– Тогда финал в любом случае был бы печальным, – вздохнула Марта. – Поступиться дворянской честью ради денег – это ужасно. Но не менее ужасно прозябать в нищете с любимым человеком.
– Зачем же в нищете? История ведь разворачивается в наше время. Если девушка из знатного рода, значит не глупа, и могла бы благодаря своим знаниям найти неплохую работу. Как и ее возлюбленный: если уж он умеет писать стихи, то и какой-нибудь отчет ему был бы по силам. Они бы жили вместе не роскошно, но вполне достойно, – изложила свои рассуждения я.
Марта, судя по вздоху, хотела возразить. Немного помялась, и все же сказала:
– А ты сама согласилась бы так жить? Света белого не видеть?
– Почему не видеть? – не унималась я. – Ты сейчас вовсе не супруга и даже не невеста богатого дворянина, но это не мешает тебе завтра встретиться с подругами.
Марта замолчала, и хоть по пыхтению я слышала, что она со мной не согласна, но аргументы у нее явно закончились.
– А если бы, скажем, героиня влюбилась в промышленника? – поспешила сменить тему я. – Они ведь не все старые и толстые. Взять, например, Андрея: через пару лет будет уже вполне деловым молодым человеком, и одеваться наверное научится.
Глава 23
Марта вспыхнула и отвернулась к окну.
– Ты что, мне его сватаешь? Марину от Снежина отбила и теперь ищешь другой способ нас пристроить? А я-то думала, ты правда изменилась… – со злостью выдала она, но я отчетливо слышала дрожь в голосе сестры. – В самом деле думаешь, что у нас нет шансов на хорошую партию, да?
Кажется, перегнула палку. Не надо было все-таки начинать этот разговор. И чт о теперь делать? Я совершенно не умею успокаивать подростков. К тому же, и правда считаю, что в нашей ситуации устроиться в жизни через брак с богатым дворянином маловероятно: кому нужна жена без приданого, без родителей и связей?
– И вовсе я его тебе не сватаю, – я опустилась на соседний стул и коснулась плеча сестры. – Это просто пример. А на счет замужества… мы не можем наверняка знать, как сложится наша судьба. Обстоятельства сейчас не самые благоприятные, но какими бы они ни были, я не стану продавать вас с Мариной. Все-таки на дворе середине восьмого тысячелетия, и я сделаю все, чтобы у вас у обеих был выбор.
Я говорила тихо и медленно, Марта постепенно успокаивалась. Как только я замолчала, она перевела взгляд на книгу и задумчиво покачала головой.
– Наверное, если бы героиня влюбилась в промышленника, финал тоже был бы ужасным: ради любви ей пришлось бы передать титул родителей мужчине, род которого этого недостоин.
Такая ли это большая проблема?
Я решила не задавать этот вопрос вслух. Вместо этого наполнила две тарелки куриным супом, который уже успел свариться, пока мы беседовали.
После обеда Марта закрылась в комнате, все еще перепроверяя и редактируя план предстоящей встречи. У меня же появилось время на мою защитную речь. Я перечитала статьи местного трудового кодекса, которые касались моей проблемы, и убедилась, что поняла ситуацию правильно.
Правсоюз работников был создан с целью пресечь злоупотребления нанимателей в отношении нанятых. В случае, если частный наниматель – так в законе назывались люди, которые брали работников не для нужд производства, а для ухода за домом – нарушал правила, он представал не перед обычным судом, а перед комиссией из членов правсоюза.
Память Маргариты подсказала, что такую процедуру изобрели для демонстрации новообретенной власти работников: они хотели показать, что больше не зависят всецело от господ. К тому же, для дворянина процесс довольно унизительный, и этот факт удерживает нанимателей от нарушений еще посильнее, чем сами штрафы.
Нарушением же считалось отсутствие законного оформления работника, невыплата ему зарплаты, требование неоплачиваемой работы сверх договора. В общем, список нарушений казался довольно обычным. Меры наказания прописаны четко, просто отвертеться у меня не получится. Но надо хотя бы умудриться снизить сумму штрафа до минимальной. В раздумьях над тем, как это сделать, я провела следующие пару часов.
Даже не заметила, как стрелка часов добралась до четырех. Оторвалась от хаотичных записей только когда хлопнула дверь.
Выйдя в коридор, я застала Марину: она как раз положила папку с нотами на тумбу и расшнуровывала ботинки. При этом двигалась резковато, будто ее кто-то разозлил.
– Как прошла репетиция? – аккуратно спросила я, прислоняясь к стене.
Краем глаза заметила, что Марта смотрит на сестру с удивлением и тоже явно хочет что-то спросить.
– Нормально, – Марина резко выпрямилась, поджала губы, но в следующий миг уже совладала с собой и успокоилась. – Концерт пройдет в воскресенье, вы придете посмотреть?
– Конечно придем, – кивнула я и улыбнулась.
Как бы сестра не храбрилась, я видела, что ее что-то расстроило. Но раз мне она ничего говорить не хочет, не стоит наседать и расспрашивать.
От еды Марина отказалась: по ее словам, обед им подали в гимнасии. Она почти сразу юркнула в комнату, равнодушно ответив еще на пару вопросов о репертуаре и других музыкантах. Озадаченная Марта скользнула в спальню вслед за ней и, бросив на меня короткий взгляд, прикрыла дверь.
Я вернулась к своим записям, но сосредоточиться на них уже не могла. Что-то явно случилось, но почему Марина не хочет рассказывать? Вдруг она говорила со Снежиным? Вдруг он угрожал ей или сделал что-то непристойное?
Чем больше я предполагала, тем сильнее разрастался страх. И когда эмоции достигли пика, щеку погладил мягкий сквозняк.
Сила напоминала о себе, игриво звала нарушить правила хорошего тона и выяснить все, не дожидаясь, пока мне захотят поведать, в чем дело.
Немного поколебавшись, я поддалась, и, затаив дыхание, прислушалась.
– … невыносимый! – тихо сказала Марина, и, судя по тихому звуку, топнула ногой по деревянному полу.
Стараясь не думать о том, что подслушивание уже начинает входить в привычку, я затаила дыхание. Неужели она все-таки столкнулась со Снежиным? Или он кого-то к ней подослал? Если так, то и дальше отпускать ее в одиночестве бродить по городу пока нельзя.
Я уже успела нарисовать в своем воображении самые страшные картины произошедшего, но следующие слова Марты немного меня успокоили.
– Представь себе, сидит, кривится, но продолжает играть! Я же вижу, что у него болят руки, предлагаю его сменить, а он смотрит так, будто я его смертельно оскорбила! – выговорившись, Марина немного успокоилась.
А я, поняв, что девочкам ничего не угрожает, поспешила отстраниться от дальнейшего хода их разговора.
Припомнила того юношу, который играл на набережной. Черноволосый, остроносый и гордый. На вид – примерно ровесник Марины, да такой самоуверенный, что предложение помощи от девицы и правда мог счесть за оскорбление. Но пусть дети сами разбираются, уж в это я лезть не стану.
Весь вечер и следующий день я провела в нарастающей тревоге. Ходила из угла в угол и размышляла. Так и эдак переставляла слова в готовой речи, снова и снова убеждаясь, что все не то и не подходит. Может, и правда стоило обратиться за помощью к адвокату? Но на какие деньги? Мне и так не отвертеться от штрафа, еще и за защиту платить мне просто нечем.
Краем глаза даже покосилась на комод, где лежали фамильные украшения, но отбросила трусливую мысль. Нет, пока от голода не помираю, нечего на них даже глядеть!
Ночью почти не спала. То просыпалась, то проваливалась в липкую дрему, в которой мне виделись какие-то лица, голоса, бесконечное число вопросов из большого зала, в одном конце которого стояла я, в другом на деревянных лавках расположились студенты.
Я вспоминала, как сначала смущалась, потом привыкла, потом начала получать удовольствие от таких выступлений, и в момент, когда чье-то лицо в толпе вдруг показалось до боли знакомым, фальшивая трель будильника вырвала меня из сна.
Пока мы с сестрами завтракали, над столом висело тяжелое молчание. Когда я стала собираться, девочки тоже принялись перебирать свои платья. На мой вопросительный взгляд кивнули друг другу, как заговорщицы.
– Мы едем с тобой, – заявила Марина уверенно. Не спросила, а банально поставила перед фактом.
– И даже не спорь! – торопливо добавила Марта. – Конечно, всего этого могло и не быть, если бы ты не уволила Аглаю, но со стороны Снежина это все равно подло.
Я пропустила упрек младшей сестры мимо ушей и благодарно улыбнулась девочкам. Обе они понимали, что настоящая причина проблем – мой отказ Снежину. Аглая не выглядела как женщина, которая побежала бы жаловаться по разным инстанциям. Скандалистка, да, но такие как она обычно горазды только кричать.
Чтобы не тратить время на ожидание автобуса, я решилась заказать такси. Уже привыкнув к местным ценам, я поняла, что моя зарплата довольно неплохая, и если жить без особых изысков, то на нам с сестрами вполне будет хватать и на маленькие радости или удобства.
Мое решение пришлось очень кстати: выйдя из машины, я тут же увидела нескольких журналистов, которые стояли перед приземистым серым зданием, в котором, судя по адресу, и будет проходить разбирательство моего дела.
Я находила репортажи о случаях, похожих на мой, в старых газетах, но как-то не подумала о том, что пресса будет присутствовать и сегодня. С другой стороны, будь я журналисткой, тоже не упустила бы такой случай: княжна, да будет оправдываться перед комиссией каких-то трудя. Еще и штраф получит! Простым людям будет, над чем позлорадствовать. Богата ли эта княжна, или сама сводит концы с концами еле-еле, меня бы на месте писак тоже не интересовало.
Тем не менее, прибыла я достойно. Гораздо лучше выйти из пусть и дешевого, но автомобиля, чем вывалиться из душного автобуса, вытаскивая за собой сестер.
Гордо выпрямив спину, я шагала к широкой лестнице. Взглянув на часы, убедилась, что разбирательство должно начаться через десять минут. Краем глаза видела щелчки камер. Я помнила такие в своем детстве: пленочные, снимки с которых необходимо было потом еще и проявить. Когда выросла, я хотела купить себе такой фотоаппарат, но все как-то откладывала.