3.2.1. XXI и XXII съезды КПСС
Хрущев безоглядно верил в преимущество социализма, в его возможности догнать и перегнать капитализм по важнейшим экономическим показателям. Эту веру в нем крепили и реальные достижения, и идеология. Рост национального дохода СССР за десятилетие, с 1950 по 1960 г., составил 265%, тогда как США — только 134%. Удалось превзойти США по добыче угля и производству цемента. Предпринимались усилия по увеличению добычи нефти и газа, выплавке стали, производству электроэнергии, в том числе атомной. Более чем в полтора раза увеличился объем валовой продукции сельского хозяйства. Сбор зерна в 1960 г. превысил 125 млн. т по сравнению с примерно 81 млн. т в начале 50-х годов. Был выдвинут лозунг догнать и перегнать США уже в ближайшие годы по молоку, маслу и мясу, для чего предполагалось увеличить их производство не менее чем в три раза.
Особенно впечатляющими были достижения в высокотехнологичных отраслях. Статус великой державы, противоборство с США, опыт недавно закончившейся войны и угроза новой поставили отечественный военно-промышленный комплекс в исключительное положение. На его развитие шла большая часть государственного бюджета. В различных его отраслях сосредоточились лучшие ученые, инженеры и рабочие. Глава советского правительства объявил, что Советский Союз стоит на пороге очередной научно-технической и промышленной революции.
В 1957 г. СССР совершил прорыв в космос, запустив первый в мире искусственный спутник Земли. А 12 апреля 1961 г. облет Земли на космическом корабле совершил Юрий Гагарин. На торжественной встрече с ним в Кремле советские руководители с гордостью говорили о достижениях и перспективах отечественной науки и техники.
Разделяя этот оптимизм, президент Академии наук СССР М.В. Келдыш в то же время не забывал предупреждать советских ученых, конструкторов и технологов, что их соревнование с американскими коллегами будет иметь смысл только в том случае, если они сумеют решить целый ряд крупных народнохозяйственных проблем. К ним он отнес комплексную автоматизацию производства, контроль и управление на основе электронно-вычислительных машин, открытие и использование новых источников энергии и новых конструкционных материалов. К сожалению, средств на все не хватало. Их выделяли только тогда, когда удавалось доказать военную целесообразность того или иного проекта.
Советский режим, начав после смерти Сталина превращаться из жесткого тоталитарного в более мягкий авторитарный, оставался по сути своей командно-бюрократической, военно-мобилизационной системой. А она не может функционировать без постоянного приведения масс в действие, без сосредоточения всех сил и средств для достижения определенной цели. Сказалось и пока что неявное соперничество с китайскими коммунистами.
Вот почему на XXI съезде КПСС в начале 1959 г., сделав вывод не только о полной, но и окончательной победе социализма в СССР, было провозглашено начало развернутого строительства следующего, более высокого общественного строя, коммунизма.
— Практически должна быть решена историческая задача, — разъяснял Хрущев суть этого нового этапа, — догнать и перегнать развитые капиталистические страны по производству продуктов на душу населения{1453}.
Был обозначен и срок — 15 лет. Правда, находя его несколько растянутым, он объяснял делегатам, что «понадобится, вероятно, после выполнения 7-летнего плана еще лет 5, чтобы догнать и превзойти США по производству промышленной продукции»{1454}.
А на XXII съезде КПСС в октябре 1961 г. уже была принята новая, третья по счету, программа партии, провозглашавшая, что «построение коммунистического общества стало непосредственной практической задачей советского народа»{1455}. Решение задач этого строительства разбивалось на два последовательных этапа.
В ближайшее десятилетие (1961-1970 гг.) «Советский Союз, создавая материально-техническую базу коммунизма, превзойдет по производству продукции на душу населения наиболее мощную и богатую страну капиталистического мира — США». В результате всем будет обеспечен материальный достаток, в основном будут удовлетворены потребности в благоустроенных жилищах, исчезнет тяжкий физический труд и СССР станет страной самого короткого рабочего дня{1456}.
В итоге второго десятилетия (1971-1980 гг.) будет создана материально-техническая база коммунизма, обеспечивающая изобилие материальных и культурных благ для всего населения, и советское общество вплотную подойдет к осуществлению принципа распределения по потребностям. «Таким образом, в СССР будет построено в основном коммунистическое общество»{1457}.
С точки зрения доктринерской, в этих решениях не было ничего нового. Фактически Хрущев возвращал страну во времена Сталина, который на XVIII и XIX съездах ставил такую задачу как главную. И сроки ее решения намечались им схожие. Правда, теперь в основу расчетов легла формальная экстраполяция достаточно высокой динамики развития экономики страны к моменту принятия программы, помноженная на уверенность, что темпы этого развития будут по-прежнему высокими.
Верили ли составители этой программы в ее реальность? Судя по всему, Хрущев — да. Для него превосходство социалистических институтов над капиталистическими было бесспорным. Он искренне верил, что плановое хозяйство эффективнее рыночного и по восприимчивости к прогрессу, и по социальной направленности, и по темпам. Можно согласиться с предположениями некоторых историков, что прорыв в коммунистическое будущее соответствовал и личным амбициям первого секретаря ЦК КПС. Это как бы ставило его вровень с великими предшественниками: организатором социалистической революции Лениным и строителем социализма Сталиным{1458}.
Курс на коммунизм можно рассматривать и как попытку ухода высшей власти, в то время олицетворяемой Хрущевым, от решения реальных проблем развития. Сельское хозяйство явно утрачивало свою динамику. Снижались темпы реконструкции промышленности. Накапливалась социальная напряженность. Так называемые «нездоровые настроения» были отнюдь не единичным явлением.
Партийные пропагандисты в своих отчетах вынуждены были признавать, что «отдельные» колхозники, например, в Кромском районе Орловской области, в беседах с ними утверждают, что они «производя молоко и мясо, сами этих продуктов не едят, мало получают денег на трудодни, а вот рабочие деньги получают и хорошо питаются». Нужда и элементарная бытовая неустроенность на фоне безудержной пропаганды скорых коммунистических благ вызывали все большее раздражение.
— Какой же мы строим коммунизм, когда живем вместе со скотом в землянках? — прямо заявляла одна звеньевая в колхозе «Путь Ленина».
По мнению колхозников, происходит это потому, что на них меньше обращается внимания, чем на рабочих{1459}.
Но и в городах повседневная жизнь отравлялась постоянным и чуть ли не всеобщим дефицитом и очередями, транспортными и другими неурядицами. «Чем дальше, тем все больше выявляется неизбывно трагический характер нашего развития в темпе непрерывного убыстрения, напряжения и отчуждения действительности от слов о ней», — делился поэт А.Т. Твардовский со своей рабочей тетрадью 21 июня 1961 г. впечатлениями о пребывании в качестве депутата Верховного Совета СССР в Ярославле. «Пустые магазины и рынки, уныние на женских (да и на мужских) лицах. Два сорта рыбных консервов. Безрыбная Волга». Приехал он туда накануне снятия первого секретаря обкома и председателя облисполкома. «Сняли их, в сущности, за то (с этим согласился стоящий несколько в стороне пред. СНХ Фетисов), что они выполнили вреднейший приказ сверху, выполнили автоматически, как положено, выполнили против своей совести и сознания… и, не выполнив который, они были бы сняты тогда же»{1460}.
В такой ситуации бросок к светлому будущему — проверенный способ перевернуть страницу, начать все снова, с «чистого листа». Подобный опыт уже был 30 лет тому назад. Сталин, не в силах справиться с тяготившими его проблемами нэпа, отбросил его и бросил страну на штурм зияющих высот социализма, навстречу новым, еще не пережитым проблемам. Тем более, что для Хрущева и многих его современников тот социализм, с которым им пришлось иметь дело, изначально был обременен буржуазным наследием, «родимыми пятнами капитализма». Не в них ли причина всех существующих трудностей, несправедливости, разочарования? Столкновение коммунистического идеала с действительностью будило у его носителей стремление поскорее переделать ее. Если это так и было, а социолог Л. Ионин считает это даже самым главным мотивом{1461}, то можно согласиться и с тем, что курс на коммунизм по своей природе был попыткой контрреформы, начатой в ответ на появление новых общественных тенденций, угрожавших основам социализма{1462}.
У ориентации на скорое наступление коммунизма были и другие импульсы. В ней могла проявиться реакция правящих кругов на новые социальные тенденции, потенциально угрожающие их всевластию. С ростом образованности населения (вместе с его усиливающейся производственно-функциональной, культурной и имущественной дифференциацией) набирал обороты процесс превращения прежних статистических группировок в социальные общности. А для верховной власти даже складывание класса аппаратчиков не только противоречит доктрине социалистической демократии и традициям борьбы с бюрократизмом, но и представляет угрозу ее прерогативам. Хрущев, замечает в связи с этим О.Л. Лейбович, — «слишком человек раннего социализма, чтобы примириться с новым социальным образованием»{1463}. Ведь даже его преемники, в реальной политике всегда учитывавшие интересы этого класса, тем не менее признавать его существование не решились. Так что курс на коммунизм можно толковать и как стремление власти растворить отдельные интересы в едином, преодолеть растущую обособленность социальных групп, сплотив все население вокруг великой цели.
В коммунизме как лозунге видели свой определенный интерес и сами эти социальные группы, как это не выглядит парадоксально на первый взгляд. Для бюрократов он являлся дополнительным оправданием для расправ с непослушными гражданами, стремящимися ускользнуть от экономического (теневики, тунеядцы) и идеологического (некоторые представители художественной интеллигенции, стиляги) контроля. Для поэтов-шестидесятников он выступал альтернативой будничному быту, господству рутины и был своего рода щитом в их своеобразной оппозиции новому классу. Апеллируя к коммунизму, Е.А. Евтушенко обличал тогдашнюю повседневность с ее устоявшейся иерархией, не опасаясь особенно репрессий против себя. Для него лично это был аттестат на лояльность. Для осознавших свои интересы рабочих коммунизм служил оправданием их эгалитарных требований: закрытия магазинов для начальства, передачи казенных дач детским дошкольным учреждениям. Но такая ориентация на коммунизм скорее разъединяла, нежели сплачивала, ее мобилизующий эффект оказался крайне мал.
В обществе, лишенном экономических механизмов саморегуляции, их роль исполняет власть. Й она обязана все время побуждать людей трудиться. Но к труду «страха божьего ради» возвращаться не желала уже сама власть. Экономическое стимулирование в глазах такого убежденного коммуниста, как Хрущев, имело значение только в самых ограниченных дозах, ибо могло усиливать частный интерес в ущерб общественному, то есть государственному. Оставалось массированное идеологическое воздействие. Курс на коммунизм и на победу в соревновании с Америкой и должен был, по мысли советских идеологов, побудить энтузиазм, воссоздать атмосферу «героики и романтики борьбы за новое общество»{1464}. Однако стать новым стимулом трудовой активности ему не удалось.
Даже среди партийно-государственных деятелей немало было достаточно практичных и циничных, которые скрывали свои сомнения и даже неверие, поддакивая первому, они поддерживали в нем святую убежденность в правоте общего дела, в реальности обещаний решить продовольственную проблему в ближайшие 5 лет, жилищную — через 10 лет, отказаться от взимания налогов с населения и т. п. Поэт А.Т. Твардовский, работавший над текстом нового советского гимна в элитном санатории «Барвиха», записывал 30 августа 1961 г. свои впечатления о тамошней номенклатурной публике: «Живут люди под одной крышей, здороваются, встречаются в столовой, в кино, на прогулках — люди больные и здоровые, но люди не рядовые, руководящие, видные, партийные. И никогда не произносят слова коммунизм иначе, чем в шутку, — по поводу бесплатного бритья в парикмахерской и т. п.»{1465}.
Много таких было в низах партии и в массах беспартийных.
На вопрос «Как вы вообще тогда относились к идее создания общества всеобщего равенства и благоденствия?» 51% опрошенных в 1998 г. и 53% опрошенных в 1999 г, ответили, что они верили в коммунизм.
С воодушевлением всегда воспринимала идею коммунизма Л.А. Догонина, ткачиха Яхромской прядильно-ткацкой фабрики{1466}. Была надежда на лучшую жизнь у А.О. Точилкиной, домохозяйки из Люберец{1467}. «Раз социализм построили, то и коммунизм построим, люди привыкнут ходить на работу и пьянки такой не будет», — рассуждал В.Т. Гришаев, совхозный ветеринар из села Николаевка в Косторненском районе Курской области{1468}. Такое общество «все-таки утопией не является», — и сейчас считает Г.М. Козлов, тогда — офицер в военном гарнизоне Кубинка-1{1469}. «Это была красивая сказка для нас, мы верили, что построим общество всеобщего равенства и братства», — вспоминала О.В. Фоменкова, работница Дрезненской фаянсовой фабрики{1470}. «Нужно было во что-нибудь верить», по словам учительницы одной из начальных школ в Иркутске Е.А. Рязанцевой{1471}.
Как и все окружающие, верила в «светлое будущее» путевая обходчица Т.М. Маленец из Гомеля{1472}. «Все верили, и мы тоже», — говорила позже А.Г. Столярова, прораб-строитель из Можайска{1473}.
Всегдашней мечтой человечества называл коммунизм военнослужащий А.П. Брехов. «Все будут равны, а значит счастливы», — так себе представляла желанное будущее шлифовщица с завода «Фрезер» Н.В. Подколзина. «Ну не может же человек человеку быть волком, как нынче!» — восклицает Т.Ф. Ремезова, работавшая тогда медсестрой в Коломне. «Все будут довольны и счастливы, будем хорошо питаться и пользоваться городскими товарами», — мечтала колхозница А.А. Комарова из деревни Захарове в Малоярославецком районе. «Коммунизма ждали, надеялись, что все будет бесплатно», — рассказывала счетовод Р.С. Савенцева из деревни Орловск в Марийской АССР{1474}. «Никто не понимал, что такое коммунизм, — поясняла Л.Н. Спиридонова из села Съяново в Подольском районе. — Но верили, что жизнь станет лучше, тем более что она действительно улучшалась, колхозники получили паспорта, и мои братья смогли уехать в Москву на заработки, сама я стала получать пенсию по инвалидности». Такого же мнения придерживалась Г.Н. Щербакова, учительница Кондыринской школы в Клинском районе: «В хорошую жизнь в будущем верили, а как она будет называться — коммунизм или нет — для нас было не важно». Особый оптимизм при этом внушало массовое жилищное строительство, за что «благодарили Хрущева». По мнению медсестры из Института скорой помощи им. Склифосовского В.В. Беляевой, люди «вообще не представляли, что такое коммунизм», но «в возможность лучшей жизни верили», правда, «не так сильно, как при Сталине»{1475}.
Сомневались соответственно 5,5 и 2% опрошенных.
Скептически к этому времени стал относиться к коммунистическим идеям рабочий одного из номерных заводов в Москве С.С. Глазунов, но «с этим ни с кем не делился». Хорошей, но невозможной идеей считал коммунизм техник трамвайного депо им. Баумана А.И. Харитонов{1476}. Не ясно было В.Н. Притуле: «Как же мы будем работать и за это ничего не получать?»{1477}. По словам Л.А. Лебедевой, только что окончившей факультет журналистики МГУ им. Ломоносова, к слову «коммунизм» относились без почтения: «Видели, как живет народ». Но понимали, что это необходимый лозунг для подъема масс{1478}.
Не верили соответственно 18, 5 и 16% опрошенных.
«В партии не состояла, обещаниям не верила» — экономист «Экспортльна» Е.В. Корниенко, тем более что «жили плохо, одеть было нечего»{1479}. Верила, что «все отбирают у рабочего класса из его кармана», садовод А.Л. Корзунова из Мещевского района в Калужской области{1480}. «Все растащат те, кто сильнее, а народу ничего не достанется, — полагала А.Т. Майорова, жившая в деревне Покров Клинского района, а работавшая в отделении перевозки почт на Ленинградском вокзале в Москве. — С нашим народом нельзя коммунизм построить, надо перевоспитать сначала»{1481}. А.М. Семенов, секретарь Корбовского райкома партии в Белоруссии, считал коммунизм утопией потому, что «не могут все одинаково добросовестно относиться к труду и не каждый в силах проявить талант и высокое мастерство в работе, а следовательно и потребление должно быть не по потребностям, а по труду»{1482}. Верил в социализм, но коммунизм считал «чушью» студент МАИ В.В. Голубков, родившийся и выросший в деревне{1483}. «Нужен хороший социализм, а о коммунизме речи быть не может», — считала бухгалтер базы № 1 ГУ материально-технического снабжения МПС в Ховрине А.Н. Бородкина{1484}.
К этому времени поняла, что «никогда не будет в нашем обществе равенства и благоденствия», А.Н. Никольская, медсестра из детских ясель Водздравотдела в Икше Дмитровского района{1485}. «Равенства никогда не было и не будет», — была уверена рабочая Московского электрозавода им. Куйбышева коммунистка Л.П. Агеева{1486}.
«Не верила никогда» колхозница Н.Г. Краснощекова из села Сосновка Козловского района Мордовии, уверяя, что, «если кто и верил, то очень немногие»{1487}. «Да никто не верил этим бредням», по мнению школьного военрука А.А. Рыбакова из поселка Онуфриево в Истринском районе{1488}. Вопрос о коммунизме «не мучил» фотокорреспондента журнала «Советский Союз» В.А. Руйковича: «К этим обещаниям мы привыкли и на эту говорильню не обращали внимания. Брехня! — вот как все это воспринималось»{1489}. «Эти утверждения были как анекдот, злая шутка, им никто не верил и всерьез не относился», — утверждает А.И. Аксенова, работавшая на заводе «Вторчермет» в Москве, а жившая в Люберцах{1490}.
«Наша вера в лучшую жизнь вовсе не означала веру в коммунизм» — поясняла Т.П. Кищенко, доярка из деревни Зайчевка в Тульской области. Не верили, например, учительницы Воздвиженской школы в Загорском районе и Косинской школы в Люберецком районе А.П. Запрудникова и Г.К. Пятикрестовская, но детям о нем приходилось рассказывать. «Не могли понять, что это такое, потому и не верили», по словам заведующей отделом кадров треста «Ефремов-строй» коммунистки Р.П. Пономаревой. Утопией считали равенство рабочий предприятия п/я 651 (ныне НПО «Энергия») Р.О. Струков, работница Бабушкинского райздрава в Москве П.П. Хлопцева, учительница А.С. Катанина из поселка Северный в Талдомском районе, мастер строительства ТЭЦ-22 Мосэнерго В.М. Доронкин и еще 7 респондентов. «Всегда есть и будут сильные и слабые», — говорила доярка М.С. Прилепо из деревни Струженка в Суражском районе Брянской области. «Всегда кто-то живет лучше других», — скептически рассуждала воспитательница из Тулуна К.А. Шарапова. Не могла себе уяснить, «как это может быть, чтобы все люди были равны и одновременно жили бы хорошо», член КПСС А.В. Девяткина из Пензенской области. Общество такое построить нельзя, полагала управляющая отделением совхоза в деревне Стрешневы Горы в Лотошинском районе П.А. Барабошина, потому что «вся верхушка власти тянет прежде всего на себя, а потом другим, и то крохи». «А что, мужья тоже будут общими?» — часто шутили с насмешкой в окружении токаря Ф.Н. Соловьевой с завода п/я 30 в Каменск-Уральском{1491}.
Не задумывались над этим соответственно 2,5 и 2% опрошенных. Политикой не интересовалась Г.М. Греханова, ткачиха Орехово-Зуевского хлопчатобумажного комбината{1492}. «Поскольку коммунисткой не была, то даже не задавала себе такого вопроса» повар кафе-ресторана «Столешники» Е.В. Глазунова{1493}.
Нет ответа или он не адекватен вопросу у17и17,5% опрошенных. Смутно представляла, что такое коммунизм, нормировщица 22-й дистанции пути на железнодорожной станции Чаплыгин А.А. Орлова. «Не обсуждали» эту тему, по словам жены офицера Е.В. Ципенко из города Хмельник в Винницкой области{1494}.
На вопрос «Верили ли вы обещанию построить коммунизм через 20 лет, т. е. к 1980 г.?» положительно ответили 37% из тех 53% опрошенных, что верили в коммунизм.
«Верили и не мыслили по-другому», по словам В.М. Быстрицкой из госкомитета по оборонной технике{1495}. С одобрением и воодушевлением воспринял программу КПСС А.Э. Шинкаренко, офицер из Семипалатинска-21 (ядерного испытательного полигона){1496}. Принял на «ура!» рабочий Московского шинного завода В.М. Кудинов{1497}. «Программа всеми принималась на ура», — утверждает Л.В. Борзова, инженер Красноярского машиностроительного завода{1498}. «Верили, что все задуманное реально сделать», по словам Е.Л. Алексеева из деревни Долгое Ледово в Щелковском районе{1499}.
Каких-либо сомнений не было у Н.А. Торгашевой из Рузаевки в Мордовии{1500}. «Верила, хотя ничего не было, магазины были пусты», работница аптеки в Корче (Курская область) Г.С. Ковтунова{1501}. «Мы верили программе, это, пожалуй, был какой-то гипноз для простых людей», — говорит О.В. Фоменкова, работница Дрезненской фаянсовой фабрики{1502}. «Нужно хоть что-то строить и во что-то верить», — считал тракторист А.Т. Черняев из совхоза «Коробовский» в Шатурском районе{1503}.
«Программа КПСС была встречена с огромной радостью, — вспоминал В.М. Михайлов, проживавший на станции Тайнинская около Мытищ. — Появилось впереди что-то огромное и ценное, к чему все стремились». Причем сам он верил, что эта программа будет выполнена раньше чем через 20 лет. С радостью восприняли этот документ и военнослужащий из Карагандинской области Н.Е. Чепрасов и работница санатория «Южный» в Евпатории М.А. Прилепская. С воодушевлением — домохозяйка из подмосковного Косино Т.И. Калиничева. С энтузиазмом — еще 2 респондента. «Как член КПСС», — считал нужным отметить слесарь предприятия п/я 577 в Химках А.В. Ашурков. «Народ надеялся на это, все работали хорошо», — утверждала учительница из Раменского Л.Н. Пантелеева. «Программа замечательная!» — говорил работник Нарофоминского шелкового комбината В.С. Дашкевич, хотя и усматривал в ней много глупостей, вытекающих из «оппортунизма» Хрущева{1504}.
«На деревнях появился электрический свет, в городах — газ и троллейбусы», — своими глазами видел 18-летний А.В. Сухомлинов. Уверенность водителя автоколонны 1783 в Ногинске В.А. Кусайко крепла, когда он видел, как много строят жилых домов («хрущевок»): «Это было просто фантастично!»{1505}. В 1958 году получил отдельную квартиру на себя, жену и дочь рабочий типографии «Красный пролетарий» П.И. Важнов{1506}.
«Думали, что все решения направлены на улучшение жизни народа», — объясняла Г.В. Илина из колхоза им. Мичурина в дерене Гора Орехово-Зуевского района{1507}. Всему верила заведующая лабораторией в НИИ точных приборов (в Отрадном) И.В. Шехтман, но «особо не вникала»{1508}. «Мы были людьми неграмотными и верили практически всему», — объясняла счетовод Р.С. Савенцева из деревни Орловск в Марийской АССР. «Мы тогда всему верили: и богу, и коммунизму, и Хрущеву», — вторила ей повар одной из столичных столовых Р.И. Капошина. «Уж очень; убедительно об этом говорил Хрущев на съезде и наглядно мотивировал», — вспоминал В.Е. Север из Звенигорода. Была «полностью согласна с линией партии» работница керамического комбината в городе Железнодорожный Е.А. Клименкова{1509}. «Нам постоянно чего-то обещали, и мы верили. А как было не верить?» — объяснял Н.И. Жмакин, таксист из Брянска{1510}. «Как говорили на собраниях, так и относилась», — по словам техника В.Ф. Лещука с Тульчинской мебельной фабрики в Винницкой области{1511}.
«Хрущевские планы строительства коммунизма встречались с энтузиазмом, надеялись на реальное повышение уровня жизни», — объясняла Т.В. Кутикова, медсестра из колхоза в Невьяновском районе Свердловской области{1512}. Свято верил И.К. Борисов: «Надеялся, что заживем хорошо»{1513}. Очень ждала наступления этих времен И.В. Смолякова{1514}. На обещание коммунизма к 1980 году М.И. Овсова, бригадир животноводческой фермы в деревне Саввино Дмитровского района, по причине невысокой грамотности и некоторой политической апатии, реагировала таким образом: «А жить-то мы лучше будем? А если будем, то и хорошо, что коммунизм построим»{1515}. «Ведь нам обещали приятное, почему же не поверить?» — разъяснял инженер-радиотехник из Фрязино В.В. Карпецкий. «Поверили в хорошую идею, а чего еще оставалось делать?» — вторила ему работница швейной мастерской № 23 в Москве Л.В. Гурьева. Очень хотелось пожить при коммунизме каменщице М.В. Фокиной из поселка Северный в Талдомском районе{1516}.
5 и 5% из них испытывали все же некоторую долю сомнения.
«Программа грандиозна, привлекательна, но трудно выполнима», — считал офицер ПВО из Кричева И.А. Курлов. «Может быть и не через 20 лет», — оговаривалась работница Спасского треста рыбного хозяйства в Рязанской области Р.М. Шенелева. Думали, что «получится, но не в столь короткий срок» москвички Н.А. Жарова и Э.Д. Абазадзе. Не к 1980, а к 2000 г. ожидала коммунизма В.И. Гончарова, только что закончившая ММСИ{1517}. «Не в столь короткий срок и при сильном руководстве», — таков смысл оговорок колхозного бухгалтера З. А. Яненковой из деревни Яненки в Смоленской области{1518}. Не доверяла самому Хрущеву ткачиха Яхромской прядильно-ткацкой фабрики Л.А. Догонина{1519}.
Не поверили соответственно 26 и 39% опрошенных помимо тех 18,5 и 16%, кто вообще не верил в коммунизм.
Несбыточными мечтаниями считала построение коммунизма к 1980 г., «видя тяжелую жизнь на селе», Т.И. Самородова, скотница из села Ольявидово в Дмитровском районе, коммунистка{1520}. «Жили еще бедно, и такой скачок совершить было нереально», — объяснял служивший в ВВС И.И. Точилкин из Люберец, коммунист{1521}. «Жизненный уровень не соответствовал», по мнению Е.А. Малиновской, начальника планового отдела на опытном заводе Института источников тока в Москве{1522}. «Страна в нищете, только в Москве более или менее хорошо, а тут такие нереальные сказки обещают», — считала ленинградка Г.М. Толмачева{1523}. Думала, что социализм вот-вот развалится, московская домохозяйка М.А. Ширинкина: «Бардак творился в колхозах, все продавали и пропивали»{1524}.
«С нашими людьми строить коммунизм нельзя», — считала фельдшер-лаборант Н.А. Долбик, жена военнослужащего из подмосковного Одинцово{1525}. «С такими людьми коммунизм не построить», — согласна была и Л.С. Смоленская из Ивано-Слюсаревки в Кущевском районе Краснодарского края{1526}. «Коммунизм — это когда народ сознательный, бескорыстный, патриот своей родины», — говорила Е.В. Кулакова, библиотекарь из Райчихинска в Амурской области{1527}. «Ни фига мы не построим, все пропьем», — уверен был офицер А.Н. Проценко из в/ч 44026.{1528}
Несмотря на то, что жизнь улучшалась и большинство верило в обещания, студент из Днепропетровска В.Р. Червяченко считал их «явным перехлестом». «Мыльным пузырем» посчитала это обещание учительница Константиновской школы в Загорском районе Т.П. Воронина. После развенчания культа личности Сталина изменились многие ценности у офицера инженерно-авиационной службы Северного флота А.Т. Щепкина: «Мы знали, что на Западе жизнь лучше чем в нашей стране». «Жизнь так тяжела, — сетовала маляр К.М. Селиванова с автокранового завода в Балашихе, — что кажется лучше никогда и не будет». «Тогда ничего хорошего не ждали, — вспоминала техник завода № 500 М.С. Севастьянова, — все постоянно дорожало»{1529}.
Научный сотрудник ВНИИ экономики сельского хозяйства Т.И. Шевякова, привлекавшаяся вместе со своим коллективом к разработке программы, рассказывала, что их расчеты «показывали невозможность догнать США по сельскому хозяйству» хотя бы потому, что «у нас разные климатические условия». Неоднократно писал в ЦК и ставил вопрос на партийных собраниях, но «не сумел убедить большинство в авантюристичности ряда положений» проекта программы инженер Московского автомобильного завода им. Сталина Е.Д. Монюшко{1530}. На мехмате Пермского университета произошел из ряда вон выходящий случай, названный «провалом воспитательной работы», когда выпускница Сабанцева отказалась вести агитационную работу среди населения, заявив при этом, что «сама не верит в реальность построения коммунизма»{1531}. «В это может поверить только глупый», — считала домохозяйка М.М. Лунина из деревни Круглица в Куринском районе Орловской области{1532}.
«В душе знали, что этого не будет, но помалкивали», — вспоминает Е.И. Емшина, рабочая предприятия п/я 2346 в Москве, судя по всему, коммунистка{1533}. Бредом считали, а вслух не говорили, боялись, по словам В.И. Маркина, техника НИИ-160 во Фрязино{1534}.
Беспредметными популистскими метаниями партийных верхов выглядели подобные обещания в глазах корреспондента газеты «Люберецкая правда» Е.Н. Филькова. «Все это выдумки Хрущева!» — говорил шофер из деревни Аксеново в Раменском районе Ю.И. Чумаров. Считала Хрущева фантазером бухгалтер Н.В. Овсянникова из Фирсановки. Как «очередной трюк Хрущева» расценил обещание коммунизма через 20 лет инженер Кореневского завода строительных материалов в Люберецком районе И.И. Назаров: «Над этим люди даже смеяться стесняются». По его убеждению, «именно этим был впервые скомпрометирован коммунизм, а вместе с ним и партия во главе с Хрущевым». Не верила Хрущеву доярка из деревни Зайчевка в Тульской области Т.П. Кищенко: «Он сам себе испортил репутацию тем, что наступал на частное хозяйство». Не верил, что этого можно добиться «с этим руководством» инженер-экономист завода № 30 («Знамя труда») Г.К. Широков. «Кто хотел власти, тот усиленно и пропагандировал эту идею», — говорила москвичка и жена писателя В.П. Строковская. «Ультралевая, маоистская сущность взглядов Хрущева» к этому времени стала понятна для строителя из Новосибирска А.А. Чуркина{1535}.
«Глупостью» считал все это Н.Д. Михальчев из города Ершов в Саратовской области. С ним была согласна и техник Томилинской птицефабрики в Подмосковье А.М. Васильева, ощущения у которой были такие же, как и от недавнего лозунга «догнать и перегнать Америку по мясу и молоку». Бредом называли эти сроки диспетчер завода «Авангард» в Москве Е.И. Коклюшкина и шофер МПС М.А. Гук. «Надувательством» считала программу КПСС бригадир подмосковного колхоза им. Ленина, коммунистка П.И. Ковардюк. Инженер МЭИ А.В. Митрофанов и люди из его окружения «уже поняли внутреннее несовершенство большинства людей, их неготовность жить по принципам коммунизма». «Никто этому не верил», — утверждали прядильщица фабрики им. Октябрьской революции в подмосковном Михнево Л.С. Кондрашова и учительница из соседнего поселка Дзержинский Н.С. Мартынова. «Кажется, не было человека, который бы ни смеялся над этим», — вторит им учительница из Мытищ А.В. Кочеткова. «Надо же чем-то кормить обывателя, тем более слепых коммунистов и комсомольцев», — горячился сотрудник Внуковской таможни Ю.Н. Шубников. «Народ смеялся», — говорила воспитательница детского сада № 3101 в Люблино З. И. Андрианова. «Очки втирают», — считала инженер-строитель из Министерства путей сообщения Е.Г. Ананьева и рассказывала анекдот, как Фурцеву, где-то распространявшуюся о том, что мы одной ногой еще стоим в социализме, а другой — уже в коммунизме, прерывают вопросом: «Не околеем ли, стоя так 20 лет в раскоряку?». О том, что «мужики рассказывали анекдоты об этом», — вспоминает и слесарь завода № 11 в Краснозаводске М.Ф. Шилков{1536}.
Затрудняются с ответом (в том числе потому, что не осталось в памяти) соответственно 1 и 2% опрошенных.
Нет ответа или он не адекватен вопросу у соответственно 7,5 и 3% опрошенных.
Итак, хотя число верящих в коммунизм вообще (51-53%) в три раза превышало число не верящих (18,5-16%), но провозглашенные на XXII съезде КПСС сроки его построения показались достижимыми только 35-37%.
Большое место на XXII съезде занял вопрос о последствиях культа личности. Отдельным пунктом он в повестке дня не значился, но его так или иначе затрагивали и в отчетном докладе ЦК, и в прениях (все члены Президиума ЦК), и в заключительном слове Хрущева. Ну, а поднят он был перед съездом, причем неожиданно и даже скандально. На партийной конференции в Ленинском районе Москвы 7 сентября 1961 г. начальник кафедры оперативно-тактической подготовки Военной академии им. Фрунзе генерал-майор П.Г. Григоренко обратил внимание на то, что культ личности заключался не только в том, что Сталин встал над партией.
— Если бы это был один случай, можно было бы не тревожиться. Был еще случай, когда у высшего органа власти оказался Берия — человек не только чуждый партии, но и враждебный нашему строю. Мы имеем факт, когда другая коммунистическая партия у власти (в Югославии) оказалась под пятой у человека, который изменил ее состав и превратил в сугубо культурно-просветительскую организацию. Мы имеем факт, когда албанские руководители становятся на тот же путь… Значит есть какие-то недостатки в самой организации, в постановке всего дела партии, которые позволяют это… Мы одобряем проект программы, в котором осужден культ личности. Но возникает вопрос: все ли делается, чтобы культ личности не повторился?{1537}
Таким образом, Григоренко связал вопрос о культе не с личностью, а с системой. Мысль об этом приходила в голову многим, но он посмел публично озвучить ее. А это было непростительно. Поэтому не было ничего удивительного в том, что сидевший в президиуме заместитель министра обороны и главнокомандующий войсками ПВО маршал С.С. Бирюзов поспешил вмешаться:
— Мне кажется, нет смысла дальше слушать товарища, потому что есть решение съезда по этому вопросу, определенное и ясное.
Но его предложение лишить оратора слова не получило поддержки большинства делегатов. И, продолжая свое выступление, Григоренко предложил «усилить демократизацию выборов и широкую сменяемость, ответственность перед избирателями», а также «изжить все условия, порождающие нарушение ленинских принципов и норм, в частности высокие оклады». Предложение Бирюзова он назвал «зажимом» и отметил, что оно «не относится к ленинским принципам».
— Если коммунист, находящийся на любом руководящем посту, культивирует бюрократизм, волокиту, угодничество, семейственность и в любой форме зажимает критику, то он должен подвергаться суровому партийному взысканию и безусловно отстраняться от занимаемой должности и направляться на работу, связанную с физическим трудом в промышленности и сельском хозяйстве{1538}.
Начальник академии генерал-полковник П.А. Курочкин поспешил дать справку, что Григоренко этот вопрос в партийной организации не ставил и потому нельзя сказать, что он выражает ее мнение. А после двух перерывов, потраченных на консультации и обработку делегаций, после выступления секретаря ЦК КПСС Б.Н. Пономарева было принято решение осудить выступление Григоренко как «политически незрелое», а его самого лишить мандата. «За» проголосовало около трети, «против» и воздержавшихся не было{1539}. Через два дня Григоренко приказом министра освободили от заведования кафедрой, а затем объявили строгий выговор. На заседании парткома академии, где обсуждался этот вопрос, начальник академии Курочкин говорил:
— ЦК считает, что ему не место в партии.
Но его предложение исключить Григоренко из партии не прошло{1540}.
30 октября 1961 г. XXII съезд КПСС принял решение о выносе гроба с телом Сталина из Мавзолея. «Да, нехорошо, — записывал в связи с этим в свою рабочую тетрадь А.Т. Твардовский, — нужно исправить ошибку 53 г., но как было бы благопристойнее, если бы не было этой ошибки». Признав, что и его можно попрекнуть за стишки («И лежат они рядом…»), которые, правда, были тогда искренними, он в то же время задается вопросом, кого же попрекать за то, что Сталина положили рядом с Лениным: «Так велика была инерция принятого, утвержденного всеми средствами воздействия на сознание равенства этих личностей (даже более чем равенства!)»{1541}.
Согласились с этим шагом 15% опрошенных в 1998 г. и 26% опрошенных в 1999 г.
«Ироду нечего там делать», — говорила А.П. Безменова, рабочая Красногорского оптико-механического завода{1542}. «Сталин загубил столько людей, что не заслуживает таких почестей», — полагал В.И. Пастушков, офицер одной из частей береговой артиллерии Балтийского флота{1543}. «Зачем такому душегубу там лежать, чтобы на него глазели?» — говорила учительница А.В. Сорокина из Онуфриево в Истринском районе{1544}.
«К тому времени узнала о нем все» работница сельского совета в Дубровицах Подольского района З. Н. Нифонтова. Справедливым посчитала этот шаг доярка Т.П. Кищенко из деревни Зайчевка в Тульской области: «Он не сделал ничего для победы революции и присвоил многое себе»{1545}. «Многие говорили, что он враг», — сообщал рентгенотехник Раменской больницы Б.Г. Маскин. «Так ему и надо!» — восклицала Ю.С. Савенкова из деревни Петрово в Оленинском районе Калининской области. «Человеку, совершившему столько зла, нечего делать рядом с Лениным», — соглашалась токарь завода п/я 30 в Каменске-Уральском Ф.Н. Соловьева. «Это усыпальница для Ленина, а не коллективное захоронение», — полагала А.В. Кочеткова, учительница из Мытищ. «Слишком много крови на его совести», — полагала вулканизаторщица Останкинского молочного завода З. Т. Горячева. «Вынесли, и никто не жалел», — утверждала врач из Ленинграда Н.В. Кузьменко, прибавляя: «Мавзолей строили для Ленина», и если оставить там Сталина, «то потом и Хрущева положат». «Тело должно быть предано земле», — считал работник узла связи в Долинске на Сахалине В.А. Куприн{1546}.
«На свалку бы его!» — думал бывший дворянин С.Н. Гук. Жалела, что «второго прохвоста не вынесли», его жена М.А. Гук. «Надо было сразу и Ленина захоронить», — добавляет В.В. Филиппова, учительница из Ельца в Липецкой области{1547}. Вообще была против мавзолеев инженер Северной водонапорной станции К.В. Воложанцева.
Не одобрили соответственно 13, 5 и почти 29% опрошенных.
«Кощунством» назвал инженер Кореневского завода строительных материалов в Люберецком районе И.И. Назаров. «Не тобой положено, не тобой взято будет!» — говорил научный сотрудник из Центрального института погоды В.М. Мухин. «Каким бы Сталин ни был, мы при нем жили не плохо», — утверждала работница Госсанэпидемнадзора в Реутово М.Т. Широкова. По свидетельству днепропетровского студента В.Р. Червяченко, недовольны были в основном бывшие фронтовики («мы за него кровь проливали!») и, как ни странно, те, кто сидел в ГУЛАГе. Переживала за Сталина медсестра в/ч 12122 в подмосковном поселке Заря А.П. Смирнова: «Зачем ворошить прошлое?». Противоположный довод приводила учительница Власовской школы в Раменском районе А.В. Апифанова: «Сталин — вождь, это наша история!». Героем считал Сталина милиционер А.В. Петров из поселка Рощино в Ленинградской области. «Мертвых взад назад не носят», — говорила учительница Константиновской школы в Загорском районе В.С. Безбородова. «Вынесли крадучи, народ не спрашивали!» — возмущалась официантка одного из столичных кафе и жена офицера-силовика Н.Н. Сныткова. Возмущалась доярка Е.П. Соколова из села Солодилово в Воловском районе Тульской области: «Это был ближайший соратник Ленина! Он вывел страну из разрухи после войны!». Не понравилось и школьнице Г.Н. Стецюре из поселка Удыч в Тепликском районе Винницкой области; неприятно ей было, когда у них в парке сняли памятник Сталину и выбросили в пруд, где на него потом натыкались купающиеся. «Он никому не мешал», — полагала работница котельной из подмосковного села Куроедово Г.В. Соболева. По воспоминаниям учительницы из Раменского Л.Н. Пантелеевой, все шутили, что Хрущев освобождает место в мавзолее для себя{1548}.
Решительно осуждая вынос тела Сталина из мавзолея, инженер одного из столичных НИИ Б.Г. Лященко в то же время считал более правильным построить пантеон вне Красной площади и перенести туда прах всех советских знаменитостей{1549}.
Отнеслись неоднозначно 1,5% опрошенных. «Раз положили в мавзолее, вроде бы и должен он быть там, но, с другой стороны, разве не должен он быть предан земле?» — раздумывала бухгалтер Ф.П. Атмошкина из колхоза им. 1-го мая в Мечетинском районе Ростовской области{1550}. Продолжал считать, что Сталин «много сделал для страны, поднял ее из руин», но в то же время знал «другую правду» о нем офицер инженерно-авиационной службы Северного флота А.Т. Щепкин{1551}.
Затруднились с ответом более 1% опрошенных.
Никак не реагировали, остались безразличными, равнодушными более 4% опрошенных.
Не слышало об этом около 1% опрошенных.
Нет ответа или он не подлежит однозначному толкованию у более чем 27% опрошенных.
Итак, обобщая все эти ответы, можно с достаточной долей основания сделать вывод о том, что, несмотря на новую мощную атаку, предпринятую на съезде против культа личности Сталина, число тех, кто продолжал не соглашаться в этом вопросе с властью, продолжало несколько превышать число тех, кто именовал себя антисталинистами.
3.2.2. Решение острых социальных проблем
Вряд ли можно согласиться с высказанным М.Я. Гефтером предположением, что «Хрущеву было чуждо полицейское государство благоденствия, какое для Берии (и Маленкова?) являлось единственной заменой сталинскому тоталитаризму»{1552}. Взгляд на социальную политику в первое послесталинское десятилетие заставляет усомниться в этой гипотезе.
Да, действительно, через все хитросплетения правительственного курса можно штрих-пунктиром нанести линию освобождения человека из-под плотной опеки государственной системы. Указом «Об отмене запрещения абортов» от 25 ноября 1955 г. женщине снова было позволено сознательно решать вопрос о деторождении и материнстве. Опять разрешили браки с иностранцами. Было позволено целевыми группами выезжать за границу. Наконец, и это самое важное, работников открепили от предприятий, произошла тихая отмена крепостного права в промышленности. Рабочие и служащие получили право менять место работы по своему усмотрению, предупредив администрацию за две недели до ухода{1553}.
Однако, вопреки распространенному мнению, до недавних пор разделявшимся и автором, сельское население не было уравнено с городским в правовом отношении. По закону колхозники оставались беспаспортными. Другое дело, что на практике они теперь стали пользоваться большей свободой передвижения. Паспорт можно было получить только с разрешения правления колхоза и сельсовета. Но острая нужда в дешевой рабочей силе в промышленности, строительстве, транспорте и торговле, особенно в необжитых районах, способствовала тому, что милиция сквозь пальцы смотрела, как самовольно ушедшие из деревни люди устраиваются на временную работу, выдавая им разрешение на временную прописку, а затем также и паспорта.
Одной рукой «даруя» права, власти другой рукой пытались их ущемить, существенно ограничить. Закон «Об укреплении связи школы с жизнью», например, обязывал выпускников 11-летней школы перед поступлением в вуз заработать двухлетний трудовой стаж.
Уголовное законодательство по-прежнему считало преступления против социалистической собственности более тяжкими, чем преступления против личной собственности. Закон о государственных преступлениях от 25 декабря 1958 г., заменивший собой печально известные статьи 58 и 59 старого уголовного кодекса, продолжал квалифицировать как особо опасные преступления не только вредительство, диверсии, террористический акт, шпионаж, но и измену родине, антисоветскую агитацию и участие в антисоветской организации.
Как верно заметил О.Л. Лейбович, расширение личных прав происходило «естественным путем, если под последним понимать движение от прецедента к массовому явлению, спустя какое-то время становившемуся нормой повседневного поведения»{1554}. Однако власть оставляла за собой возможность в любой момент наказать ослушника в острастку другим, предав, например, суду нарушителя паспортного режима, вернув документы из приемной комиссии вуза, наложив взыскание на администратора.
Существовали зоны общественной жизни, где власть не только не признавала никаких дополнительных прав граждан, но и, начиная с конца 50-х годов, пыталась отнять и те, что были. Так было в экономической сфере и в сфере духовной, религиозной, о чем будет еще идти речь впереди.
Однако было бы несправедливым сводить всю социальную политику, инициированную Хрущевым, к запретам и ограничениям. Само видение им противостояния социализма с капитализмом толкало его к тому, чтобы превратить советское общество в более привлекательное и для собственных граждан, и для окружающего мира. Другое дело, что средства, которые им для этого применялись, были или не совсем адекватны поставленной цели, или ограничены в силу целого ряда обстоятельств.
Хотя власти довольно много говорили о кардинальном отличии социалистического общества от капиталистического — отсутствии эксплуатации, на самом-то деле эксплуатация существовала. Причем уровень ее был отнюдь не меньшим, если не большим. Об этом свидетельствует и то, что доля заработной платы в стоимости продукта в 50-е годы уменьшилась и, по оценке А. Зайченко, составила в 1960 г. 37,7%{1555}. Правда, сама эта зарплата не оставалась на месте, а возрастала. Если в 1953 году среднемесячная номинальная зарплата рабочих и служащих составляла 679 рублей, то в 1964 г. — 987 рублей (98 рублей 70 копеек в новом исчислении), то есть едва ли на половину{1556}. И главным ограничителем ее роста было не нежелание руководителей, а соображения совершенно другого порядка, низкий уровень предложения товаров и услуг. А этот низкий уровень, в свою очередь, был предопределен политикой преимущественного развития промышленности группы «А» и ограничения экономической инициативы субъектов народного хозяйства, будь то государственное предприятие, колхоз, кооператив, а тем более частник.
И все же, благодаря возросшим заработкам люди получили возможность улучшить свое питание. На него по-прежнему уходит 40% семейного бюджета пермского промышленного рабочего, что соответствует стандартам потребления малообеспеченных слоев. Но сама структура питания за 10 лет улучшилась: потребление мяса выросло на 70%, масла на 34%, рыбы на 29%. Правда, потребление жиров и белков животного происхождения оставалось гораздо ниже нормы (66% и 54% соответственно). Даже хлеб и картофель люди ели меньше, чем нужно{1557}.
Улучшать условия жизни советских людей по всем параметрам власть не имела возможности. Поэтому она выбирала те секторы социальной жизни, где положение признавалось наиболее вопиющим, и предпринимала довольно решительные шаги для его исправления. Так, Хрущевым была инициирована и стала реализовываться крупномасштабная программа жилищного строительства.
Резко увеличить государственные ассигнования на это дело позволило сокращение численности вооруженных сил на 1,2 млн. чел., проведенное в середине 50-х годов. На декабрьском пленуме ЦК КПСС решили пересмотреть и контрольные цифры 6-го пятилетнего плана. За 9 лет (с 1956 по 1964 г.) было построено 767 млн. кв. м жилья{1558}. Такого размаха жилищного строительства страна прежде не знала. В 1957 г. законодательно было определено, что нормальным жильем для семьи должна являться отдельная квартира. Началось массовое переселение горожан из коммунальных квартир с общими для нескольких семей кухней и туалетом, а также из бараков и сараев в индивидуальные квартиры со всеми удобствами.
1950 г. — 5,3 млн.
1952 г. — 5,4 млн.
1954 г. — 6,5 млн.
1956 г. — 7,8 млн.
1957 г. — 10,1 млн.
1958 г. — 11,5 млн.
1959 г. — 12,6 млн.
1960 г. — 12,0 млн.
1961 г. — 11,3 млн.
1962 г. — 11,2 млн.
1963 г. — 11,0 млн.
1964 г. — 10,3 млн.
Жилищно-бытовые условия советских людей существенно улучшались и за счет газификации и теплофикации домов. Число газифицированных квартир с 2 млн. в 1958 г. (в основном в Москве) увеличилось до 10,4 млн{1560}.
Большое социально-политическое значение имело сокращение продолжительности рабочего дня и рабочей недели у рабочих и служащих. Указом от 8 марта 1956 г. на один час сокращался рабочий день в предвыходные и предпраздничные дни{1561}. До конца 1960 г. рабочий день вновь сократился с 8 до 7 часов, как это было до войны. В результате рабочая неделя сократилась с 42 до 41 часа. Затем был осуществлен переход на 5-дневную рабочую неделю с 8-часовым рабочим днем и двумя выходными. Юридически продолжительность рабочей недели при этом осталась прежней (41 час), но фактически она стала 40-часовой. Администрация по согласованию с профсоюзом могла восполнить эту разницу, сокращая время обеденного перерыва или смещая графики сменности. Но чаще всего она прибегала к практике так называемых «черных суббот» в конце квартала или года{1562}.
XXI съезд КПСС принял решение о постепенной отмене налогов с населения. 7 мая 1960 г. Верховный Совет СССР принял закон «Об отмене налогов с заработной платы рабочих и служащих».
Он начал проводиться в жизнь путем постепенного повышения необлагаемого минимума налогов (до 60 рублей) и уменьшения налога с низкой зарплаты{1563}. Этот акт стал сразу же темой шумной пропагандистской кампании. Правда, через два года выяснилось, что обещание отменить налоги вообще сделано было без должных оснований.
В 1956 г. был принят новый закон о пенсиях, распространивший гарантии на материальное обеспечение в старости фактически на всех рабочих и служащих, занятых в государственном секторе экономики. Для них был установлен самый низкий в мире возрастной порог ухода на пенсию (60 лет для мужчин и 55 для женщин), увеличен размер пенсий, что привело впоследствии к резкому увеличению количества пенсионеров. Уже в 1960 г. их насчитывалось 20 миллионов, причем размеры пенсионного пособия каждого из них были в 5 раз выше, чем в довоенном 1940 г.{1564}
Развивалась и конкретизировалась линия сентябрьского (1953 г.) пленума ЦК КПСС на повышение материальной заинтересованности колхозников и других сельских жителей в производстве сельскохозяйственной продукции. Постановлением от 6 марта 1956 г. вводилось ежемесячное денежное авансирование труда колхозников. Если раньше колхоз расплачивался с ними раз в год и только после того, как выполнял все свои обязательства перед государством и расплачивался с МТС, то теперь общие собрания колхозников получили право принимать решения о выдаче авансом на трудодни не менее 25% всех получаемых денежных доходов и 50% всех авансов, получаемых в счет обязательных поставок, закупок и контрактации. В свою очередь 50% стоимости зерна, масличных культур, картофеля, овощей и мяса, подлежащих сдаче государству в качестве обязательных поставок, должно было быть оплачено колхозам по их требованию в качестве аванса. Эти деньги начислялись на особый текущий счет в банке и могли расходоваться правлением только для расчетов с членами артели{1565}. 4 июля 1957 г., то есть через несколько дней после исключения из правительства и ЦК Маленкова, с именем которого многие связывали сокращение в 1953 г. сельскохозяйственного налога в два раза, приусадебные хозяйства колхозников, рабочих и служащих вообще были освобождены от обязательных поставок государству сельскохозяйственных продуктов. Год спустя одновременно с ликвидацией МТС и отменой натуроплаты за их работу от обязательных поставок были освобождены и колхозы, были утверждены также новый порядок, цены и условия заготовки сельскохозяйственных продуктов{1566}. В июле 1964 г. на колхозников было распространено и пенсионное законодательство.
С 1958 г. государство прекратило выпуск внутренних займов, подписка на облигации которого в размере не менее месячного заработка была фактически принудительной. Но и одновременно отсрочило на 20 лет выплату по всем своим прежним обязательствам. Отмена новых займов приветствовалось всеми. А вот по поводу отсрочки выплат по старым, хотя всюду и принимались резолюции одобрения, многие были разочарованы, посчитав, что их обманули и денег уже никогда не вернут.
Улучшение жилищных условий и увеличение доходов сопровождались увеличением потребления и изменением в структуре предметов домашнего обихода. Объем розничного товарооборота государственной и кооперативной торговли возрос с 68 млрд. рублей в 1958 г. до 105 млрд. рублей в 1965 г. Особо быстро росла продажа товаров длительного пользования хозяйственного и культурно-бытового назначения. Если в 1960 г. население приобрело 4 млн. радиоприемников, 1,5 млн. телевизоров, около 1 млн. стиральных машин и 0,5 млн. холодильников, то в 1965 г. — соответственно 5,3, 3,3 и 1,5 млн{1567}.
Радиоприемники и радиолы …… 129 — 165
Телевизоры …… 22 — 68
Швейные машины …… 107 — 144
Стиральные машины …… 13 — 59
Холодильники …… 10 — 29
Пылесосы …… 8 — 18
Однако предложение этих товаров продолжало отставать от спроса. Их ассортимент и качество зачастую не соответствовали требованиям покупателей.
Социальная политика на рубеже 50-х и 60-х годов имела сугубо эгалитарную, уравнительную ориентацию. Расширялись возможности рабочих и служащих в области получения образования и медицинской помощи, потребления более ценных продуктов питания и предметов домашнего обихода. То, что прежде составляло привилегии номенклатуры и приближенной к ней культурной и производственной «аристократии», становилось доступным для более широких слоев населения, хотя и не переставало быть дефицитным.
Тенденция к улучшению социальных параметров развития — характерная черта этой исторической полосы. Иллюстрацией к данному тезису может служить устойчивый рост выживаемости детей. Если в 1953 г. из каждой тысячи родившихся младенцев до двенадцатимесячного возраста не доживали 68, то в 1964 г. — 29.{1569}
Повышался образовательный уровень населения. Если образовательный ценз всего населения страны, в соответствии с переписью 1959 г., можно представить в следующем виде: 40% с начальным и ниже начального образования, 22% с неполным средним, 11% со средним и средним специальным и только 4,4% с высшим и незаконченным высшим, то у молодых людей, родившихся в 30-е годы, это соотношение было уже таким: 35%, 31%, 24% и 10%{1570}.
Эгалитарная социальная политика не могла однозначно соответствовать основным тенденциям развития общества. Принцип сравнительно равного распределения благ входил в противоречие со сравнительно большими потребностями отдельных категорий населения, например, квалифицированных рабочих и интеллигенции. Так что можно согласиться с мнением, что она в какой-то мере препятствовала естественной дифференциации, вызванной углублением разделения труда{1571}. Правда, для более социально значимых групп делались существенные, хотя и негласные исключения. Номенклатурные работники и приравненные к ним научно-технические кадры военно-промышленного комплекса продукты получали в спецраспределителях, лечились в спецполиклиниках и спецбольницах, имели большую квоту на жилище, обучали детей в престижных учебных заведениях, имели возможность совершать частые поездки за границу.
Историческая справедливость была восстановлена в отношении некоторых из репрессированных при Сталине национальностей. Выселенные во время войны преимущественно в Казахстан и Среднюю Азию калмыки, чеченцы и ингуши, балкарцы и карачаевцы смогли вернуться на родные земли и восстановить там свою национально-государственную автономию. Однако такого права по-прежнему оставались лишенными поволжские немцы и крымские татары.
Подводя итог всему сказанному в этом параграфе, можно констатировать, что, несмотря на значительные запреты и ограничения, социальная политика Хрущева в целом была нацелена на рост благосостояния населения, то есть ориентирована на человека, добившись в этом направлении немалого.
3.2.3. «Маяки» и «панамы».
Судьба лозунга «Догнать и перегнать США по производству молока, масла и мяса на душу населения»
Не забывал Хрущев и о «человеческом факторе». Ему казалось вполне естественным, что советские люди, сумевшие сделать ракеты и запустить их в космос раньше американцев, смогут в самые короткие сроки доказать преимущества социализма и в сельском хозяйстве. Тем более что успехи тут вначале были довольно заметными.
22 мая 1957 г. Хрущев в речи на совещании работников сельского хозяйства Северо-Запада РСФСР в Ленинграде поставил задачу догнать и перегнать США по производству на душу населения молока к 1958 г., а масла и мяса к 1960-1961 гг. Уже само начало этой речи можно было толковать как претензию на отход от основополагающего принципа прежней экономической политики преимущественного развития тяжелой индустрии:
— Наша партия никогда не противопоставляла развитие одной отрасли народного хозяйства другой.
Оказывается, это не Сталин выдвинул, обосновал и неуклонно проводил этот принцип, а «буржуазные экономисты старались критиковать нас, трубили о том, что мы пренебрегаем производством товаров народного потребления». Зачем понадобилась Хрущеву эта словесная эквилибристика? Несомненно, потому, что, если и не сознавал, то ощущал опасность, которую могла представлять ликвидация еще одной опоры, на которой держалась советская идеократическая система. К тому же ему, очевидно, представлялось, что новый мобилизующий лозунг будет лучше воспринят именно в контексте привычного идеологического противостояния.
— Интересно, каким голосом запоют они (то есть «буржуазные экономисты». — Ю. А.) теперь, когда вся наша страна включилась во всенародное движение за резкое увеличение производства мяса, молока, масла и других продуктов, когда узнают, что в советской стране созрели все возможности для того, чтобы в ближайшие годы догнать Соединенные Штаты Америки по производству животноводческих продуктов на душу населения?
Решение продовольственной проблемы мыслилось и в плане повышения международного авторитета СССР и социализма вообще.
— Это будет сильнейшая торпеда под капиталистические устои, — был убежден Хрущев. — Эта победа будет сильнее, чем водородная бомба. Она заставит перестать болтать против социалистического строя, против колхозного строя, против социалистических стран.
Итак, страна с удивлением узнала, что она, оказывается, уже включилась в очередное всенародное движение. Гораздо большее удивление и недоверие вызывала цель этого движения. Конечно, она была очень привлекательна. Но насколько реальна? Цифровые данные, приведенные Хрущевым, были таковы. Только за последние три года производство молока в СССР возросло на 35%, в том числе в колхозах и совхозах на 75%.
— Социалистический сектор занял решающее место в снабжении страны продуктами, — торжествующе констатировал он.
На каждые 100 гектаров сельскохозяйственных угодий у нас уже производилось 10,1 т молока, тогда как в Америке 11т. Более существенным было отставание в производстве на душу населения: 245 и 343 кг. Казалось бы, дел еще много и на многие годы. Однако Хрущев считал иначе.
— Уже в этом году мы получим сливочного масла столько же или даже больше, чем получили США в прошлом году… По производству молока на душу населения мы можем не только догнать, но и превзойти США уже в 1958 г., — под аплодисменты объявил он.
Гораздо сложнее, признавал Хрущев, обстояло дело с мясом. На 100 гектаров сельхозугодий мы производили 1,33 т, американцы — 3,3 т, на душу населения — 32,3 и 102,3 кг соответственно. Таким образом, чтобы догнать их, надо было увеличить производство в 3,2 раза.
— Думаю, что нам сейчас не стоит называть год, когда мы должны решить эту задачу. Пусть руководители республик, краев и областей, колхозники, работники совхозов сами подсчитают и заявят через печать, когда они смогут решить данную задачу{1572}.
Казалось бы, осторожный, трезвый, реалистический подход. Но это только на первый взгляд. Его собственный опыт подсказывал ему, что, каким бы привлекательным не был тот или иной лозунг, он сам по себе, без должной организационной работы не вызовет желательного отклика, а тем более энтузиазма. Поэтому он высказал мысль, что было бы неплохо «уже сейчас помочь людям немножко раскачаться, вызвать азарт»{1573}. А в том, что партийному аппарату это по силе, сомнений у него не было. И для ориентировки называл перспективу примерно в 3-4 года.
— Не будет никакой трагедии, если в 1960 г. мы не сможем догнать Америку. Можно допустить какую-то отсрочку. Неплохо будет выполнить эту задачу и в 1961 г.
Хрущев не стал скрывать, что, когда у него «после беседы с колхозниками, работниками МТС и совхозов, после знакомства с их обязательствами» возникла эта идея, она сразу же встретила понимание и поддержку. И рассказал, что попросил экономистов дать расчеты, когда можно будет догнать Америку.
— Они бумагу дали мне, — не без злорадства повествовал он. — На той бумаге написано: увеличить производство мяса в 3,2 раза и догнать США мы можем в 1975 г.
Смех аудитории был ответом на это откровение. Хрущев же вернулся к идеологическим аспектам проблемы:
— Что значит растянуть до 1975 г. решение жизненно важной задачи? Это значит дать возможность идеологам капиталистического мира еще длительное время болтать против социалистического строя, против колхозного строя.., что, мол, большевики ругают капитализм, а смотрите, в некоторых капиталистических странах производят больше, чем в социалистических.
Сам он в реальности названных им сроков нисколько не сомневался. Почему всем колхозам страны не под силу то, чего уже добились наиболее передовые из них? Например, колхоз им. Орджоникидзе на Харьковщине уже теперь производит 3,6 т мяса в расчете на 100 гектаров, колхоз им. Кирова в Молдавии — 4, 1 т, колхоз «Здобуток Жовтня» на Черкасщине — 5,4 т, а колхоз в его родном селе Калиновка в Курской области — б т. И почему нереальны обязательства колхоза им. VIII партсъезда в Гатчинском районе, который Хрущев посетил пару дней назад, увеличить выход мяса с 2,5 т до 4 т уже в этом году и до 12,5 т в 1960 г.? Или обязательства председателя колхоза им. Коминтерна на Тамбовщине Е. Андреевой добиться 6 т и 17 т соответственно?{1574}
И, главное, как отмечал потом Микоян, что этого можно добиться без новых капиталовложений{1575}.
Не все соратники Хрущева с энтузиазмом встретили эти его инициативы. Молотов, например, ссылался на решения XX съезда о поднятии производства мяса и масла в два раза.
— А товарищу Хрущеву показалось этого мало, и он предлагает еще в два раза поднять то, что было намечено XX съездом… Давайте прежде обсудим. Не можем мы так легко относиться к решениям съезда партии, чтобы, не рассчитавши наших возможностей, сказать, что решим в такой краткий срок эту новую задачу. Давайте посмотрим расчеты о кормах, о строительстве, о капиталовложениях. Но никаких таких расчетов у нас нет{1576}.
— Догнать и перегнать Америку, это большой лозунг, — говорил Каганович, ссылаясь при этом на Ленина и XX съезд, — Но это требует баланса… У нас национальный доход один, он распределяется между отраслями… Нужно подсчитать. Ведь нужны корма, а мы режем годовалых, потому что нечем кормить. Если бы мы такой вопрос обсудили на Президиуме ЦК, получив материалы, мы посвятили бы этому делу целое заседание, было бы совсем другое дело. Мы за то, чтобы было мясо, но надо рассчитать, за счет чего{1577}.
И Первухин посчитал неправильным, что расчеты по этому вопросу не были рассмотрены предварительно и что Президиум не рассматривал весь вопрос в целом. Его лично смущал срок — 1960 год{1578}. Сабуров против этого лозунга по существу ничего не имел, но ему казалось, что «лучше было бы по-другому сделать»{1579}. Полагал необходимым сначала обсудить и иметь решение по этому вопросу и Булганин{1580}.
Между тем пленум Киевского обкома КПУ 24 мая заслушал доклад своего первого секретаря П.Е. Шелеста о ходе социалистических обязательств, взятых в честь 40-летия Великой Октябрьской социалистической революции. А выступавшие в прениях указывали на «огромную важность и реальность» поставленной Хрущевым задачи в ближайшие годы догнать и перегнать США по молоку, маслу и мясу{1581}.
27 мая газеты опубликовали социалистические обязательства работников сельского хозяйства Полтавской области. Они обещали увеличить производство молока уже в этом году с 637 до 767 тыс. т, или, в переводе на душу населения, с 387 до 465, а в 1960 г. — 519 кг соответственно{1582}.
Если же говорить о простых людях, о народе, то в возможность догнать и перегнать Америку по производству молока, масла и мяса на душу населения через три года поверили 23,5% опрошенных в 1998 г. и более 36% опрошенных в 1999 г.
С воодушевлением участвовали в социалистическом соревновании по надою молока Т.А. Машкова, доярка из деревни Акулово в Бельковском районе Рязанской области{1583} и еще 4 респондента{1584}. «Старались всеми силами помочь государству», по словам Е.А. Бакатиной из деревни Зубцово в Загорском районе{1585}.
«В народе жил энтузиазм, и люди искренне верили в возможность этого», — утверждает И.И. Парамонов, слесарь одного из депо Московского железнодорожного узла{1586}. С энтузиазмом воспринял призыв А.И. Горячев, сменный мастер на железнодорожной станции Дмитров: «Хотелось построить коммунизм»{1587}. С энтузиазмом восприняли этот призыв, по словам студентки ТСХА им. Тимирязева Н.Д. Кисель{1588}. «Все нам казалось по силам», — пояснял тогдашний энтузиазм студент Старооскольского геологоразведочного техникума В.Р. Червяченко. «Мы победили Германию, дожили до отмены карточек, почему бы и не обогнать какую-то Америку?» — думала В.Г. Левина из военного гарнизона Остафьево в Подольском районе.
На «ура» восприняли этот лозунг, по словам курсанта Ленинградской высшей школы милиции А.В. Петрова{1589}.
С интересом и энтузиазмом восприняла призыв рабочая Звениговской районной типографии в Марийской АССР Ф.И. Артемьева, «но очень скоро стала, как и все, иронизировать». И она не была одинока в своем последующем разочаровании. Об этом упоминают еще 2 респондента{1590}.
Отнеслась положительно, потому что хотелось, А.Ф. Богданюк, учительница школы № 23 в Житомире{1591}. Жить было очень трудно, вспоминает колхозница А.М. Чемерисюк из села Елешовка в Хмельницкой области: «Работы очень много, надо было еще следить за собственным приусадебным хозяйством. Царил дух нужды. Но все жили светлым будущим, на него надеялись. Была жуткая гонка. Иногда приходилось сдавать свое молоко и мясо. Стало жить еще труднее»{1592}. С этим призывом было «легче жить», — утверждает З.П. Половинкина из Загорска, прядильщица фабрики им. Р. Люксембург{1593}.
Считала возможным работница одной из столичных библиотек М.М. Филатова: ведь страна была на подъеме. «Восприняли на ура!» — свидетельствовала учительница Аксеновской школы в Раменском районе Л.А. Змитрук. Она и сама «верила, что получится: работали все самозабвенно». Совхоз «Черновский», где строителем работал В.И. Бухаров, добился в то время довольно высоких показателей и лидировал в Волжском районе Куйбышевской области. Так почему было и не поверить? Вера студента Рязанского радиотехнического института В.В. Карпецкого крепилась рапортами о выполнении Рязанской областью трех годовых планов в течение одного года. Поверил и колхозный специалист Д.И. Романов из деревни Полтево в Ногинском районе. «Мы надеялись, что сможем это сделать», — вспоминала колхозница Е.А. Грибкова из деревни Городенки в Малоярославецком районе. Думала, что «сумеем» и колхозница А.А. Комарова из деревни Захарово в том же районе{1594}.
Реальной задача догнать и перегнать Америку казалась новосибирскому строителю А.А. Чуркину потому, что «про Америку мы ведь почти ничего не знали». Да почему и не верить, рассуждала Е.В. Федулеева, медсестра из детских яслей при заводе «Красный пролетарий», если «в сельском хозяйстве увеличивалось поголовье скота и возрастали удои молока». «У нас было хорошо с продуктами», — утверждала домохозяйка из Ярославля Л.С. Трофимова. Верила, потому что «все себе могла позволить купить», ибо «продукты были все», жена офицера Н.Т. Попова{1595}.
«Всегда верила в нашу власть, ее цели и задачи» учительница школы на Хавской улице в Москве Г.А. Чебанова. Все заявления руководителей воспринимала как должное московская домохозяйка Д.А. Балмасова. «Партия сказала “надо”, мы отвечали “будет”», — не без гордости говорил рабочий завода «Промсвязь» в поселке Северный около Талдома Н.П. Кузнецов{1596}. «Политика Хрущева была на подъеме, и народ верил ему», — отмечал москвич П.И. Северин{1597}. «Считали, что он хорошо ведет хозяйство, появился хлеб», — говорила Г.Г. Быкова из Бердичева{1598}. «Раз так сказал, значит можем перегнать», — думала В.Ф. Лещук, техник Тульчинской мебельной фабрики в Винницкой области{1599}. Верила Хрущеву и правительству А.Д. Метальникова, воспитательница детского сада в Люберцах{1600}.
Поверили, но не полностью, с оговорками, с трудом еще соответственно около 9 и около 8% опрошенных.
Догнать, считал шофер совхоза «Коробовский» в Шатурском районе А.Ф. Кисилев, можно, «а вот перегнать» — сомнительно. Призыв Хрущева, по мнению Н.Д. Михальчева, проходившего тогда срочную службу в армии, «воспринят был хорошо», но в возможность его осуществления, да в такой короткий срок, верилось с трудом, «так как сельское хозяйство находилось на крайне низком уровне». Верил Хрущеву военный техник Н.Е. Чепрасов из поселка Насосный в Азербайджане, но сроки казались ему «несколько нереальными». «Ему поверили, — свидетельствовала медсестра Института скорой помощи им. Склифосовского В.В. Беляева, сама жившая в деревне, — но за счет чего он будет его осуществлять, не знали». Хотелось бы верить и Т.С. Быковой из поселка Базарный Карабулак в Саратовской области, но она «жила, можно сказать, в деревне и воочию видела, что до Америки нам далеко». Хотелось верить и В.Ф. Баландину из поселка Ромашково в Одинцовском районе, да смущал скептицизм людей, которые «более или менее ориентировались в проблемах сельского хозяйства»{1601}.
Не особенно-то верила доярка Е.П. Соколова из села Солодилово в Воловском районе Тульской области, но определенный оптимизм внушало то, что благодаря кукурузе очень сильно укреплялась кормовая база животноводства. Не очень-то верилось колхознице М.И. Бирюковой, но «раз надо, так надо», успокаивала она себя. Не верила, но надеялась на лучшее московская домохозяйка Л.Е. Гусева. Наивным находил лозунг терапевт госпиталя в Загорске-6 В.В. Макаров, но оговаривался, что «наш народ верит в недосягаемое»{1602}.
Не поверило соответственно 39 и 47% опрошенных.
«Никто не поверил», по уверению шофера Артиллерийской академии им. Дзержинского С.П. Воблова. Как к очередному, ничем не подкрепленному лозунгу, отнесся к призыву сотрудник Внуковской таможни Ю.Н. Шубников: рекордные молочные удои, по его словам, давали «коровы, которых в 1945-1947 годах вывезли из Германии», а таковых в общем поголовье было не так уж и много. Не верил в осуществление призыва, хотя и видел мобилизующее его значение И.Н. Шаров, юрист из Томской области{1603}.
«Нужны не призывы, а конкретные капиталовложения в сельское хозяйство», — полагал А.М. Семенов, председатель колхоза в Корбовском районе Витебской области{1604}. «Еще не восстановили сельское хозяйство, а уже перегонять», — недоумевал И.С. Шитиков, главный зоотехник совхоза «Зендиково» в Каширском районе{1605}.
«Пустые слова, дел не видно», — говорила учительница М.М. Крылова из деревни Ключевая в Калининской области. Рабочий Мосстроя М.М. Гурешов знал, что на его родной Рязанщине, чтобы выполнить повышенный в 2 раза план, «резали еще недокормленных бычков, забирали скот у населения, сокращали огороды». «Увидела вред этой программы» инженер Московского нефтеперерабатывающего завода в Капотне А.С. Шурова, когда «узнала, что в Рязанской области перерезали ради этого весь скот». Не верила, ибо видела своими глазами, что делается на ее ферме в деревне Щельпино Воскресенского района, доярка З. И. Герасимова. «Видела истинное положение» секретарь сельсовета в Дубровицах Подольского района З. Н. Нифонтова. «Уничтожили всех коров у нас! Забрали весь скот!» — не могла не припомнить рабочая совхоза «Измайлово» в Ленинском районе Московской области А.Е. Щитинина. Не верила и ничего хорошего не ждала техник завода № 500 М.С. Севастьянова, видя очереди за продуктами и в Тушино, где работала, и в Красногорске, где жила{1606}.
Не верил, так как отрицательно относился к самому Хрущеву, машинист паровозного депо Ховрино И.П. Стрельченко. Не думала, что во главе с Хрущевым это возможно, медсестра в Середской сельской больнице Волоколамского района Н.Н. Соколова. «Догнать и перегнать можно было еще при Сталине, а при Хрущеве разве получится?» — вопрошал военный инженер из Красноярска-26 П.А. Писарев. Не доверяла Хрущеву после XX съезда бухгалтер фабрики им. 1-го мая в Подольском районе Т.Г. Кур дина. О недоверии к Хрущеву и его политике упоминали еще 7 респондентов{1607}.
«Уже никто не верил, и относились с иронией», — замечал студент Московского института геодезии и картографии А.С. Косткин. О своем ироническом отношении говорили еще 9 респондентов. Школьник А.В. Сухомлинов из хутора Буденный в Воронежской области слышал, как люди с улыбкой говорили: «Надо разуться, чтобы быстрее бежать». Офицер Брехов вспоминал, как тогда шутили: «Благое дело, но боязно, как бы дырки сзади на штанах все не увидели». А научный сотрудник ВНИИ экономики сельского хозяйства В.Ф. Полянская приговаривала: «Когда догоним, надо будет вернуться и одеться». В одном из цехов завода № 11 в Краснозаводске шутили по этому поводу и на тачке намалевали: «ДиП» (догнать и перегнать).
Первый секретарь Киевского обкома КПУ П.Е. Шелест, одним из первых поддержавший призыв Хрущева, вспоминал позже: «Эти призывы были везде на щитах, и находились такие остряки, которые на обратной стороне такого дорожного щита писали: «Не уверен — не обгоняй» — это, правда, относилось к водителям автомашин, но было символично»{1608}. О том, как этот лозунг был оценен им самим, он скромно умалчивает. Более откровенным был первый секретарь ЦК КП Белоруссии К.Т. Мазуров, признававший потом, что у него «потемнело в глазах», когда он услышал о призыве Хрущева. «Я все-таки читал, что такое Америка, и знал, как обстоят дела у нас». Но положение обязывает. Высказывать свои возражения и даже просто сомнения вслух не только было бесполезно, но и небезопасно. Поэтому он предпочел успокоить себя тем, что это всего-навсего лозунг. И всем после говорил:
— Это лозунг, который нужен, чтобы сплотить людей вокруг этой идеи{1609}.
Нет ответа или он трудно идентифицируется у соответственно 14 и 6% опрошенных. Не думала тогда об этом М.Н. Мозалова, рабочая совхоза «Марьино» в Москве, все ее заботы сосредотачивались на еде{1610}. «Нас это сильно не затронуло», — признавалась колхозница М.И. Евланова из деревни Аниньинская в Шатурском районе{1611}. «Конечно догоним, да еще как перегоним!» — то ли в шутку, то ли всерьез говорила врач Боткинской больницы Е. З. Крейнина. Работница Реутовской хлопкопрядильной фабрики Е.Т. Назарова с негодованием вспоминала, как сильно страдало приусадебное хозяйство ее родителей в ставропольском селе Труновка: «За все, даже за куст, надо было платить налоги». Работница Госсанэпидемнадзора в Реутово М.Т. Широкова не могла забыть, как у ее матери-колхозницы в селе Сухое Орловской области перепахали огород за то, что она не сумела заплатить налог за него{1612}.
Примечательно то, что оценка людьми выдвинутого Хрущевым лозунга во многом определялась личным к нему отношением людей.
Как уже отмечалось, нереальность лозунга была ясна многим его коллегам. Особенно в деле производства мяса, где СССР предстояло «скакануть» с 7,5 до 16 млн. тонн. Ведь предстояло не только увеличить поголовье скота, возвести новые помещения для него, но и создать достаточный запас кормов и прежде всего зерна. Но те, кто осмеливался открыто говорить об этом Хрущеву, оказались в опале, а остальные предпочитали или помалкивать, или поддакивать первому секретарю ЦК. Находились и такие, кто, стремясь заслужить его благоволение, принялись создавать видимость успехов там, где их жаждало видеть руководство.
В первый год «соревнования», в 1958 г., производство мяса в СССР увеличилось всего на 301 тысячу тонн{1613}. С такими темпами и думать о том, чтобы догнать, было нечего. Необходимо было что-то срочно предпринять.
На пленуме ЦК КПСС в декабре 1958 г. Хрущев призвал обратить больше внимания на опыт колхоза в его родном селе Калиновка, что в Курской области. Говорилось немало об этом опыте и на XXI партийном съезде.
В любой стране, в любом обществе были и всегда будут люди, отличающиеся от большинства своими необыкновенными способностями, трудолюбием, умением находить нетрадиционные и эффективные решения и добиваться их осуществления. Хрущеву, как, впрочем, и до него Сталину, такие люди нравились. Их всячески выделяли, ставили в пример, награждали, делали депутатами Верховного Совета. Е.А. Долинюк получала в своем колхозном звене на Тернополыцине рекордные урожаи кукурузы на зерно (87,3 центнера с гектара на площади 10,2 гектара в 1951 г. и 160 центнеров с гектара на площади 15 гектаров в 1957 г.). Ей дважды присваивали звание Героя социалистического труда, она была делегатом XXI и XXII партсъездов, а на последнем из них избрана кандидатом в члены ЦК{1614}. Комбайнер опытного хозяйства Кубанской машиноиспытательной станции В.Я. Первицкий в 1959 г. создал и возглавил механизированное звено, в котором добился полного устранения ручного труда при возделывании сельскохозяйственных культур и стал применять безнарядную аккордную систему оплаты. Комбайнер из того же опытного хозяйства, В.А. Светличный возглавил тогда же другое механизированное звено, которое совместно с учеными внедрило новую технологию возделывания сахарной свеклы, доведя ее урожайность до 434 центнеров с гектара и снизив затраты на 1 центнер продукции до 9-10 человекоминут. В 1961 г. им было присвоено звание Героя социалистического труда, а в 1962 г. их избрали депутатами Верховного Совета СССР{1615}.
Другое дело, что героизм таких выдающихся людей не может быть повседневным, а тем более тиражированным. А Хрущеву очень хотелось, чтобы их пример подхватило как можно больше народу. И если бы этого удалось добиться, думалось ему, то многие, если не все проблемы сельского хозяйства были бы решены. Поэтому он не брезговал и тем, чтобы создать передовикам особо благоприятные условия.
Особенно близок ему был «опыт» колхоза в его родной деревне Калиновка в Курской области. Еще в 1945 г. командующий Киевским военным округом генерал А.А. Гречко по его просьбе направил туда трофейных лошадей с повозками и хомутами{1616}. Помогал он и в дальнейшем. И не только советами, а семенами, минеральными удобрениями, кормами, строительными материалами и т. п. В результате Калиновка превратилась в оазис изобилия, но только для своих жителей, посторонним там нельзя было купить не только дефицитные товары, что было понятно, но и хлеб с молоком. Вот почему односельчане Никиты Сергеевича, особо не задумываясь, соглашались со всеми его советами и шли на разного рода экономические и социальные эксперименты.
В 1954 г. Хрущев предложил им расширить посевы конопли и кукурузы, заняв этими культурами и вико-овсяной смесью пары, то есть ликвидировав последние. Через два года они «с благодарностью» приняли другой его совет — продать своих коров в колхоз и тем самым освободить себя от забот о личном скоте. Осенью 1958 г. он рекомендовал укрупниться за счет объединения с соседним колхозом. На пленуме ЦК КПСС в декабре того же года председатель колхоза В.В. Грачев рассказал и о еще одном совете — завести такой общественный огород, с которого можно было бы полностью снабжать колхозников дешевыми овощами: картофелем, капустой, огурцами, помидорами и т. п., чтобы у них отпала необходимость в собственном огороде.
— В течение одного-двух лет мы такую задачу решим, — заверил председатель колхоза участников пленума{1617}.
На оборотную сторону этой парадной идиллии пытался обратить внимание публицист-аграрник В.В. Овечкин. В своем письме на имя XXI съезда он так обозначал тщательно скрываемую от многих ее изнанку: «Колхозу нетрудно справиться с полевыми работами, так как каждое лето в Калиновку шлют сотни мобилизованных городских рабочих, служащих, студентов, подбрасывают технику в таком количестве, что ее хватило бы на целую МТС. Все строительство ведется силами городских стройтрестов. Колхозники, совершенно в нем не участвуя, получают коровники, свинарники и даже жилые дома. А чтобы ни у кого не возникало сомнений по поводу эксперимента, соседние хозяйства подтягивали на бумаге до уровня Калиновки… В отчетах нигде нельзя найти сведений о количестве неубранной кукурузы. В полях же то здесь, то там виднелись торчащие из-под снега верхушки стеблей»{1618}.
Однако письмо Овечкина на съезде зачитывать не стали. Зато много говорили о почине, с которым выступила Рязанская областная партийная организация. На ее предсъездовской конференции была поставлена задача добиться в 1959 году урожая зерна не менее 11-12 центнеров с гектара, а производство мяса увеличить в 2, 4 раза!{1619}А вскоре речь уже пошла об обязательстве продать государству 150000 тонн мяса, или 3 годовых плана.
13 февраля Хрущев вручает Рязанской области орден Ленина за успехи в надоях молока (за 5 лет они в среднем увеличены с 1000 до 3200 кг от коровы), хвалит за новые обязательства и выражает надежду, что другие области подхватят почин рязанцев.
16 октября 1959 г., выступая на торжественном приеме, устроенном в Кремле в честь тружениц Рязанщины, награжденных различными орденами, Хрущев, продолжая прославлять и их самих и их руководителей за то, что они выполнили уже 2 годовых плана продажи государству мяса, в то же время посчитал необходимым сказать:
— Если вы сейчас подсчитаете и увидите, что несколько не дотянете, то честно об этом скажите, и Центральный Комитет не осудит вас{1620}.
Областное руководство уже знало, что колхозы и совхозы не имеют необходимого поголовья скота для сдачи до конца года еще 50000 тонн мяса в счет выполнения третьего годового плана, но признаться в этом не посмело. Только для выполнения второго плана колхозы и совхозы заставили колхозников и совхозников продать им 257 тысяч голов крупного рогатого скота, 103 тысячи свиней и 241 тысячу овец. Скрывая фактическое положение дел, первый секретарь обкома Ларионов начал выстраивать своеобразную «пирамиду». Специальная комиссия по мясу, созданная обкомом партии, стала понуждать районы, колхозы, совхозы и заготовительные организации оформлять фиктивные документы на прием и сдачу скота, на проведение так называемых «бестоварных операций» и других действий, которые иначе как жульническими махинациями назвать нельзя.
Например, 10000 тонн мяса были оформлены как сданные государству, хотя на них было получено разрешение оставить соответствующее количество скота в совхозах на передержку, то есть на доращивание. Еще 21200 тонн оформлено на передержку в колхозах и совхозах под предлогом, что перегруженные мясокомбинаты не успевают принимать и перерабатывать скот. Причем этот скот, которого уже не было и в помине, велели учесть как наличествующий. Мало того, в отчет о наличии на 1 января 1960 г. включили телят, рождение которых ожидалось до весны. 27 000 тонн пришлось на «бестоварные операции». Дело в том, что в связи с перевыполнением плана область получила право больше заготовленного мяса продать на месте для улучшения снабжения населения. Но в магазины это мясо не поступило. Торги и потребкооперация оформляли его как проданное колхозам и совхозам. А те, в свою очередь, «сдавали» его (уже вторично) государству в счет своих обязательств, неся при этом огромные убытки, ибо «покупали» по розничным ценам, а «продавали» по оптовым{1621}.
Во всяком случае, на пленуме ЦК КПСС в декабре 1959 г. было объявлено о «выдающемся подвиге» тружеников сельского хозяйства Рязанской области, увеличивших производство мяса за 11 месяцев аж в 3, 8 раза!{1622},[8] В ЦК КПСС поступали сигналы о злоупотреблениях в проведении заготовок скота. Но они были преимущественно анонимного характера. И когда обком с помощью чекистов находил их авторов, то или сам привлекал их к партийной ответственности за клевету, как это было с инструктором Скопинской райзаготконторы в селе Горлово Олейником, или просил сделать это других, как это было с работником Министерства сельского хозяйства РСФСР Виноградовым{1623}.
Награжденный орденом и удостоенный звания «Герой социалистического труда» Ларионов взял на 1960 г. обязательство выполнить 4 годовых плана и сдать 200 000 тонн мяса. Но пришлось возвращать 27000 тонн из 31 200, оформленных на передержку. Так что в счет 1960 г. с трудом удалось наскрести всего лишь 19500 тонн, закупив у населения 81 тысячу голов крупного рогатого скота, 37 тысяч свиней и 41 тысячу овец, причем многие колхозы, совхозы и целые районы не сдали ничего: не было скота… Это было полное фиаско. И как только оно стало обнаруживаться, Ларионов застрелился.
Пришлось снимать с работы руководителей ряда других областей, подобно ему «вставших на путь обмана партии и государства». А обман этот принял массовый характер. Так, власти Курганской области в сентябре 1960 г, выделили для розничной продажи в Юргалинском районе 9, 5 тонн сливочного масла, что в 6 раз превышало ежемесячный лимит, после чего местная администрация собрала деньги на его покупку и отнесла их в магазины. Население этого масла так и не увидело. Зато колхозы поспешили сдать его на маслозавод в счет выполнения плана продажи государству{1624}. Колхозам Тюменской области хлебозаготовители выдали сохранные расписки на 80 000 тонн зерна, включенных в отчет о выполнении плана государственных закупок, причем в ряде районов этого зерна не было в наличии{1625}.
США продолжали оставаться недосягаемыми. В 1960 г. там было произведено 98, 4 кг мяса в расчете на душу населения, в СССР же — всего лишь 40, 6 кг. По молоку же мы обошли американцев, если верить советской статистике, только через десяток лет. При этом надо принимать во внимание, что у них в то время овощи, фрукты и соки активно вытесняли из потребления молоко и молочные продукты{1626}.
Лозунг «Превзойдем США по производству продуктов животноводства на душу населения!» еще какое-то время, по инерции, продолжал употребляться советской пропагандой. Во всяком случае, он присутствовал (пункт 74) в призывах ЦК КПСС к 43-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, опубликованных 13 октября 1960 г.{1627} Однако в первомайских призывах 1961 г. его уже не было{1628}.
В 1961 г. Хрущев, уже, надо полагать, убедившись в провале лозунга «Догнать и перегнать Америку по молоку, маслу и мясу», попытался придать этой сверхпрограмме второе дыхание. На этот раз он поставил задачу перед Нечерноземной зоной на каждую тысячу гектаров пашни производить 90-100 тонн молока и 10-12 тонн мяса в убойном весе. Но, поскольку, по его мнению, только за счет говядины на это потребуется 3-4 года, следует сделать упор на производстве свинины.
— Тогда можно за год-два удовлетворить спрос населения на мясо. Свинья — скороспелое животное{1629}.
А проблему кормов, по его мнению, можно было быстро решить за счет дальнейшего расширения посевов кукурузы, бобовых и особенно сахарной свеклы в этой зоне. Ее урожайность здесь составляла 75 центнеров с гектара. Хрущев же полагал, что можно и должно собирать по 300-400 и более центнеров. Колхозам стали усиленно «рекомендовать» расширять посевы этой культуры, сокращая соответственно площадь под многолетними травами и парами. Но так как правая рука власти не ведала, чем занимается левая, то одновременно, в том же 1961 г., был увеличен план закупок зерна в Нечерноземье{1630}.
3.2.4. Продажа техники колхозам
Многие другие начинания Хрущева по преодолению отставания сельского хозяйства также были обречены на неудачу, ибо действовал он преимущественно голыми призывами и административными методами. Советские вожди никак не могли уяснить, почему же колхозно-совхозная система не дает ожидаемых результатов. Причины искали всюду, кроме самой системы. Не хотят колхозники работать с должной отдачей на колхозных полях и фермах, предпочитая копаться с утра до вечера в собственных огородах? Урезать приусадебные участки и ограничить численность содержащегося там скота. Не помогает? Перевести наиболее запущенные колхозы в совхозы, а остальным продать технику из ликвидированных машинно-тракторных станций. Но и это мало способствовало подъему сельского хозяйства: новые совхозы легли тяжелым бременем на государственный бюджет, а купленные колхозами тракторы и уборочные комбайны были отнюдь не новыми (новая техника шла преимущественно на целину), быстро выходили из строя, и на их ремонт не было средств. Вполне вероятно, что негативно сказалось и довольно индифферентное отношение населения.
Правда, было организовано всенародное обсуждение предложенной Хрущевым программы реорганизации МТС. Оно длилось около месяца, с 1 по 25 марта 1958 г. В ходе его было проведено 579 тысяч общих собраний, на которых присутствовало почти 50 миллионов человек и выступило более 3 миллионов. В партийные и советские органы, а также средства массовой информации поступило около 126 тысяч предложений и замечаний{1631}. 31 марта 1958 г. Верховный Совет СССР принял закон «О дальнейшем развитии колхозного строя и реорганизации МТС».
Закон этот был больше похож на декларацию о намерениях. В первой его статье одобрялись разработанные ЦК КПСС и Советом Министров мероприятия. В нем подчеркивалось, что реформа должна осуществляться постепенно, с учетом зон и регионов, уровня развития экономики отдельных колхозов и в сроки, устанавливаемые республиканскими правительствами.
Как следует перестраивать производственно-техническое обслуживание колхозов, конкретизировалось в постановлении ЦК КПСС и Совета министров СССР от 18 апреля 1958 г. Тракторы и сельскохозяйственные машины должны были продаваться колхозам по их заявкам. Предусматривалась продажа в рассрочку, с правом погашения платежей в течение нескольких лет. И все это должно было проводиться на сугубо добровольных началах{1632}.
И в законе, и в постановлении речь шла о реорганизации машинно-тракторных станций в ремонтно-тракторные станции (РТС). На деле же больше половины МТС было просто-напросто ликвидировано. К осени 1958 г. две трети колхозов приняли на свои балансы технику, причем больше половины их уже купили ее, заплатив (наличными или в рассрочку) 14,2 млрд. рублей{1633}. Остальные хозяйства не торопились следовать их примеру, очевидно, потому, что не было у них ни сил, ни средств для этого. Министр сельского хозяйства РСФСР И.А. Бенедиктов, например, говорил, что, хотя большинство российских колхозов и желает купить технику, возможности сделать это есть не у всех, особенно в нечерноземных областях{1634}.
Власть же не пожелала растягивать реформу на долго и постановлением Совета министров СССР от 10 октября 1958 г. потребовала ускорить продажу техники колхозам и, мало того, сократить установленные ранее сроки ее оплаты. В результате к концу 1958 г. 75% тракторного и 66% комбайнового парка МТС (соответственно 482 и 215 тысяч машин) было продано{1635}. Но реформатору не терпелось подвести итоги. Не устраивал его, очевидно, и 21 млрд. рублей, уже вырученный за продажу техники. Эта сумма могла бы быть гораздо больше, если бы 19% колхозов не продолжали обслуживаться МТС. Дабы покончить с их «иждивенческими настроениями», Хрущев на пленуме ЦК КПСС 15 декабря 1959 г. предложил подумать:
— Надо ли сохранять в дальнейшем часть машинно-тракторных станций? Может быть стоит посоветовать колхозам, чтобы они, скажем, в течение определенного срока купили технику, предупредив, что оставшиеся сейчас машинно-тракторные станции будут реорганизованы?{1636}
Как правило, такого рода вопросы в его устах имели риторический характер. Ответ на них был ему известен. Объявленные ранее постепенность, добровольность, возможность для слабых колхозов в течение двух-трех лет (а порой и до пяти) решать вопросы о покупке техники и полной ее оплате — обо всем этом было забыто. Еще немного нажали на колхозы (а местные власти хорошо умели это делать), и вопрос фактически был решен на протяжении 1959 г. Государство выручило от этой операции 32 млрд. рублей{1637}. Для покупателей же итог был неоднозначным. Выиграли крепкие хозяйства. Проиграли слабые, принудительные платежи окончательно разорили многие из них. Во многом была разрушена и ремонтная база сельскохозяйственной техники: «реорганизация» 7903 МТС на деле означала ликвидацию половины их, число РТС не превышало 3,5 тысяч{1638}.
Все это, конечно, не могло не сказаться на оценках очевидцев и свидетелей данной реформы.
Положительно отнеслись к ликвидации МТС и продаже техники колхозам только 24,5% опрошенных в 1998 г. и 24% опрошенных в 1999 г.
«Это были нахлебники, они обдирали все хозяйства», — так отзывался об МТС А.П. Дьячков, рабочий совхоза «Зендиково» в Каширском районе{1639}. «До этого МТС технику по блату давал, хорошему колхозу — хорошую технику, плохому — плохую; теперь она будет своя», — рассуждал колхозник И. Н. Лопатников из села Ведянцы в Ичалковском районе Мордовии{1640}. Считала, что так должно и быть, колхозница Е.А. Бакатина из деревни Зубцово в Загорском районе{1641}. Был уверен, что «все должно быть единым», ее муж шофер Ю.С. Бакатин, ставший после этого еще и трактористом{1642}. «Ничего в этом не понимали, но думали, что со своей техникой будет лучше», — вспоминала А.А. Гаранина из деревни Дерюзино (колхоз «Заря») около Загорска{1643}. Надеялась на лучший исход доярка В.А. Грачева из деревни Варавино в Загорском районе{1644}. «Руководству виднее, — считала ее односельчанка М.С. Прошина{1645}. «В нашем колхозе “Путь к коммунизму” появилось много сельхозтехники, а мой брат стал работать на тракторе ДТ-54», — вспоминала Л.С. Смоленская (Шевченко) из села Ивано-Слюсаревка в Кущевском районе Краснодарского края{1646}. «Мужикам работы больше, а нам хорошо, что рядом они», — рассуждала колхозница М.И. Евланова из деревни Ананьинская в Шатурском районе{1647}.
По мнению колхозного механизатора В.А. Егорова из села Мишенка в Гжатском районе Смоленской области, эта мера позволила колхозам стать более самостоятельными, хотя «сначала было плохо — тяжело было покупать технику, кто побогаче — брал что получше»{1648}. Р.И. Бобровникова, продавец из села Михайловка в Железногорском районе Курской области, отмечала не только то, что колхоз стал хозяином техники, но и (в отличие от МТС, где сегодня на тракторе работал один человек, завтра другой, чинил его третий) закрепил трактора за механизаторами, и те их беречь стали, а в случае надобности могли и отремонтировать, они «знали и любили свою технику»{1649}.
Радовалась и агроном П.А. Барабошина из деревни Стрешневы Горы в Лотошинском районе: теперь не придется очень много тратить на оплату натурой работы МТС. «МТС много соков выпили с колхозов», — говорила доярка М.С. Прилепо из деревни Струженка в Суражском районе Брянской области. «МТС давали многое, но и взимали очень много, так что неплохо, что колхозы стали сами себя обслуживать», — приводила свои доводы бухгалтер Ф.П. Атмошкина из колхоза им. 1-го мая в Мечетинском районе Ростовской области. «Правильно, техника должна быть в колхозах», — говорила Т.Е. Бухтерева из деревни Фулово в Конаковском районе Калининской области. «Председатель колхоза должен сам решать, как обрабатывать землю, а не бегать за трактористом с бутылкой», — рассуждал колхозник В.Д. Жаров из деревни Марково в Лотошинском районе. Шофер из деревни Аксеново в Раменском районе Ю.И. Чумаров считал, что так будет лучше: «Техника в колхозе станет эксплуатироваться круглый год, не надо ждать, когда ее пришлет МТС». «Ребята теперь в колхозе будут все время, не уезжая на недели», — полагала 18-летняя медсестра М.А. Просникова из Дмитровского Погоста в Шатурском районе{1650}.
Строевой офицер из ближнего Подмосковья В.Я. Самойлов положительное значение продажи техники колхозам видел и в том, что у государства появились деньги для перевооружения и продолжения военной реформы{1651}.
«Не поняла, но верила решению партии» заведующая железнодорожной столовой в Петрозаводске М.А. Гришина. Еще 6 респондентов также отвечали: раз так решило правительство, значит, так надо{1652}.
Отнеслись отрицательно соответственно 13 и 23% опрошенных.
«Надо не обременять колхозы инфраструктурой, а совершенствовать взаимоотношения с МТС», — считал А.М. Семенов, председатель одного из колхозов в Корбовском районе Белоруссии{1653}. Сомневался, что колхозы справятся с техникой, И.С. Шитиков, главный зоотехник совхоза «Зендиково» в Каширском районе: «Для этого нужны богатые хозяйства»{1654}.
«Как специалист», отрицательно восприняла ликвидацию МТС научный сотрудник ВНИИ экономики сельского хозяйства В.Ф. Полянская. Очередной обираловкой колхозов государством, задыхающимся от непомерной гонки вооружения, называл эту реформу В.Я. Пономарев, еще недавно бывший председателем колхоза. «Разорением колхозов» назвала ее бригадир подмосковной сельхозартели им. Ленина П.И. Ковардак. Было очень жаль бригадиру Чебульской МТС в Сибири С.Ф. Пономареву, потратившему много сил и времени на работе там. «Потерять работу — значит погибнуть», — разочарованно думал слесарь Белоцкой МТС во Владимирской области Ю.Ф. Морозов. Продавщица Е.П. Широева и рабочая М.Т. Широкова из Реутово полагали, что колхозники в технике мало разбираются. «Стало больше бардака», — констатировал проживавший в подмосковной деревне Курково паровозный машинист И.П. Стрельченко. «В колхозе к технике относились плохо», — утверждала вулканизаторщица Останкинского молочного завода, проживавшая в деревне Вереснино. «Все растащили», — сетовала домохозяйка из подмосковного поселка Звягино А.П. Алабова. «Колхозы не справились с обслуживанием техники», — полагает учительница Власовской школы в Раменском районе Л.А. Змитрук. Полным разорением сельского хозяйства обернулась эта распродажа, говорит учительница Воздвиженской школы в Загорском районе А.П. Запрудникова. «Это было ошибкой, ничего хорошего это не принесло», — так считают еще не менее 3 респондентов{1655}.
По идейным соображениям, — оценил реформу как «грубейшую ошибку или преступление» инженер Московского автомобильного завода им. Сталина Е.Д. Монюшко: «Это лишило государство влияния на колхозы и затруднило переход кооперативно-колхозной собственности к более высокой форме — общенародной». Судя по ответам на другие вопросы, из тех же соображений исходил корреспондент газеты «Люберецкая правда» Е.Н. Фильков, оценивая ликвидацию МТС как «продолжение бесхозяйственности и непродуманности в управлении страной»{1656}.
Как видим, большинство отрицательных оценок дано, исходя уже из последующего опыта. Так что можно предположить, что на момент принятия решения о ликвидации МТС противников такого решения было гораздо меньше.
Отнеслись двояко от 2 до 3% опрошенных.
«Это было бы хорошо, если бы у колхозов были деньги», — рассуждала колхозница из смоленской деревни Ключики З. А. Яненкова. У колхозницы А.Д. Лебедевой из костромского села Щелканово муж теперь стал жить дома, но труд его стал оплачиваться не в рублях, а в трудоднях. Выпускник Рязанского радиотехнического института В.В. Карпецкий, каждое лето проводивший у себя на родине в Калининской области, считал, что «сильным колхозам это на пользу, а бедному — куда ни кинь, все будет клин». Особо не радовались жители хутора Буденный в Воронежской области, ибо «прибавилось забот». Офицер ПВО из Кричева-6 И.А. Курлов, одобряя продажу техники колхозам, считал в то же время ошибочным ликвидацию МТС: «Надо было их перенацелить на ремонт и техническое обслуживание этой техники». Точно так же рассуждала рабочая совхоза «Измайловский» в Ленинском районе Московской области А.Е. Щитинина: «То, что появилась техника у колхозов — хорошо, но ликвидация МТС — плохо»{1657}.
Не заметили или было безразлично, не имели мнения соответственно 32,5 и 25% опрошенных.
«Горожан это мало трогало», — утверждал сотрудник Внуковской таможни Ю.Н. Шубников{1658}. Был далек от сельского хозяйства офицер И.В. Зотов, проживавший с семьей в подмосковных военных городках. «Нас никак не затронуло, — рассказывала Т.И. Калиничева из подмосковного Косино. — У нас совхоз, он сам владел техникой». «Сельским хозяйством мало интересовался» военно-служащий из поселка Насосный в Азербайджане Н.Е. Чепрасов. «Не затронуло это» и учительницу с острова Попова около Владивостока Н.Б. Косяк{1659}. Далека от этого была, зная МТС только по кинофильмам, продавщица из подмосковных Подлипок О.Г. Михайлова. «Колхозами не интересовался» только что покинувший деревню студент из Балашова в Саратовской области А.Н. Соколов. Как раньше чинил трактора в Хмельницкой МТС, так и продолжал их чинить уже в совхозе (а не в колхозе) Н.А. Бондарук: «Ну продали и продали! Слесаря всем нужны. Я без куска хлеба не остался»{1660}. Равнодушной оказалась и М.М. Кузнецова, доярка совхоза «Анненский» из деревни Орешки в Рузском районе{1661}. Безразлично отнеслась и А.П. Мишурина, колхозница колхоза «Пламя» из деревни Софьино в том же Рузском районе{1662}.
Не помнят соответственно 11 и 9% опрошенных. Не знают, что ответить, от 5 до 10% опрошенных. Ответа нет или он не расшифровывается у соответственно 10 и 5% опрошенных.
Как видно из ответов скептиков, скептицизм многих из них выражает их последующее разочарование тем, во что вылилась ликвидация МТС и продажа техники колхозам. Подъема в хозяйстве колхозов за этим не последовало.
Не все ладно было и на целине. На Курской областной конференции КПСС 1 сентября 1961 г. при обсуждении проекта партийной программы писатель-очеркист В.В. Овечкин нарисовал безрадостную картину полного провала. Цифры и примеры выглядели убедительно. Разумными и обоснованными были и его предложения. Но конференция сочла это выступление «политически незрелым» и лишила Овечкина депутатского мандата. Он, вернувшись домой, пытался застрелиться. Врачам удалось спасти его жизнь, но не здоровье{1663}.
Хрущев же на XXII съезде КПСС продолжал демонстрировать свой оптимизм, рассказывая:
— Многие западные политические деятели иной раз говорят: «В достижения вашей промышленности мы верим, но не понимаем, как вы выправите положение с сельским хозяйством». Беседуя с ними, я говорил: «Обождите, мы вам еще покажем кузькину мать и в производстве сельскохозяйственных продукции!»{1664}.
И одной из палочек-выручалочек продолжала казаться ему кукуруза.
— Необходимо, товарищи, понять, — снова и снова убеждал он с трибуны этого съезда, — что без кукурузы колхозы и совхозы не поднимутся на должный уровень в производстве зерна. Кукуруза показала свои возможности во всех районах Советского Союза{1665}.
Если в Америке эта высокоурожайная культура с излишком обеспечивает потребности скота и птицы в кормах, рассуждал он, то почему этого не может быть у нас? И руководителей всех регионов, даже северных, где из зерновых ничего кроме ржи и овса не росло, заставляли брать обязательство по расширению посевов «королевы полей». В результате не было ни кукурузы, ни ржи с овсом.