Ощущая непрочность своих позиций, Маленков поневоле опирался на Берию. Маленков поддерживал инициативы Берии, так как они могли поднять популярность нового руководства, как среди ряда категорий населения страны (от освобождаемых заключенных и подследственных до партийных верхов в ряде союзных республик), так и среди всего советского народа (радикальное прекращение ряда дорогостоящих строек позволило бы направить средства для производства потребительских товаров). Возможно, что Маленков решил использовать Берию как мощного союзника, возглавившего аппарат всеобъемлющего контроля над обществом и, в том числе над членами Президиума, и способного быстро раздавить любое выступление против Маленкова. При этом не исключено, что Маленков вспоминал 1938 год, когда он, сотрудничая с Ежовым, поднялся к высокой власти, а затем, опираясь на поддержку Берии, смог устранить Ежова.
Однако Маленков вероятно осознавал, что пост, который занимал Берия позволял ему попытаться захватить власть. Даже после назначения во главе МГБ СССР в 1952 году кадрового партийного деятеля С.Д.Игнатьева руководство страны продолжало испытывать неудовлетворение бесконтрольностью органов безопасности. Принятое 4 декабря 1952 года по инициативе И.В.Сталина постановление ЦК КПСС призывало "решительно покончить с бесконтрольностью в деятельности органов Министерства государственной безопасности и поставить их работу в центре и на местах под систематический и постоянный контроль". Теперь, избавившись от какого-либо контроля над МВД СССР, Л.П.Берия фактически стал "серым кардиналом" и использовал свое положение для навязывания своих инициатив руководству страны.
И все же не все предложения Берии безропотно принимались руководством страны. Когда Берия стал настаивать на отказе от решения о строительстве социализма в ГДР, принятом при Сталине, ему стали возражать. По словам Хрущева, это предложение Берии получило поддержку Маленкова, но встретило сопротивление Молотова, а также Булганина. Последний выдвинул ряд веских аргументов против вывода советских войск из Восточной Германии с военно-стратегической точки зрения. По воспоминаниям Хрущева, после заседания Берия звонил Булганину и угрожал, что его снимут с поста министра обороны. Маленков полностью поддержал Берию.
В этой сложной борьбе вокруг формирования политики страны немалую роль играл третий член триумвирата – Хрущев. В эти дни Берия стремился заручиться его поддержкой. По словам Хрущева, уже "во время похорон Сталина и после них Берия проявлял ко мне большое внимание, выказывал свое уважение… Он вовсе не порывал демонстративно дружеских связей с Маленковым, но вдруг начал устанавливать дружеские отношения и со мной". Такое отношение Берии устраивало Хрущева, положение которого в правительственной иерархии было неопределенным, а потому не слишком устойчивым.
Между тем Маленков, который полностью поддерживал инициативы Берии, видимо осознавал, что его инертность может привести к утрате им руководящего положения. Подозрения Маленкова в отношении Берии усиливались. Излагая взгляды своего отца, А.Г.Маленков утверждал, что в начале лета 1953 года Л.П.Берия стал готовить "дворцовый переворот. Но как его осуществить, если армия, во главе которой, по существу, стоял теперь Г.К.Жуков, наверняка выступит на стороне отца? Осталась единственная возможность: использовать ненависть к отцу со стороны… Молотова, Кагановича, Ворошилова,… и, опираясь на поддержку Хрущева и Булганина, добиться на заседании Президиума осуждения Маленкова и здесь же силами военных, лично преданных Булганину и Хрущеву, арестовать его с Первухиным, Сабуровым...." Действительно ли это было так, сказать трудно, так как в последующем никаких убедительных обвинений о подготовке Берией переворота ему не было предъявлено. Возможно, что Маленков получил какую-то информацию (возможно, ложную или преувеличенную), от работников МВД, уволенных Берией, и эти сведения позволяли ему верить в существование заговора против него.
А.Г.Маленков утверждал, что, по мере подготовки своего выступления против его отца, Берия принуждал "активизироваться Хрущева и Булганина, полагая, что уже на них-то можно положиться. Но здесь произошла осечка. Отец рассказывал, что за неделю до ареста Берии Хрущев и Булганин пришли к нему и сказали (буквально): "Он нас вербует. Что нам делать?" Отец ответил: "Хорошо, что вы пришли. Действуйте так, как будто ничего не произошло". А.Г.Маленков признает, что "переход Хрущева и Булганина в критический момент на сторону Маленкова облегчил всю операцию".
Хрущев же уверял, что именно он подсказал Маленкову выступить против Берии. Он говорил, что его сближение с Маленковым в борьбе против Берии произошло после того, как последний предложил построить персональные дачи для членов Президиума ЦК в центре Сухуми. Хрущев утверждал, что это предложение показалось ему провокационным, так как строительство таких дач на месте жилых домов в Сухуми могло вызвать недовольство среди жителей города, которых пришлось бы выселить с насиженных мест. Хотя не исключено, что обсуждение плана строительства дач могло вызвать подобные мысли у Хрущева и стать поводом к разговору с Маленковым, вряд ли проект строительства, который должен был реализоваться через много месяцев, стал причиной перехода Хрущева в лагерь Маленкова.
Скорее всего, Хрущев не сразу решил, кого ему стоит поддерживать. Союз с Берией устраивал его, но он вряд ли был уверен в том, что Берия одержит верх. Возможно он пришел к такому выводу после разговора с Булганиным, которого напугали угрозы Берии сместить его с поста министра обороны. Узнав о недовольстве Булганиным Берией, Хрущев мог придти к выводу, что, защищая свое положение, министр обороны может прибегнуть к помощи военных, а в этом случае исход столкновения МВД и Советской Армии может решиться в пользу последней. В этом случае поражение Берии могло означать не только конец карьеры Хрущева, но возможно и физическую гибель.
Победа же Берии не обязательно сулила бы Хрущеву сохранение его положения в высшем совете страны. Хрущев не был уверен в том, что Берия долго будет поддерживать союз с ним. Историк О.В.Хлевнюк считает, что "гласное и даже демонстративное прекращение "дела врачей" имело неблагоприятные последствия и для Хрущева… Автоматически под удар попадал Хрущев, сторонники которого занимали многие ключевые посты в МГБ в период фабрикации "дела врачей". Действия Берии через голову партийного руководства на Украине и в Прибалтике свидетельствовали о его нежелании считаться с партийным аппаратом. Не для того ли Берия освобождал МВД от множества обременительных дел, чтобы затем заменить высшими кадрами своего министерства партийную номенклатуру? В этом случае Хрущев и другие секретари ЦК могли бы остаться не у дел, а может быть и лишиться жизни. Победа же Маленкова способствовала бы устранению второго лица в триумвирате и превращение его в дуумвират, в котором Хрущев бы представлял партийный аппарат КПСС.
Хрущев утверждал, что он первым увидел в действиях Берии угрозу партии. Из его слов следовало, что "угроза партии" на деле означала угрозу его друзьям на Украине, а возможно и ему самому. Он писал: "Берия развил бешеную деятельность по вмешательству в жизнь партийных организаций. Он сфабриковал документ о положении дел в украинском руководстве. Первый удар из числа задуманных он решил нанести по украинской партогранизации. Я полагал, что он развивал это дело с тем, чтобы втянуть туда и мою персону. Он собирал нужные ему материалы через Министерство внутренних дел УССР и начал втягивать в подготовку дела начальников областных управлений МВД". Хрущев рассказал о том, как уполномоченный МВД по Львовской области Строкач отказался выполнить указания министра внутренних дел УССР П.Я.Мешика и предоставить ему материалы о партийных работниках. "Тогда Строкачу позвонил Берия и сказал, что если он станет умничать, то будет превращен в лагерную пыль".
Хрущев утверждал, что уже тогда у него вызвали подозрения записки Берии относительно Прибалтики. Он, правда, замечал: "В его предложениях далеко не все было неправильным. ЦК КПСС и сам к тому времени взял курс на выдвижение национальных кадров. И мы приняли решение, что в республиках пост первого секретаря ЦК должен занимать местный человек, а не присланный из Москвы. Вообще у Берии имелась антирусская направленность. Он проповедовал, что на местах царит засилье русских, что надо их осадить. Так все и поняли и начали громить не только русские, но и те национальные кадры, которые не боролись с русским "засильем". Это произошло во многих партийных организаций национальных республик". Хрущев умалчивал о том, что записки Берии поддерживались им и Маленковым, а затем на их основе принимались соответствующие решения Президиума ЦК. Получалось, что наконец Хрущев одумался и понял, что, подчинившись Берии, Президиум ЦК санкционировал "антирусскую" политику.
Впоследствии Хрущев неоднократно повторял свою версию этих событий. Из нее следовало, что он убеждал Маленкова в том, что действия Берии представляют опасность для партии и страны. Хрущев писал: "Я не раз говорил Маленкову: "Неужели ты не видишь, куда идет дело? Мы идем к катастрофе. Берия подобрал для нас ножи". Маленков мне: "Ну, а что делать? Я вижу, но как поступить?" Я ему: "Надо сопротивляться, хотя бы в такой форме: ты видишь, что вопросы, которые ставит Берия, часто носят антипартийную направленность. Надо не принимать их, а возражать".
Хрущев утверждал, что после этого разговора, Маленков стал сопротивляться предложениям Берии, получая в этом поддержку Хрущева, а также других членов Президиума. Хрущев утверждал: "Так получилось подряд на нескольких заседаниях". Хотя никаких фактов в пользу этого утверждения Хрущев не привел, он заявлял, что якобы после провала нескольких своих предложений Берия "стал форсировать события. Он уже чувствовал себя над членами Президиума, важничал и даже внешне демонстрировал свое превосходство". (Последняя фраза выглядит не очень убедительной: вряд ли Берия стал "важничать", если он несколько раз потерпел поражения на заседаниях Президиума.) Хрущев писал: "Мы переживали очень опасный момент. Я считал, что нужно срочно действовать, и сказал Маленкову, что надо поговорить с другими членами Президиума по этому поводу".