Хрущев. От пастуха до секретаря ЦК — страница 28 из 73

Хотя Хрущев создавал впоследствии впечатление, что он, как мог боролся против Сталина в ходе репрессий 1937 – 1938 годов, на самом деле в эту пору он пользовался полным доверием Сталина. Не случайно свою известную речь 11 декабря 1937 года перед избирателями Сталинского избирательного округа И.В.Сталин открыл фразой: "Товарищи, признаться я не имел намерения выступать. Но наш уважаемый Никита Сергеевич, можно сказать, силком притащил сюда, на собрание: скажи, говорит, хорошую речь". (Заметную роль в это время играл и член Политбюро А.И.Микоян. Через девять дней после речи Сталина, Микоян с той же трибуны в Большом театре выступил с докладом "Каждый гражданин должен быть чекистом" по случаю ХХ-летия ВЧК. Впоследствии оба руководителя стали главными обличителями "беззаконий 37-го года".)

В обстановке, когда многих партийных руководителей снимали с высоких должностей, а затем арестовывали, сажали в лагеря или расстреливали, Хрущев уверено продвигался вперед. Он сумел оказаться на гребне той волны, которая сметала многих из правящей элиты, и старался удержаться на этом гребне. На январском (1938) пленуме ЦК ВКП(б) П.П.Постышев был освобожден от обязанностей кандидата в члены Политбюро, а на его место был избран Н.С.Хрущев. Теперь фамилию Хрущева перечисляли в списке "вождей" Советской страны следом за кандидатом в члены Политбюро Н.И.Ежовым.

Глава 8. Первый на Украине

Однако, войдя в состав высшего совета партии и страны в качестве кандидата, Хрущев не сохранил свой пост секретаря Московской партийной организации. Он вспоминал: "1938 год. Вызывает меня Сталин и говорит: "Мы хотим послать Вас на Украину, чтобы Вы возглавили там партийную организацию. Косиор перейдет в Москву к Молотову первым заместителем Председателя Совета Народных Комиссаров и председателем Комиссии советского контроля". Я стал отказываться, так как знал Украину и считал, что не справлюсь: слишком велика шапка, не по мне она. Я просил не посылать меня, потому что не подготовлен к тому, чтобы занять такой пост. Сталин начал меня подбадривать. Тогда я ответил: "Кроме того, существует и национальный вопрос. Я человек русский; хотя и понимаю украинский язык, но не так, как нужно руководителю. Говорить на украинском я совсем не могу, а это тоже большой минус. Украинцы, особенно интеллигенция, могут принять меня очень холодно, и я бы не хотел ставить себя в такое положение". Сталин: "Нет, что Вы! Косиор – вообще поляк. Почему поляк для украинцев лучше, чем русский?" Я ответил: "Косиор – поляк, но он знает украинский язык и может выступать на украинском языке, а я не могу. Кроме того, у Косиора больше опыта". Однако Сталин уже принял решение и твердо сказал, что я должен работать на Украине. "Хорошо, – ответил я, – постараюсь все сделать, чтобы оправдать доверие".

Разумеется, Хрущев имел основание настаивать на том, что для руководства Украиной лучше назначить украинца. Долгая жизнь в Донбассе, где у Хрущева было немало друзей украинцев, несколько месяцев пребывания в Киеве, и, самое главное, постоянное общение с женой-украинкой могли убедить Хрущева в необходимости учитывать языковые, культурные, психологические отличия украинского народа от русского, особенно находясь на посту первого лица в этой республике. Хрущев не случайно подчеркивал особые трудности в общении с украинской интеллигенции, прилагавшей усилия по отстаиванию этнокультурной самобытности украинского народа. Но некоторые аргументы, выдвинутые им в разговоре со Сталиным, представляются не слишком убедительными. Почему руководство Москвой и Московской областью не казалось ему "великой шапкой"?

Скорее всего Хрущев опасался занимать столь ответственный пост на Украине, прекрасно понимая особенности тогдашней политической ситуации. В бурные месяцы 1937-1938 годов можно было легко занять престижный пост руководителя области или республики, и не только легко потерять его, но и расстаться с жизнью. Для того, чтобы уцелеть в водовороте интриг, надо было завоевать доверие людей, с которыми предстояло Хрущеву работать. А Хрущев не мог быстро обрести на Украине надежных друзей, особенно во времена, отмеченные тотальным недоверием.

Поэтому Хрущев решил взять на Украину тех, кого рекомендовали ему лица, отвечавшие за проведение "большой чистки" партии. Хрущев решил посоветоваться с Г.М.Маленковым. Роль этого партийного руководителя в течение 1937 года заметно выросла. В январе 1938 года на Пленуме ЦК Маленков по результатам своих инспекционных поездок выступил с докладом "Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии и формально-бюрократическом отношении к аппеляциям исключенных из ВКП(б) и о мерах по устранению этих недостатков". Следствием доклада Маленкова явилось постановление пленума ЦК, в котором приводились критические высказывание Сталина на февральско-мартовском пленуме 1937 года по поводу "бездушного отношения к людям" в ходе огульных исключений из партии. В постановлении осуждались "отдельные карьеристы-коммунисты, старающиеся отличиться и выдвинуться на исключениях из партии, на репрессиях против членов партии, старающиеся застраховать себя от возможных обвинений в недостатке бдительности путем применения огульных репрессий против членов партии". Некоторые примеры такого рода были взяты из практики КП(б) Украины.

Хотя пленум не остановил массовые репрессии, доклад Маленкова и принятая по нему резолюция явились прелюдией к завершению "ежовщины". Хрущев еще не осознал всех последствий пленума, но уже понял возросшую роль Маленкова. Хрущев вспоминал: "Я попросил Маленкова подобрать мне нескольких украинцев из Московской партийной организации (там их было много) или из аппарата Центрального комитета партии. Это было необходимо, потому что мне сказали, что на Украине из-за арестов сейчас нет ни одного председателя облисполкома и даже председателя Совнаркома (есть его первый заместитель), нет заведующих отделами обкомов и горкомов партии, а в ЦК КП(б)У – ни одного заведующего отделом. Стали подбирать второго секретаря. Вторым секретарем Маленков назвал товарища Бурмистенко. Бурмистенко являлся заместителем Маленкова, который руководил тогда кадрами ЦК ВКП(б). Бурмистенко я знал мало. Познакомился. Он произвел на меня очень хорошее впечатление, мы сошлись характерами. Я дал Бурмистенко поручение подобрать людей, которых можно было бы взять с собой, человек 15 – 20". Таким образом, Хрущев в подборе своей "команды" всецело полагался на "восходившую звезду" – Маленкова, и уже не прибегал к помощи своего былого покровителя – Кагановича.

Прибыв в Киев, Хрущев посетил тогдашнего первого секретаря ЦК КП(б)У С.Косиора, который, по словам Хрущева, "проинформировал нас о сложившейся обстановке и познакомил с кадрами, которые сохранились". Вскоре состоялся пленум ЦК, на котором Хрущева и Бурмистенко кооптировали в состав ЦК КП(б)У, избрали в состав украинского Политбюро и секретарями ЦК. Косиора освободили от обязанностей первого секретаря в связи с назначением в Москву. Правда, С.Косиор недолго занимал пост заместителя председателя Совнаркома СССР, так как в апреле 1938 года он был арестован.

Хотя впоследствии Хрущев постарался создать впечатление, что с его приходом к власти репрессии прекратились, на самом деле они развернулись с новой силой. Еще до ареста Косиора Хрущев активно начал преследовать тех, кого считали "людьми Косиора". Арестованных обвиняли в шпионаже в пользу Германии и Польши. Позже Хрущев писал: "В каждом человеке польской национальности усматривали агента Пилсудского или провокатора". Впрочем, подозрения могли вызвать и люди, не являвшиеся поляками. Ежов, например, заподозрил, что руководитель Днепропетровской области Задионченко, "украинизировавший" свою фамилию Зайончик, был на самом деле поляком. Хрущеву пришлось доказывать, что Задионченко не поляк, а еврей, и даже утверждал, что "мы знаем синагогу, где совершался еврейский обряд при рождении мальчика".

Однако из многочисленных рассказов Хрущева о надуманных обвинениях тех лет нельзя ничего узнать о его немалом вкладе в осуществлении репрессий 1938 года на Украине. В справке комиссии Политбюро 1988 года говорилось: "Лично Хрущевым было санкционированы репрессии в отношении нескольких сот человек… Летом 1938 года с санкции Хрущева была арестована большая группа руководящих работников партийных, советских, хозяйственных органов и в их числе заместители председателя Совнаркома УССР, наркомы, заместители наркомов, секретари областных комитетов партии. Все они были осуждены к высшей мере наказания и длительным срокам заключения".

Таубмэн констатирует, что при Хрущеве были арестованы все члены украинского политбюро, оргбюро и секретариата ЦК компартии. Все украинское правительство было смещено, все партийные руководители областей и их заместители были смещены, сняты все руководители военных округов РККА. Из 86 членов ЦК избранных в июне 1938 года, только трое уцелело через год. В 1938 году, то есть в первый год пребывания Хрущева на первом посту на Украине, в республике по политическим мотивам было 106 119 человек было арестовано. Всего с 1938 по 1940 год там было арестовано 165 565 человек. Однако далеко не все аресты, которые требовал Хрущев, были санкционированы в Москве. В 1938 году Хрущев послал жалобу Сталину: "Украина ежемесячно посылает 17-18 тысяч репрессированных, а Москва утверждает не более 2-3 тысяч. Прошу принять срочные меры".

Главным помощником Хрущева в осуществлении репрессий стал новый нарком внутренних дел УССР Успенский. П.Судоплатов подчеркивал, что Хрущев "взял с собой на Украину" Успенского "в качестве главы НКВД. В Москве он возглавлял управление НКВД по городу и области и работал непосредственно под началом Хрущева… Успенский несет ответственность за массовые пытки и репрессии, а что касается Хрущева, то он был одним из немногих членов Политбюро, кто лично участвовал вместе с Успенским в допросах арестованных".

Поэтому бегство Успенского, который почувствовал, что его могут арестовать за осуществление незаконных репрессий, серьезно ударило и по Хрущеву. После того, как Успенский был обнаружен и арестован, он, по свидетельству Судоплатова, "во время допроса показал, что они с Хрущевым были близки, дружили домами". Поэтому, когда приговоренная к смертной казни за пособничество мужу в побеге супруга Успенского написала прошение о помиловании, Хрущев, как писал Судоплатов, "рекомендовал Президиуму Верховного Совета отклонить ее просьбу". Как отмечал Судоплатов, такое "вмешательство" было "способом избавления от нежелательных свидетелей".