Я бы хотела возмутиться, но сил не осталось даже на пару слов. Пришлось подчиниться упорным попыткам младшей сестры укрыть меня пледом. Отметив про себя, что диван надо или выбить, или пропылесосить, или – если не получится очистить – выбросить к чертовой матери, я закрыла глаза.
Думала, что сразу усну, но оставалась бодрой. И невозможность пошевелить даже пальцами из-за накатившей слабости вскоре привела к тому, чего я так сильно боялась: я начала размышлять обо всем, что со мной сегодня произошло.
Я не слишком отчетливо, но все же помнила свою прошлую жизнь: много работы, мало развлечений. Однушка в новостройке в ипотеку, серия неудач в личной жизни. Деньги – вот все, что волновало меня. Две работы и подработка. Кажется, я что-то кому-то рассказывала, что-то писала и редактировала, но попытки вспомнить, какой профессией владела, на кого училась и как складывался мой карьерный рост, потерпели полный крах.
Помнила, что средств на жизнь хватало. Но больше – ничего. Ни увлечений, ни друзей, все мое существование поглотила работа, похожая на панический забег хомяка в колесе. Иногда – книги или посиделки в баре с немногочисленными знакомыми, спортзал, но, кажется, все это без особого удовольствия, «потому что надо».
При попытке вспомнить более ранние годы перед глазами мелькали только обрывки: целый шкаф, забитый книгами, в старой комнате с ковром на стене. Какой-то спорт – бег, кажется. Собственный громкий смех, проселочная дорога под колесами велосипеда и радость от того, что город остался где-то позади. Сами по себе воспоминания казались милыми, но их омрачало осуждение, которое покрывало все детство как сеть липкой паутины. «От бега ноги будут некрасивые», «лучше бы погуляла с подругами, чем целями днями с книжкой сидеть», «опять порвала штаны, пока каталась в лесу» – сколько бы ни пыталась, не могла вспомнить ни одного хорошего слова в свой адрес и стыд из-за того, что не могу быть такой хорошей, какой хочет видеть меня мама.
Теперь, оглядываясь назад, я без труда поняла, что моя взрослая жизнь стала такой пресной из-за бессознательной боязни осуждения. Все у меня было «как у всех» – ни меньше, но и, увы, не больше. Тогда я этого не чувствовала и казалось, что делаю все правильно. Я не понимала, почему на душе так тоскливо и пусто, но не настолько, чтобы покончить с собой. Так что же случилось? Почему я… умерла? Откуда-то о том, что именно умерла, я знала совершенно точно.
Глава 3
Видимо, я все же задремала, и пробуждение оказалось далеко не самым приятным. Голова гудела, будто на нее надели медный таз и хорошенько ударили по нему палкой, по телу расползлась мерзкая слабость.
– Может, не будем ее будить? – прошептала Марина, но она стояла так близко, что я все-таки расслышала эти слова.
– Думаешь, ей полезно спать в такое время? – с сомнением ответила Марта. – Да и как же концерт? Она ведь сама так хотела пойти! К тому же, мы все убрали, даже тут полы вымыли.
Марина тяжело вздохнула. Я зажмурилась: подниматься и куда-то идти не хотелось до тошноты, но я уже обещала девочкам. Разве могу просто взять и оставить их дома после того, как они постарались? Да и свежим воздухом подышать, наверное, будет полезно.
– Мы идем. Собирайтесь, – скомандовала я, но когда обе девочки вышли из комнаты, еще несколько секунд лежала с закрытыми глазами.
Однако подниматься все же пришлось.
Я понятия не имела, что будет прилично надеть на бесплатный концерт, и решила выбрать что-нибудь не слишком нарядное, но и не совсем простое. Покопавшись в шкафу, остановилась на зеленой атласной юбке с вышитыми на ней по подолу крупными цветами, и светлой рубашке с косым воротом. На платья поглядела, но они все казались слишком уж неподходящими для простой прогулки по городу.
После того, как оделась, наконец взглянула на себя в большое зеркало в углу. Я ожидала увидеть лицо, похожее на миленькие личики младших сестер, но Маргарита отличалась от них, хотя сходство и прослеживалось. Итак, я оказалась обладательницей таких же белых, как у сестер, волос, но янтарных раскосых глаз, острых и строгих черт лица, тонких губ и носа с аристократической горбинкой. А еще довольно изящного и даже на вид гибкого тела, предыдущая владелица которого, кажется, не пренебрегала то ли спортом, то ли еще какой-то физической активностью. Интересно, какой?
– Марго! – Марта вбежала в комнату и, надувшись, уперла руки в бока. – Если продолжишь так одеваться, никогда не найдешь себе приличного жениха!
– Это всего лишь концерт на улице, сестра, – одернула ее Марина, входя следом. – И девушкам ее возраста неприлично слишком наряжаться для такого простого мероприятия.
Я незаметно выдохнула. Судя по словам Марины, одежду я выбрала удачно. Сами девочки, в силу юности и миловидности, нарядились в платья. Их одежда походила на те праздничные наряды, которые я привыкла видеть в прошлом: юбки мягких пастельных цветов спускались к полу мягкими волнами, пышные рукава приоткрывали плечи, но не демонстрировали тело слишком уж явно. Жаль только, что при первом же взгляде становилось понятно: одежда эта хоть и чистая, и тщательно отглаженная, но увы, далеко не новая.
Что ж, видимо, вопросами водоходов этой маленькой семьи мне тоже предстоит озаботиться в ближайшее время.
Память подсказывала, что до площади, на которой будут давать концерт музыканты, идти не долее получаса, поэтому мы отправились к ней пешком. Девочки, к моему удивлению, не возмущались, а даже наслаждались возможностью пройтись. Видимо, они ничем особенно не заняты, раз даже обычную прогулку воспринимают как событие. Выяснить бы, учатся ли они чему-нибудь? В том, что не подрабатывают, я почти уверена. Неужели вынуждены просто сидеть и ждать, пока их старшая сестра выйдет замуж?
Вопросы о месте, в котором я оказалась, только множились, ответов же на них я не получала. Чем может заработать здесь дочь угасшего княжеского рода? О том, что именно княжеского, услужливо подсказывала чужая память. Почему магия нежелательна для девицы, которая хочет удачно выйти замуж?
Впрочем, волновали меня и более приземленные вопросы: сколько у меня денег, и что я делала в университете, возле которого рухнула в обморок. Тот мужчина… Владислав Игоревич, кажется. Он сказал «обсудим ситуацию». Как обсудим? Когда? На каких основаниях? Непонятно.
Память отзывалась на попытки вспомнить о нем хоть что-нибудь только пеленой негодования, страха и жалости к себе. Но связаны эти эмоции оказались не с любовными терзаниями, а с тем, что Маргарита каким-то образом на него работала. Но что именно делала – голова упорно отказывалась вспоминать. Ну ничего, я еще добуду эту информацию.
– Марго, смотри, они уже выносят инструменты! – восторженно крикнула Марта.
Я вздрогнула и огляделась, выбрасывая из головы лишние мысли. Сейчас стоило немного отдохнуть и насладиться музыкой: ничего другого я пока что все равно не могу сделать.
Стоило немного покрутить головой и посмотреть по сторонам, как в глаза бросился контраст между людьми победнее и побогаче. Он проявлялся во всем, начиная от манер и походки, заканчивая качеством одежды. Мужчин состоятельных легко было отличить по дорогим тростям, служившим скорее предметом роскоши, чем реальной опорой при ходьбе, высоким цилиндрам, костюмам из хорошей ткани и дорогим часам. Но прежде всего – по размеренной, неторопливой и уверенной манере двигаться. Те, что попроще, одевались скромнее, вели себя несколько свободнее и развязнее: громко окликали друг друга, душевно здоровались, смеялись или суетливо шли куда-то.
Приглядевшись, я, наверное, смогла бы различить в этих двух больших группах еще и какие-то промежуточные классы. Например, чиновники средней руки отличались от простых работяг и манерой, и одеждой. Юркие молодые люди, не обремененные деньгами, но образованные, пытались подражать манере местных… аристократов? В общем, социальная жизнь тут даже на первый взгляд казалась сложной.
Женщин тоже легко было разделить на несколько условных групп. Конечно же, богатых мужчин сопровождали красавицы в украшенных рюшами платьях. В моем мире их назвали бы «крупными»: покатые плечи, гордо выставленные напоказ объемные декольте, округлые бедра, которые легко угадывались даже под несколькими словами ткани. Но, по-видимому, здесь полнота считалась признаком достатка. Платья и юбки носили и женщины победнее, но судя по тому, что именно таких я видела на улице днем, пока ехала в такси, доходы их мужей позволяли им не работать.
Иногда я замечала и женщин в брюках. Но не успела обрадоваться, как моя радость угасла. Стоило к таким приглядеться, как выяснялось, что их брюки – это форма каких-то заводов, подшитая по их жилистым, закаленным трудами телам. Впрочем, несчастными или оскорбленными такие женщины не выглядели: они собирались в группы, смеялись, вполне открыто флиртовали с мужчинами и с показной небрежностью игнорировали косые взгляды, которые на них бросали представители аристократических кругов.
– Ты посмотри на них. Даже не удосужились переодеться после работы, и еще чем-то гордятся, – заметив, что я пристально всматриваюсь в толпу заводских работниц, фыркнула Марта.
– Они зарабатывают на жизнь своим трудом, – вздохнула Марина, отводя глаза. – Иногда я думаю, что нам было бы лучше… – она вдруг испуганно посмотрела на меня и замолчала.
– Быть как они? – я удивленно изогнула бровь. – Не искать и не ждать ничьей благосклонности и просто жить?
Марина сжалась, будто ожидая удара. Настоящая Маргарита, наверное, осуждала такие мысли. Я же только промолчала, подавив тяжелый вздох.
Над площадью, которую окружали три помпезных театра, загремела музыка. Она перекрыла гул голосов, и хоть люди продолжали беседовать, перекричать инструменты им не удавалось.
– Смотри! Там маг воздуха, который усиливает звук! Я так и думала, что сегодня не будет этих вульгарных колонок, – почти прокричала мне на ухо Марина. – Давай подойдем поближе и посмотрим?