Пентр поморщился, будто от зубной боли.
– Не делайте вид, будто не знаете. Эдуард Краузе – это первая и до вашего появления единственная моя проблема. Вероятно, вы с ним уже виделись, и я почти уверен, что он предлагал вам какие-нибудь сомнительные мероприятия. Ради первоначал, не соглашайтесь, иначе обзаведетесь как минимум парочкой предупредительных предписаний, как максимум – большим штрафом или даже условным сроком в антимагических оковах. Поверьте, оно того не стоит.
Чиновник говорил быстро и четко, как военный. Его слова врезались в память, будто выжженные в ней каленым железом. Но я подозревала, что дело тут не в его манере, а в том, что мое внимание с каждым днем будто все лучше, все более цепко хваталась за все, что меня окружает, да и память как будто стала лучше.
– Вот расписание занятий и адрес. Они проходят в одном из корпусов университета, обычно с семи до девяти часов вечера, и займут всего десять дней. С помещением, надеюсь, проблем не возникнет, – Петр протянул мне мои документы и положил поверх них белый разлинованный лист – расписание, надо полагать. – С понедельника начинаются занятия. И надеюсь, хотя бы в первый день мне не поступит на вас жалоб.
– Постараюсь вас не разочаровать, – несмотря на жесткую манеру говорить, чиновник производил приятное впечатление, так что я даже ему улыбнулась, принимая бумаги.
Когда поднялась и собиралась попрощаться, он тоже встал, взял трость и довольно быстро, но с заметным прихрамыванием, направился к двери.
– Когда курсы закончите, вам надо будет еще раз прийти сюда с паспортом и дипломом, – выдал окончание инструкции он, открывая передо мной дверь.
– Благодарю, – кивнула я за все разом и вышла в полутемный холл, и, торопливо попрощавшись с чиновником, который побрел к кулеру, поспешила выйти на улицу.
Темное и совсем тесное здание давило на голову, хотелось поскорее вдохнуть свежий воздух.
Еще раз взглянув в расписание и убедившись, что занятия начинаются вечером в понедельник, я поспешила вернуться домой.
Едва войдя в подъезд, ощутила запах гари, и скоро убедилась в том, что он доносится из-за двери моей квартиры. Оттуда же слышался и крикливый голос незнакомой мне женщины, которая то причитала, то порывалась ругаться, но в последний момент раз за разом умудрялась придержать язык.
Заинтригованная, я толкнула незапертую дверь и вошла в квартиру. Моего появления никто не заметил: обе сестры и какая-то крупная женщина в грязной коричневой юбке толпились на кухне, от которой и исходил резкий запах пригоревшей капусты.
– Да что ж это такое, барышни? – то ли ругалась, то ли жалела сестер незнакомка. – Зачем же вы сами портите свои белые ручки? Подождали бы меня, я бы и разогрела. Да где ж это видано, чтобы княжны – и сами…
Девочки стояли, понурив головы, и не возражали. Чего это они? Где же их барские замашки? Почему не могу приструнить не в меру разошедшуюся прислугу, если все такие из себя высокородные? Что-то не понимаю.
– Добрый день! – громко и холодно сказала я, пресекая брюзжание женщины.
Когда она повернулась, явив мне скуластое лицо с крупным носом, обрамленное выбившимися из пучка прядями непослушных волос, я догадалась, что передо мной та самая Аглая. О которой я совершенно забыла просто потому, что не привыкла ни к какой прислуге.
Что ж, самое время с ней попрощаться. Даже если бы мне вздумалось нанять кухарку, такую голосистую я бы прогнала – терпеть не могу шум, тем более по пустякам.
– З-здравствуйте, барышня, – тут же присмирела Аглая. Маргариту она, видимо, побаивалась, в отличие от ее сестер.
– Что здесь происходит? – спросила я и обвела требовательным взглядом кухню.
Аглая поджала губы и покосилась на сковороду с почерневшей капустой. Запоздало попыталась заслонить ее спиной, но я уже успела разглядеть последствия первых попыток княжон пользоваться плитой.
Сестры поникли еще сильнее, будто готовясь к выволочке. А я, наблюдая за ними, все меньше понимала тонкости местных взаимоотношений между работниками и их нанимателями.
Ладно, будем разбираться.
Я скрестила руки на груди, вопросительно изогнула бровь и в упор посмотрела на Аглаю, всем своим видом требуя, наконец, внятных объяснений.
– Вы только на младшеньких не ругайтесь, барышня… – со вздохом заговорила женщина, поднимая голову.
Девочки так и стояли за спиной Аглаи и поглядывали опасливо то на нее, то на меня. Видимо, еще до конца не решили, кого в этой ситуации боятся больше.
– Я когда пришла, они сначала открывать не хотели и все твердили, что хотят сами сделать. Я насилу их уговорила меня впустить, тогда запах гари еще чуть-чуть чуяла. Пока ругались, капуста и пригорела, – развела руками Аглая и потупила взгляд. Вздохнула украдкой и добавила таким печальным голосом, что я засомневалась в его искренности. – А вы никак новую кухарку наняли? И мне – от ворот поворот, получается?
Понятно. Сестры Аглае возразить не решились. Впрочем, неудивительно: женщина стояла, всхлипывая, но глаза, которые она время от времени поднимала на меня, чтобы убедиться в том, что ее спектакль на меня действует, оставались сухими.
– Никого я не нанимала, – начала я, раздумывая, как бы правильнее обратиться к женщине – на «вы» или на «ты»? И не до конца понимая особенности взаимоотношений между местными, решила в итоге остановиться на нейтральном варианте. – Но и платить работнице больше не могу, у меня теперь для этого недостаточно денег. Поэтому, я очень сожалею, но нам придется попрощаться.
Я говорила мягко, хоть ни на миг не верила в искреннее расстройство Аглаи. И чем тверже звучал мой голос, тем активнее она старалась. Стоило мне замолчать, как она закрыла лицо руками, завыла и бухнулась на колени.
– Ой барышня, ой что же мне теперь делать? Эти пятьдесят рублей для меня спасением были! – причитала она, раскачиваясь вперед-назад. Я не поднимала, просто наблюдала, давая ей возможность полностью продемонстрировать свой посредственный актерский талант. – Да как же я без вас? Где же мне работу-то искать? А вы как без меня? Неужто своими белыми ручками будете стирать и стряпать?
Она все говорила и говорила про то, что я ее последняя надежда, про то, какие мы все, по ее мнению, в быту неумехи. Я не считала нужным возражать. Моя задача – не переубедить ее, а только донести, что она здесь больше не работает.
Аглая постепенно начала понимать, что концерт не действует. Всхлипнула для верности еще несколько раз, усердно потерла лицо рукавами, чтобы щеки покраснели, и поднялась с пола.
– Ну, раз воля ваша такая, барышня, то я пойду, – она с показным смирением двинулась к двери, я, ни слова не говоря, уступила ей дорогу.
Аглая несколько раз оглянулась, пытаясь вызвать жалость не у меня, но уже у сестер, в глазах которых блестели слезы, но я грозно взглянула на младших и обе обиженно поджали губы. На меня они смотрели, как на самую страшную в мире злодейку.
Когда работница скрылась за дверью, я не стала закрывать створку полностью. Подперла ее какой-то старой туфлей, чтобы создать в доме сквозняк.
– Ну вот и разобрались, – спокойно, чтобы еще больше не нервировать сестер, сказала я. – Марта, открывай окна. Марина – выкидывай то, что подгорело, и залей сковородку мыльной водой, пока она еще горячая.
Сестры принялись исполнять мои распоряжения, но как-то неохотно. А я думала о том, как бы им все объяснить. Но неосмотрительность Аглаи избавила меня от необходимости говорить хоть что-нибудь: из подъезда донесся ее крикливый и – вот неожиданность – совершенно не расстроенный, даже озлобленный голос.
– Здравствуй, Матрена, – проворчала Аглая в ответ на приветствие давней знакомой.
Слышимость местного жилья оказалась примерно такой, какой была и в моем мире, поэтому диалог мы с сестрами отлично понимали, несмотря на легкое эхо.
– Ты что ли капусту сожгла? – усмехнулась незнакомая мне женщина, но осеклась. Наверное, взгляд Аглаи увидела.
– Да какое там. Эта сучка-белоручка выставила меня! Уж я и просила, и умоляла, да у нее, видать сердца нет больше. Я уж слышала, что она после того, как магию почуяла, как с ума сошла. Да уж думала как-нибудь мы с ней сладим. Но подиж ты, заявила мне, что у ней денег нет!
Услышав эту тираду и совершенно нелестный эпитет в мой адрес, сестры удивленно распахнули глаза и переглянулись. Марта уже набрала в грудь воздуха, чтобы возмутиться, но я приложила указательный палец к губам, показывая ей пока молчать.
– А может и правда нет? – засомневалась некая Матрена. – Откуда им быть, коли у нее ни мужа, ни любовника, и заложить нечего. Работает только, да их вон трое, и каждой надо одетой быть, обутой и сытой.
– Ой да ну тебя. Чтобы у княжны – и денег не было. Это она все прибедняется, чтобы мужика какого-нибудь разжалобить. Да и есть у нее, что заложить, я драгоценности видала, – отмахнулась Аглая.
Да уж. Видимо, некоторые люди здесь и впрямь считают, что если к твоей фамилии приставлено слово «князь» или «граф», то деньги на тебя сыплются с неба. И до сих пор не поняли, что мир давно уже совсем не таков, в каком жили их недавние предки.
– Да, ты права, наверное, – вздохнула Марина, и я осознала, что эти пару предложений сказала вслух. – И красиво так говоришь, по-ученому, – запинаясь, добавила она в ответ на мой удивленный взгляд. – Может, тебе в журнал написать? В раздел «на заметку хозяйке»? Мне одна знакомая говорила, что там за хорошую статью до десяти рублей заплатить могут.
На счет красивости собственных слов я бы поспорила. Даже улучшила бы, если бы села писать. А на счет такого заработка – может, действительно попробовать? Но сначала – насущные проблемы.
Оглядевшись и убедившись, что сестры больше не грустят, окна открыты, а сковорода, залитая пеной, отмокает в раковине, я решила, что пора бы и прогуляться с целью осмотра ассортимента местных магазинов.
– Ты обещала, что мы за покупками пойдем, – очень кстати напомнила Марта.