Маргарита помнила, куда идти. Я добралась до отдела кадров, где на меня снова смотрели так, будто я при смерти, потом заглянула на кафедру, чтобы забрать сумку и предупредить о своем уходе.
Когда открывала дверь, сердце сделало невероятный кульбит и перевернулось в груди. Я боялась увидеть Тарковского, но вместе с тем хотела устроить ему ужасный скандал. Но князю повезло, я его не обнаружила. Коротко рассказала обо всем случившемся Юлии Петровне, выслушала ее причитания и с чистой совестью отправилась к остановке.
Уже собиралась запрыгнуть в автобус и отправиться домой, но меня остановил телефонный звонок. Я ответила, не глядя, из трубки донесся голос Краузе.
– Срочно приезжайте, я должен лично вас увидеть. Я вызову такси, – и отключился.
Обеспокоенная его категоричным тоном, я дождалась автомобиля.
К чудачествам своего наставника я начала понемногу привыкать. Мы больше не виделись с тех пор, как он дал мне указания на счет книг и бега, но пару раз Эдуард присылал мальчишек с записками. Перечни рекомендованных книг и список дыхательных упражнений, которые я уже знала от Владислава – в общем, ничего особенного. И сегодня – такой тревожный звонок.
Может, Краузе как-то понял или почувствовал, что со мной что-то случилось?
По пути к дому наставника пыталась сосредоточиться на предстоящем разговоре с ним, но мысли то и дело возвращались к Владиславу. Щеки заливала краска каждый раз, когда я вспоминала, как бережно он обнимал меня и как нежно его губы касались моего лица. Но чем дольше я размышляла о случившемся, тем активнее смущение уступало место злости.
Как это вообще вышло? Ладно я: от страха и из-за плохого самочувствия едва соображала, что вокруг происходит, но он-то был вполне здоров и прекрасно осознавал свои действия. За минувшие пару недель я уже успела окончательно убедиться в том, что к Маргарите он не питал никаких особенно нежных чувств, так зачем он меня целовал?
Просто решил воспользоваться ситуацией? Поиздеваться? Скомпрометировать, чтобы потом угрожать разглашением того, что произошло? Не слишком на него похоже, с другой стороны, я знаю этого человека меньше месяца. Это Маргарита была уверена в его благородстве и честности, но кто знает, как оно на самом деле?
В общем, я просто обязана высказать этому подлецу все, что о нем думаю. А думаю я, что он не имел никакого права распускать руки. Сверх необходимого.
Все еще чувствуя жар то ли от злости, то ли от смущения, я вылезла из такси и, почти не видя дороги, машинально добралась до дома Краузе. На пороге меня уже поджидала та же работница, что открыла дверь в прошлый раз.
– Добрый день, княжна, проходите, – она торопливо раскрыла передо мной створки и пропустила внутрь.
В доме по-прежнему царил полумрак и тишина. Свет горел только в кабинете, куда я и направилась.
Краузе, едва завидев меня, вскочил и окинул обеспокоенным взглядом.
– Да не стой же, садись, – он указал на диван и, подхватив меня под руку, усадил едва ли не силой.
Он явно беспокоился.
К тому моменту, как подали чай, Краузе немного успокоился, но все еще расхаживал по просторному кабинету кругами, недовольно поглядывая на меня.
– Милая моя, ты хоть поняла, что произошло? – наконец, спросил он, сделав глоток из изящной чашки. На "ты" он перешел, даже не заметив этого. Видимо, от большого волнения. Я решила его не поправлять.
– Нет, – призналась я. – И надеялась, что вы сможете мне объяснить.
Эдуард вздохнул так тяжело, будто в его ученицах оказалось самое тупое существо во всей Империи. И все же я видела, что его гнев понемногу сменяется привычным надменным и слегка отстраненным выражением.
– Это тело и эта сила тебя отторгают, если говорить коротко, – начал пояснять он, и я затаила дыхание.
Он что, с самого начала знал, что я – вовсе не Маргарита? Если так, то два предыдущих наших разговора обретают смысл. Но как? Откуда?
– Все остальное потом. Сначала умудрись не лишиться и этой жизни тоже, – осадил меня Краузе, видимо, прочтя ворох незаданных вопросов в моем взгляде. – Ты помнишь, от чего умерла в прошлый раз?
Я нервно дернула плечами, хотя и не помнила вовсе.
– Вспоминай. Думай, – резко потребовал Эдуард.
Я попыталась сосредоточиться на тех немногих воспоминаниях о том прошлом, когда я еще не была Маргаритой. Но ничего, кроме бесконечной работы на ум не приходило. Работы и боли в груди, которая усиливалась время от времени, но проходила, стоило лишь принять какие-то таблетки. Однажды они перестали помогать.
– Инфаркт, – прошептала я дрожащими губами.
– В каких-то сорок лет! – ехидно добавил Краузе. – На твоих похоронах коллеги сказали, что «лучшие уходят слишком рано». Конечно, они скорбели, ведь теперь им не на кого свалить всю скучную и дешевую работу.
Хлесткие слова ранили, но я знала, чувствовала, что они правдивы. И сердце сжимал уже не очередной приступ, а самая обыкновенная обида. Теперь я вспомнила: не в деталях, но в целом.
Действительно много работы, из-за которой я все откладывала поход к врачу. Показное дружелюбие, отсутствие друзей и бесконечный холод одиночества в собственном доме. Я просто не умела жить иначе, но как же, черт возьми, обидно осознавать, что те мои годы прошли так пусто.
– И сейчас ты пытаешься жить так же, как и в прошлый раз. Но если делать то же самое раз за разом, можно ли рассчитывать на иной результат?
Глава 18
– Подождите, – я беспомощно замахала руками, пытаясь уложить в голове все, что только что услышала. – Хотите сказать, вы с самого начала знали, что я – не совсем Марагрита?
Если так, то наши предыдущие разговоры обретают смысл. А я-то все гадала, к чему эти вопросы про «кто вы такая».
Эдуард скосил на меня глаза с презрительным снисхождением, как на неразумное дитя.
– Разумеется, я не мог не заметить. В отличие от остальных людей в твоем беспечном окружении, я давно наблюдал за тобой. Вернее, за Маргаритой. Она демонстрировала все признаки пробуждающейся силы, но – вот парадокс – силы в ее духе не было и в помине. Я ждал. И дождался тебя, кто бы ты ни была.
Я облокотилась на спинку дивана и прикрыла глаза. Голова снова начала немного кружиться, к горлу подкатывала тошнота.
– Почему сразу не рассказали, что знаете, кто я?
Краузе сел рядом: я все еще не открывала глаз, но почувствовала, как прогибается мягкая подушка.
– Не был до конца уверен. И хотел дать тебе время на адаптацию. Кажется, зря, надо было сразу все объяснить. Но уж извини: ты первая пришлая душа, с которой мне приходится иметь дело.
«Пришлая душа» – вот значит, как тут называют таких, как я. Интересно, мог ли Владислав догадаться о том, что Марго не просто изменилась, а стала совсем другим человеком?
– Итак, вернемся к насущному вопросу, – после короткой паузы бодро заговорил Краузе. – Судя по сигналам, которые подает твоя сила, ты сейчас совершаешь нечто вроде акта самоудушения.
Я удивленно покосилась на наставника и даже выпрямилась. Его странные слова вмиг сбили с меня усталость и заставили забыть о плохом самочувствии.
– Но я ведь наоборот делаю все, чтобы раскрыть свои способности. Бег, чтение, дыхательные упражнения. И работать мне надо, иначе на что я буду кормить сестер?
Я правда совершенно не понимала, что сделала не так. И что было не так в прошлой жизни.
Краузе вздохнул и снова посмотрел на меня, как на идиотку.
– Ты снова берешь себя в ежовые рукавицы. Составляешь план и идешь к нему с упорством танка, не обращая внимания ни на усталость, ни на другие проблемы. И сила бунтует. В твоей власти самая легкая и переменчивая из стихий, но ты живешь так, будто у тебя десятый уровень освоения земли.
Чем дольше говорил Краузе, тем сильнее он напоминал сомнительных психологов из моего прежнего мира, которые пропагандировали что-то вроде «жизни в легкости». Что-то, чего невозможно достичь, будучи нормальным человеком.
– Но как иначе я должна успевать сделать все, что необходимо? На что мне жить, если не работать? Когда учиться магии, если не после работы? И домашние дела я не могу забросить! – я вскочила и начала расхаживать по комнате, пытаясь хоть как-нибудь справиться со злобой. – И вообще, не вы ли сами надавали мне столько заданий, что и за жизнь не переделать? Я всего лишь следую инструкциям.
Краузе не отвечал, то ли сраженный потоком моих аргументов, то ли по какой-то другой причине. Я на него не смотрела. Но когда он заговорил, его слова только сильнее распалили мою злобу.
– Удивительно неподходящий сосуд для такой силы, – цыкнул он, качая головой.
Я задохнулась от возмущения и хотела добавить, что может, мой приступ и вовсе произошел по его вине: из-за этого дурацкого бега, например. Но Эдуард вдруг поднял на меня взгляд, в котором читалась неприкрытая насмешка.
– Чего ты хочешь, не-Маргарита? – спросил он и пожал губы.
– Одеть и накормить сестер, отремонтировать квартиру и купить новый диван. И чтобы князь Снежин забыл о существовании моей семьи, – ни на мгновение не задумавшись, отрапортовала я.
– Я не это имел в виду. Ты сама что хочешь прямо сейчас? Может есть или пить? Или прилечь и вздремнуть? Или наоборот прогуляться и подышать свежим воздухом? – пояснил Эдуард. В его простых вопросах чувствовался скрытый подвох.
Я улыбнулась, намереваясь дать исчерпывающий ответ и на эти глупые вопросы, но прошла секунда, вторая, а ответов я не находила. Следовало бы, наверное, полежать, ведь я не так давно едва в обморок не свалилась. Или может поесть, чтобы подкрепить силы? Попытавшись понять, чего из этого мне хочется, я не смогла.
Беспомощно открывала и закрывала рот, не в силах произнести ни слова.
– Ты не можешь почувствовать даже жажду, что уж говорить о шепоте ветра в венах? Что говорить о едва уловимых потоках, с помощью которых сила общается с тобой? Ты – не единовластная повелительница стихии, никто не может взять под контроль сам ветер. Вы с ним должны стать партнерами. Наверняка сила посылала тебе какие-то сигналы, но ты их игнорировала. В конце концов стихии пришлось сжать твое сердце, замедлить дыхание, чтобы ты хоть что-то поняла.