьбы там не было) написать пасквиль на Верховного, К. К. Рокоссовский ответил:
— Иосиф Виссарионович для меня святой!
На следующий день Константин Константинович, придя на службу — он находился в то время на должности заместителя министра обороны — обнаружил на своей двери табличку: «Москаленко К. С.».
Месть? Да!
До этого дня, с 1949-го по 1956 год Рокоссовский был министром Национальной обороны Польской Народной Республики (ПНР). На этой должности ему было присвоено звание Маршал Польши. Видному военному контрразведчику генерал-лейтенанту Н. И. Железникову, верному другу маршала, К. К. Рокоссовский признавался:
«Я самый несчастный Маршал Советского Союза. В России меня считали поляком, а в Польше — русским. Я должен был брать Берлин, я был ближе всех. Но позвонил Сталин и говорит: «Берлин будет брать Жуков». Я спросил, за что такая немилость? Сталин ответил: «Не немилость, это — политика».
Жизненный мир человека создан в белом исполнении, мы сами его раскрашиваем. Но нередко наши недоброжелатели добавляют ему черные тона. Жизнь у каждого своя. Но часто от того, что не получилось или получилось коряво, ошибочно, ущербно, могут пострадать и нередко страдают окружающие нас люди. Поэтому каждому, особенно из высоких чиновников, надо делать как можно меньше ошибок и принимать взвешенные решения. Их ошибки могут страшно гипертрофироваться и ущемлять людей.
В период с 1944-го по 1947 год на Украине в результате «судебной ошибки» были необоснованно осуждены по подозрению в принадлежности к немецкой разведке более ста юношей-одногодок Снигиревского и Николаевского районов Николаевской области.
Весной 1944 года эти школьники старших классов были насильственно мобилизованы немецкими властями на земляные работы в батальон аэродромного обслуживания с подпиской о неразглашении увиденного на аэродроме. При первой возможности они эти работы покинули и разбежались. С освобождением Николаевской области все они были призваны в части Красной армии.
Следователь военной прокуратуры, ведший дело на 2 агентов немецкой разведки, завербованных из числа призванных на земляные работы, в протоколе допроса превратил батальон аэродромного обслуживания в разведывательный орган Абвера. В таком качестве все они были объявлены во всесоюзный розыск, разысканы, арестованы и осуждены Военным трибуналом.
Сколько не обращались необоснованно осужденные, их родители и парторганы Николаевской области с ходатайством пересмотреть их дела, из органов прокуратуры заявителям каждый раз поступал трафаретный ответ: «Осуждены правильно