1.2.1. Обещание накормить, одеть и обуть народ за два-три года
Избавившись от Берии и взвалив на него одного вину за провалы и преступления, «коллективное руководство» предприняло ряд шагов, направленных на то, чтобы решить наиболее острые социально-экономические проблемы. Граждане СССР питались не лучше, чем подданные Российской империи.
Хлеб (кг в год) …… 200 — 172
Картофель (кг в год) …… 114 — 241
Молоко (кг в год) …… 154 — 172
Мясо и сало (кг в год) …… 29 — 26
Яйца (штук в год) …… 48 — 60
Такое положение могло беспокоить советских руководителей по ряду причин. Прежде всего, перебои в снабжении населения могли вызвать недовольство населения новым руководством, которое сейчас, после смерти «горячо любимого вождя» и после схватки за власть в Кремле очень нуждалось в укреплении своей легитимности. Продовольственные затруднения, особенно нехватку хлеба уже нельзя было списать на последствия войны. К тому же они подрывали веру в силу социалистических институтов в деревне, в силу колхозно-совхозного строя. И уже на июльском пленуме ЦК КПСС, посвященном делу Берии, приходилось оправдываться:
— У нас в сельском хозяйстве много недостатков, но колхозный строй у нас здоровый, он таит в себе огромные резервы, огромные возможности{188}.
А то, что эти резервы и возможности должным образом не использованы, объяснялось тем, что в силу ряда обстоятельств многие годы не принимались необходимые решения по сельскому хозяйству. Оказывается, «прохвост Берия», ловко используя то обстоятельство, что Сталин ввиду очень слабого здоровья бумаг не читал и никого не принимал, «подсказывал товарищу Сталину, что вопрос не проработан, и вопрос снимался».
— В результате, — говорил Н.С. Хрущев, — многие отрасли сельского хозяйства находятся в запущенном состоянии: молока, масла, мяса мало. А какой же коммунизм, если нет лепешек и масла?
— Картофеля тоже мало, — добавил кто-то из президиума.
Эти слова резко противоречили тому, что партия и страна услышали на XIX съезде КПСС, где в отчетном докладе ЦК, оглашенном, кстати, Маленковым, утверждалось, что продовольственная проблема в стране решена. Было ясно, что необходимо предпринять какие-то меры по улучшению сельского хозяйства. Кое-что уже предлагалось ими ранее, но было отложено вождем в долгий ящик.
Для того чтобы кардинальным образом улучшить ситуацию, власть располагала весьма скромными ресурсами. Ее свобода маневра ограничивалась рядом обстоятельств. Производство орудий производства и уничтожения (группа «А») явно преобладало над всеми другими секторами экономики, а всякая попытка как-то урезать его могла быть воспринята как покушение на святая святых, как ревизия укоренившихся постулатов и оппортунизм на практике. К тому же в соответствии с утвержденными полгода назад директивами по пятому пятилетнему плану развития народного хозяйства СССР все инвестиции вплоть до 1955 г. были уже распределены, а задания спущены производителям. Остановить этот процесс, пересмотрев плановые задания или же наделив отдельные хозяйственные единицы изрядной долей самостоятельности, то есть путем ослабления самого планового начала в экономике, означало бы отказ от привычных социалистических принципов управления, да и могло бы привести все народное хозяйство в состояние хаоса.
Кроме того новые правители оказались в своего рода ценовой ловушке, созданной для них политикой ежегодного снижения цен. Отказ от нее мог бы вызвать массовое недовольство населения, за предыдущие 5 лет привыкшего, что продукты питания, одежда и обувь, а также товары длительного пользования дешевеют. Вот почему 1 апреля 1953 г. было объявлено о новом снижении цен. Но продолжать такую практику в дальнейшем можно было главным образом за счет безвозмездного изъятия продуктов из аграрного сектора, тем самым доводя его разрушение до крайних пределов.
Оставалось прибегнуть к весьма ограниченному набору средств фискального и административного послабления.
Сообщив, что Секретариат ЦК недавно заслушал отчеты ряда обкомов (Новгородского, Псковского и Смоленского) и принял решения, направленные на улучшение работы этих партийных организаций в деревне, Хрущев вынужден был признать, что никакая резолюция сельскому хозяйству не поможет, «если мы 4 копейки за килограмм картофеля будем платить», иными словами, если коренным образом не изменить экономические отношения между государством в лице его заготовительных органов и колхозами и колхозниками.
— Когда подсчитаешь все, что сдает колхозник за корову, то получается, что ему остается только навоз, — иллюстрировал он этот свой вывод. — Сейчас этот вопрос изучается, и мы убеждены, что положение будет исправлено{189}.
Об острой нехватке мяса и животного масла говорил А.И. Микоян:
— Мясом по-настоящему мы торгуем только в Москве, Ленинграде, с грехом пополам в Донбассе и на Урале, в других местах с перебоями. Л.М. Каганович, только что вернувшийся с Урала, уточнил:
— На Урале не с грехом пополам, а на четверть{190}. Неотложными признал такие вопросы сельского хозяйства, как животноводство и овощеводство, и В.М. Молотов:
— За такого рода вопросы мы должны взяться теперь же, немедленно. На это потребуется выделить уже в ближайшее время немало государственных средств, материалов, машинного оборудования{191}.
Но откуда же взять эти средства? Из того, сообщили участникам пленума, что ранее предназначалось на законсервированные теперь гигантские стройки, наподобие переброски вод Амударьи в Каспийское море. Однако в ходе дальнейших прений была обозначена еще одна острая проблема, требующая к себе не меньшего внимания.
— Освобождаемые капиталовложения партия несомненно направит на улучшение сельского хозяйства, — заявил на пленуме Л.М. Каганович. — Но необходимо часть освободившихся денег направить на жилье, дать больше жилья рабочим.
По его мнению, в данное время нет более острого вопроса, чем жилье для рабочих.
— Конечно, продовольственный также острый: мяса мало, колбасы не хватает. Но жилье особенно остро{192}.
Каганович фактически признавал тупиковость прежней силовой экономической политики:
— Мы в свое время нажимали, когда нужно было, во время гражданской войны, во время Отечественной войны. Однако это не есть главный метод нашего хозяйства. Главный метод нашего хозяйства — это экономическое понимание сути дела, экономической заинтересо-ванности{193}.
Такого мнения придерживались и другие члены коллективного руководства. Молотов, спустя 23 года, отвечая на вопрос, доходило ли до них, что 60 рублей в месяц рабочему не хватает, отвечал, что очень даже доходило, что знали, но не все могли сделать как надо, возможностей не было: «Пока существует империализм, народу очень трудно улучшать жизнь, нужна оборонная мощь и многое другое»{194}.
Да, наследники Сталина были коммунистами и державниками. И они не могли и подумать о поисках выхода из создавшегося положения за рамками, очерченными основополагающими идеологическими установками и внешнеполитическими концепциями. Поэтому пределы этого поиска были четко ограничены. Мало того, малейшее даже не нарушение этих границ, а даже приближение к ним вызывали, как это было с Берией и как это будет чуть позже с Маленковым, резкое неприятие остальных членов коллективного руководства, сопровождаемое обвинениями в оппортунизме и, соответственно, ослаблением позиций внутри этого руководства. Так что приходилось главный упор делать на организационных, то есть, по сути, не экономических, а административных мерах.
В порядке подготовки к следующему пленуму ЦК, на котором предполагалось обсудить вопросы сельского хозяйства, была создана под председательством Хрущева комиссия в составе заместителей председателя Совета министров СССР Сабурова и Микояна, министров сельского хозяйства и финансов А.И. Козлова, а также председателя Совета министров РСФСР А.М. Пузанова. И уже 4 августа Совет Министров СССР и Президиум ЦК КПСС на совместном заседании одобрили представленные ею проекты 5 постановлений. В одном из них предлагалось снизить нормы обязательных поставок продуктов животноводства государству хозяйствами колхозников, рабочих и служащих. В другом предусматривались меры, направленные на увеличение производства и заготовок картофеля и овощей в колхозах и совхозах, механизацию работ по возделыванию и уборке этих культур, а также на увеличение производства пропашных тракторов и сельскохозяйственных машин в ближайшие два-три года. В трех других — меры по улучшению работы машинно-тракторных станций, усилению агрономической и зоотехнической помощи колхозам и укреплению состава их председателей, а также по обеспечению сельского хозяйства минеральными удобрениями. Эти проекты решено разослать всем членам и кандидатам в члены ЦК, министрам и руководителям ведомств, секретарям обкомов и председателям облисполкомов, «имея в виду, что на созываемом в августе 1953 г. пленуме ЦК КПСС будут обсуждаться вопросы о мерах дальнейшего развития сельского хозяйства СССР». А в связи с прибытием на сессию Верховного Совета СССР руководящих партийных и советских работников из областей было признано необходимым провести с ними совещание по вопросам сельского хозяйства{195}.
В отношении сельского хозяйства стали приниматься и другие меры. Были снижены размеры обязательных поставок зерна, овощей и картофеля колхозами, а также значительно повышены цены, по которым государство расплачивалось с ними за эту продукцию. В два раза с 1-го июля уменьшили сельскохозяйственный налог с индивидуальных приусадебных участков, за счет которых в значительной степени и жило сельское население и немалое число горожан. Так, нормы мясопоставок снижались с 44 до 30 килограммов, молока с 223 до 110 литров с коровы (то есть на 55%), шерсти на 48%, яиц на 28%. Плата деньгами была снижена до 8 рублей 50 копеек за сотку приусадебной земли в РСФСР. Специалисты сельского хозяйства, учителя, медики, инвалиды и пенсионеры полностью освобождались от обязательных поставок продукции животноводства. Зато колхозники, не выполнившие минимума трудодней, продолжали облагаться по прежним, повышенным нормам. Повышались и заготовительные цены на мясо, молоко, картофель, овощи и шерсть, сдаваемые государству колхозами но плану обязательных поставок. Подняли и закупочные цены на продукцию, продаваемую государству сверх плана. Обо всем этом министр финансов А.Г. Зверев сообщил в докладе о государственном бюджете на сессии Верховного Совета СССР, открывшейся 5 августа 1953 г.{196}
Маленков предложил Президиуму ЦК дать ему на этой сессии слово для программной речи. Ознакомившись с ней, члены Президиума несколько встревожились, но промолчали, не решившись поднимать новую бучу, и дали ей «добро». 8 августа Верховный Совет заслушал соображения Маленкова «О неотложных задачах в области промышленности и сельского хозяйства и мерах по дальнейшему улучшению материального благосостояния народа».
Суть этих задач и мер он видел в организации крутого подъема производства предметов потребления и повышении их качества, для чего необходимо значительно увеличить вложения средств в развитие легкой и пищевой промышленности, а также сельского хозяйства. Это надо было сделать потому, что «достигнутый объем производства предметов потребления никак не может удовлетворить»{197}. Речь шла о том, чтобы, не снижая внимания к развитию тяжелой индустрии, ускорить развитие легкой промышленности в интересах повышения материального и культурного уровня жизни народа, обеспечения населения товарами народного потребления{198}.
— Неотложная задача состоит в том, — провозгласил под бурные аплодисменты Маленков, — чтобы в течение двух-трех лет резко повысить обеспеченность населения продовольственными и промышленными товарами — мясом, рыбой, маслом, сахаром, кондитерскими изделиями, тканями, одеждой, обувью, посудой, мебелью{199}.
По его мнению, необходимо «всемерно форсировать развитие легкой промышленности». Он говорил о необходимости выравнивания темпов роста двух основных видов индустрии: производства средств производства (группа «А») и производства предметов потребления{200}.
Но чтобы обеспечить такой крутой подъем, следует прежде всего позаботиться о сельском хозяйстве. Его успехи значительны, утверждал докладчик. Однако было бы ошибкой не видеть отставания ряда важнейших его отраслей:
— У нас имеется еще немало колхозов и даже целых районов, где сельское хозяйство находится в запущенном состоянии; во многих районах собирают низкие урожаи и допускают большие потери при уборке; вследствие слабого развития общественного хозяйства часть колхозов имеет еще недостаточные натуральные доходы и мало выдает колхозникам на трудодни денег, зерна и других продуктов.
Преодолеть это отставание правительство и Центральный Комитет собираются путем целого ряда мер, решение о которых уже принято. Среди них — повысить заготовительные цены на мясо, молоко, шерсть, картофель и овощи, значительно снизить нормы обязательных поставок с подсобного хозяйства колхозников, в два раза снизить денежный налог с них.
Коснувшись международной обстановки и внешней политики, Маленков перечислил все новации советских дипломатов за последние месяцы, отметил прекращение кровопролития в Корее и констатировал, что «после длительного периода нарастания международной напряженности, впервые в послевоенные годы стала ощущаться некоторая разрядка международной атмосферы». Но одновременно посчитал необходимым доложить, что «Соединенные Штаты не являются монополистами и в производстве водородной бомбы»{201}.
Это выступление Маленкова имело огромный резонанс как внутри страны, так и за рубежом. Его имя стало пользоваться огромной популярностью у крестьян. У деревенских мужиков полный, до краев наполненный стакан самогона стал называться «маленковским» (это выражение употреблялось в том случае, когда кто-либо при разливе самогона по кружкам наливал через край).
На вопрос «Затронуло ли вас и ваших близких снижение в 2 раза сельскохозяйственного налога?» положительно (да, в той или иной мере затронуло) ответило 25% опрошенных в 1998 г. и 40% опрошенных в 1999 г.
Имела свое хозяйство, огород и сад токарь предприятия п/я 30 в Каменске-Уральском Ф.Н. Соловьева. Вспоминают, как приходилось платить 300 литров молока с коровы и 50 яиц с курицы, рабочий Загорского оптико-механического завода В.Н. Горюнов и жительница поселка Борисоглебский в Ярославской области А.В. Куклева. О 310 литрах молока с коровы говорит Е.П. Соколова из села Солодилово Воловского района Тульской области. «Люди в деревне встретили это известие с ликованием, — свидетельствует сын курских агронома и учительницы В.Р. Червяченко. — Многие сожалели, что вырубили плодовые деревья и кустарники из-за налога». С радостью восприняли снижение налога жители подмосковного села Верескино — слесарь Химкинского самолетостроительного завода А.В. Ашурков и вулканизатор Останкинского молочного завода 3. Т. Горячева. Обрадовало оно и домохозяйку из Косино Т.И. Калиничеву, и учительницу из деревни Бурейка в Тюменской области В.П. Торопову («Маленков развязал руки крестьянству», — говорила она). Почувствовала это на себе работница дорожно-эксплуатационного участка в Балашихе А.И. Яковлева{202}.
Стало легче жить, по словам А.А. Гараниной из деревни Дерюзино (колхоз «Заря») в Дмитровском районе: «До этого продавали имущество, чтобы заплатить налоги». Были рады и в семье школьницы А.А. Корзуновой из деревни Садино в Боровском районе Калужской области: «Только при нем и вздохнули. Ведь раньше драли этот налог как шкурку с белки. Однажды нечего было взять за неуплату налога, забрали отцовское пальто». Были довольны близкие слушателя Харьковского военного авиационно-иженерного училища Л.С. Найды, жившие на Полтавщине, поскольку теперь не нужно было рубить фруктовые деревья и корчевать ягодники, да и учетчики перестали ходить по приусадебным участкам. По словам колхозницы Н.Г. Захарьиной из Сосновки Козловского района Мордовии, «ходили слухи, будто Маленков проехал по всем колхозам и, куда ни зайдет, везде грязь и бедность, поэтому решил снизить налог».
«Люди сами стали продавать свои продукты — молоко, мясо», — вспоминал житель станции Лось в Подмосковье М.М. Гурешов, видя в этом заслугу Маленкова. Помимо имевшегося уже десятка кур родители Л.Н. Спиридоновой в дерене Старосьяново Подольского района завели козу с козлятами. У жителей смоленской деревни Ключики появились скот, продукты и даже деньги, и они, в частности, 3. А. Яненкова, «полностью поддерживали Маленкова». Военнослужащий Е.М. Дубовицкий, родители которого проживали в тамбовской деревне Чугуновка, также свидетельствует, что «крестьяне облегченно вздохнули», и также видит в этом заслугу Маленкова, которому, будь его воля, он «отдал бы правление страной». С именем Маленкова связывали снижение сельскохозяйственного налога колхозник В.Ф. Поляков из деревни Хлевино Лопасненского района, водитель Артиллерийской академии С.П. Воблов. «Начал хорошо, — уважительно отзывался о нем инженер машиностроительного завода в Ромнах Л.Ю. Бронштейн, — хочет что-то сделать», В деревне, куда ездила в отпуск фельдшерица Реутовской хлопкопрядильной фабрики Е.Т. Назарова, считали, что «лучше Маленкова нет». Водитель автобазы Центросоюза Н.В. Рыков свидетельствовал, что благодарные мужики называли маленковским граненый стакан, наполненный до краев самогоном. «Крестьянин вздохнул», — признавал и рабочий завода № 30 в Москве А.И. Кирьянов{203}.
Снижение сельскохозяйственного налога не затронуло 31% опрошенных в 1998 г. и 30% опрошенных в 1999 г. Никаких налогов не платила со своего огорода в зоне отчуждения железной дороги нормировщица 22-й дистанции пути (станция Чаплыгин в Липецкой области) А.А. Орлова. Не брали налогов с приусадебного участка учительницы Моносеинской сельской школы в Лотошинском районе Московской области М.Ф. Журавлевой. «Радовались снижению сельхозналога и все те, кого это не затронуло», — говорила Л.Т. Трофимова из Ярославля. Родственников в деревне не было у рабочей 1-го часового завода О.Н. Гуськовой. Не общалась со своими деревенскими родичами повар кафе-ресторана «Столешники» Е.В. Глазунова. Не знала мнения своих родителей-колхозников из Шаховского района, наверно потому, что уже не была связана с ними и ей не было известно, как они живут, К.Г. Кудрявцева, работавшая на заводе оптического стекла в Лыткарино. Инженер ОРГ «Алмаз» в Москве А.И. Митяев счел необходимым отметить, что «это заслуга Хрущева, а не Маленкова»{204}.
Поверили обещаниям накормить, одеть и обуть народ за два-три года, надеялись на их выполнение 43% опрошенных в 1998 г. и 45% опрошенных в 1999 г. И подавляющее их большинство — из числа тех, кого прямо или косвенно коснулось снижение сельскохозяйственного налога. Поверил, «учитывая, с какой скоростью была восстановлена страна после войны», железнодорожный проводник из Николаева В.А. Попов. Веру в лучшее укрепляло регулярное снижение цен. На ежегодно снижавшиеся цены указывала В.С. Безбородова, поступавшая тогда в Московский областной педагогический институт им. Крупской. «В деревне никто уже не голодал, пища была простая, но достаточная, — рассказывал В.Р. Червяченко из Курской области. — Все надеялись на то, что больше будут получать денег. У молодежи появилась потребность хорошо одеться». «Стали сытыми, будем и обутыми», — говорила А.А. Комарова из колхоза им. 8 марта в деревне Захарове Малоярославецкого района Калужской области{205}.
«В то время все верили властям», — замечает слесарь Болоцкой МТС во Владимирской области Ю.Ф. Морозов. «Партии верили во всем», — вторила им пекарь хлебозавода в Талдоме 3. Д. Клинкова. «Мы были приучены относиться одобрительно и с надеждой на реализацию», — пояснял председатель одного из колхозов В.Я. Пономарев. Верила тогда всему сельский почтальон из Владимирской области А.П. Лебедева. Всегда верила и надеялась на лучшее технический контролер ЦИАМа А.Г. Митина{206}.
Маленкову «верили все от малого до большого», — уверен был колхозник В.Д. Жаров из деревни Марково в Лотошинском районе Московской области. «Поверили и сначала так было», — утверждала А.М. Винокурова из тульской деревни Бряньково. «Так бы и было, если бы правительство не изменилось», — уверена работница дорожно-эксплуатационного участка в Балашихе А.И. Яковлева{207}.
Поверил потому, что уж очень этого хотелось, сантехник из Щелково Н.И. Караманов{208}. «А что еще оставалось делать?» — говорил рабочий Красногорского оптико-механического завода В.Д. Бакин. «Человек уж так устроен, что обречен верить в светлое будущее», — философствовал инженер из Фрязино В.С. Сологуб. Не верить было нельзя, говорила счетовод из деревни Орловск в Марийской АССР Р.С. Савенцева: «К этому привыкли. В сердце затаилась надежда. Все хотели жить лучше». Верили «по своей наивности», — замечает овощевод Е.П. Макарова из совхоза «Черновский» в Куйбышевской области{209}.
Разработку и проведение в жизнь провозглашенного Маленковым курса поддерживала часть руководящих работников и ученых. В их глазах определенные им задачи развития народного хозяйства с преимущественным вниманием к производству товаров народного потребления приближали к пониманию социализма как общественного строя, целью которого является создание человеку труда наиболее благоприятных условий жизни. И они полагали, что новая ориентация социально-экономической политики открывала путь к реализации ленинских (как тогда говорили) методов хозяйствования, основанных на максимальном учете интересов трудящихся. Ставший в то время модным докладчиком главный редактор газеты «Правда» Д.Т. Шепилов, заявки на выступления которого не успевали удовлетворяться, говорил, например, в Академии общественных наук при ЦК КПСС:
— Произошли изменения, товарищ Маленков поведет по другому пути. Мы теперь займемся наконец-то бытом. И не только стандартные не отличимые одно от другого платья будут. И каждый из нас станет покупать себе такое, какое отвечает нашим габаритам (размерам плеч, талии, бедер и так далее), но и вкусам, моде{210}.
Писатель П.Ф. Нилин с восторгом рассказывал своим знакомым:
— Маленков явился на Секретариат ЦК. Его встретили обычными аплодисментами. Он сказал: «Здесь не Большой театр, и я не Козловский»{211}.
Верили с трудом, сомневались, в том числе в сроках, 7-8% опрошенных. Верила, но не в такой короткий срок, колхозница В.А. Комова из деревни Полибино в Задонском районе Липецкой области. Улучшения в жизни были налицо, но обещанные сроки казались слишком малыми инженеру КБ-1 Ю.К. Игнатову. Сложно было поверить инженеру из Каменска-Уральского А.И. Голубчикову, но на какие-то перемены он надеялся{212}.
Не поверили соответственно 15 и 23% опрошенных. «За 35 лет не могли, а тут за 2-3 года», — говорил Ю.А. Кузнецов из села Трубино. «Если уж при Сталине жили плохо, то у Маленкова и подавно ничего не получится», — рассуждала экономист «Экспортльна» Е.В. Корниенко. «Никто не верил», — убеждена М.М. Крупина, рабочая Ивановского меланжевого комбината им. Фролова: «Он много говорил, но мало делал». «Уж слишком бедно жила страна», — объяснял причины своего неверия рабочий одного из московских номерных заводов С.С. Глазунов. «Жили тяжело, — вторила ему врач из Алма-Аты Н.В. Кузьменко, — обещания же вызывали усмешку». Офицер МВД А.И. Носков, работавший в Германии, сравнивал уровень жизни русских и немцев и понимал, что последних быстро не догнать. «Болтовней» назвала это обещание рабочая Московской хлопчатобумажной фабрики им. Фрунзе Ф.С. Никитина, «бредом» — врач городской больницы в молдавском городе Бельцы Л.В. Беляева{213}. «Никто не верил», — утверждал рабочий НИИ-88 в подмосковном Калининграде Р.О. Струков. Никогда не верил пустым словам техник трамвайного депо им. Баумана в Москве А.И. Харитонов. Вспоминает, как у него в цехе втихомолку смеялись, слесарь завода № 11 в Краснозаводске М.Ф. Шилков. Не поверила, но мечтала, когда ее выселят из барака инженер нефтеперегонного завода в Капотне А.С. Шурова. Надеялась только на себя и на свое подсобное хозяйство токарь предприятия п/я 30 в Каменске-Уральском Ф.Н. Соловьева{214}.
Остались равнодушными к обещанию 2-2,5% опрошенных. Не придала им значение работница Томилинской птицефабрики А.М. Васильева. Не задумывалась над этим работница поселкового потребительского общества в подмосковной Салтыковке О.М. Данилова. Не прислушивалась к такого рода обещаниям заместитель директора по воспитательной работе ПТУ при Московской швейной фабрике № 5 Н.П. Назарова. Были одеты и обуты все трое детей московской домохозяйки В.П. Стрековской, так что ее этот вопрос не волновал. «Были малограмотными, не вникали», — объясняла П.М. Клюева, работница ателье № 4 в Краснопресненском районе Москвы. Не думал и не вникал, жил одним днем М.И. Уральский, рабочий хлебозавода № 8 в Москве{215}.
Утверждают, что не слышали о таком обещании соответственно 11 и 2% опрошенных. Поступал тогда в Молотовское высшее авиационно-техническое училище и ни о чем кроме экзаменов не думал А.Т. Щепкин из Воронежа{216}.
Не помнят такого обещания соответственно 11 и 7% опрошенных. Нет ответа на вопрос «поверили или нет?» или он не адекватен вопросу у соответственно 16,5 и 9% опрошенных.
Центральное разведывательное управление США обратило внимание американской администрации на необычность и смелость новаций, заявленных в Верховном Совете от имени руководства, и сделало следующий вывод: «Никто не сможет в ближайшее время угрожать доминирующим позициям Маленкова»{217}. Однако ЦРУ ошибалось. Именно в августе 1953 года в Президиуме ЦК появились новые трещины.
Курс Маленкова встретил сильное противодействие у его коллег по коллективному руководству, которое чем дальше, тем более возрастало.
1.2.2. Новая аграрная политика
Консерваторы во главе с Молотовым прямо называли вырванное у них Маленковым решение демагогией. Слушатель курсов переподготовки руководящих кадров в Академии общественных наук, бывший первый секретарь Карагандинского обкома Т.И. Абабков возмущался цитированным выше выступлением Д.Т. Шепилова{218}.
Возмущен был инициативой Маленкова и Хрущев: ему предстояло доложить о многом из этого на следующем пленуме ЦК, а тут нате вам! Позже, в 1957 г., Хрущев припоминал Маленкову, как тот «очень ловко использовал» в своем выступлении на сессии Верховного Совета уже разработанные решения по уменьшению норм обязательных поставок мяса, картофеля, молока и других сельскохозяйственных продуктов. «Вы помните, как он выступал тогда? Как он ловко обыграл дело». В результате, продолжал Хрущев, многие крестьяне поверили, что это сделал Маленков, а не Центральный Комитет партии и правительство. И когда его освобождали от обязанностей председателя Совета министров, «многие выражали сожаление». Он призвал Маленкова набраться храбрости и сказать, хоть единая его мысль в этих законах отражена? «Нам приходилось работать и разрабатывать эти законы с тт. Зверевым, Бенедиктовым и другими товарищами. Ты же в этом деле ничего не смыслишь… А ведь преподносил эти мероприятия как дар, как свой манифест»{219}.
Уже на следующий день после окончания сессии Хрущев по поручению своих коллег выступил на закрытом совещании в ЦК перед депутатами — местными руководителями и работниками сельского хозяйства с пояснениями к выступлению Маленкова и тем проектам, которые были уже подготовлены или еще готовились к пленуму.
И начал он с резкой критики положения, сложившегося в сельском хозяйстве. Касаясь чрезмерных ставок сельскохозяйственного налога, он так и сказал, что «стремление получить больше доходов в бюджет привело к нехорошим результатам», ибо поголовье коров в личном пользовании сократилось на 3,5 млн., а денежные поступления от сельскохозяйственного налога сократились с 10,3 млрд. рублей в 1948 г. до 8,9 млрд. в 1951 г.{220} «Глупейшей штукой» назвал он обложение налогом поросят, которых в массовом порядке откармливали не только сельчане, но и жители городских пригородов, да и самих городов. И вот теперь многие из них вынуждены прибегать к разного рода хитростям, чтобы избежать налогообложения и не попасть в число недоимщиков. Они «выбирали мертвое пространство во времени, когда фининспектор не ходит,., покупали, бедняги, поросенка, старались подкормить, пока инспектор не пришел, и за день до прихода — зарезать», — под смех аудитории рассказывал Хрущев. И вопрошал:
— Зачем это нужно?.. Что в том, что человек откормил поросеночка пудов на 5-6, сам скушал и на рынок дал? Разве это плохо? Разве это угрожает нашему социалистическому строю? Нет. Глупость была наша{221}.
Хрущев не стал упоминать, что отвечал тогда перед Сталиным за положение дел в сельском хозяйстве Маленков. Его слушатели прекрасно об этом знали. Но он посчитал необходимым сказать, что «когда мы обсуждали эти вопросы, у нас не все гладко было». Отказываясь называть фамилии, он все же поведал, в чем же заключались «скрипы», имевшие место при обсуждении вопроса о сельскохозяйственном налоге:
— Некоторые товарищи говорили: надо решать, только нельзя ли… ввести в действие этот закон с 1-го января.
Их мотивы им были изложены так: да, большее количество мяса, молока и масла на рынке — это надо, но это будет завтра, а сегодня, при общем недостатке продуктов животноводства, уменьшится общий, государственный фонд.
— Казалось бы правильно. А если подумать, это вреднейшая штука. Вреднейшая потому, что, если мы сейчас примем закон, а ввели бы в действие с 1-го января, я думаю, что очень многие колхозники не поверили, сказали бы — приняли на этой сессии, а на следующей отмените. Поэтому побуждения покупать телки не будет, побуждения покупать овцы не будет, побуждения покупать поросенка не будет{222}.
Назвав животноводческую отрасль самой сложной в сельском хозяйстве, Хрущев признался, что «мы очень запутали» ее{223}. И дело не только в сокращении поголовья коров (их на 8,9 млн. меньше чем в 1928 г. и на 3,5 млн. меньше чем в 1940 г.)- 29% коров — яловые, то есть не дают молока. Удой составляет 1004 килограмма на корову. 20% телят «подыхает» в результате плохого ухода.
— Вот вам мясо, которое выбрасывается собакам{224}.
Резкой критике подверг он бывшее Министерство заготовок. Его работников он сравнил с городскими садовниками, задача которых — подрезать кусты, чтобы побеги не разрастались:
— Если колхоз поднялся выше уровня своего соседа, они его подравнивают, они не дадут ему развернуться. Они ему дадут такие нормы, если у него надой хороший, лучше чем у соседа, который ведет хозяйство через пень колоду, что он не сможет подняться дальше{225}.
Затем Хрущев стал сравнивать производственные и финансовые показатели передовых и отстающих колхозов Московской и Костромской областей, что давно стало характерным для советских руководителей разного ранга, но сделал неожиданный вывод:
— Значит, тут, товарищи, не от нас зависит, а от тех, кто руководит колхозами{226}.
Для секретарей обкомов и председателей облисполкомов, которых раньше регулярно честили и чистили на заседаниях Оргбюро и Секретариата ЦК за все провалы в деле «дальнейшего развития» не-подъемного сельского хозяйства, такой вывод прозвучал словно отпущение грехов и как своего рода гарантия, что снимать их только за это не будут.
Назвав вопрос о кормах решающим в проблеме животноводства и высказав мнение, что тут не обойтись без резкого расширения посевов сахарной свеклы, а также таких силосных культур как кукуруза и подсолнечник, он в то же время поделился своим неудачным опытом агитации в пользу сахарной свеклы в Подмосковье:
— Я правду говорю и правильно рекомендую колхозникам, но они не сеют сахарную свеклу. И тоже, по-моему, правильно делают.
Почему? Да потому, что мало ее посеять, ее еще следует регулярно и интенсивно обрабатывать. Только затратив на каждый гектар посевов 90-95 трудодней, можно рассчитывать на урожай в 300 и даже 500 центнеров{227}. То же самое можно сказать и о кукурузе:
— Я много лет работал с украинцами и знаю, какой порядок обработки: посеем кукурузу и потом до уборки не идем на эти поля{228}.
Где же выход? В механизации обработки междурядий (причем желательно не только в продольном, но и поперечном направлениях), позволяющей поддерживать почву рыхлой и чистой от сорняков.
А для этого растения на поле должны размещаться равномерно, на одинаковом расстоянии одно от другого, что достигается квадратно-гнездовым способом посева. Все это давно стало азбукой мирового земледелия.
— А как у нас обстоит дело с этим вопросом? Товарищи, печально{229}.
Новгородской области в этом году был спущен план: посеять картофель квадратно-гнездовым способом на 7000 гектарах. А теперь выясняется, что секретарь обкома А.Д. Федоров даже не ведает об этом плановом задании и понятия не имеет, что такое квадратно-гнездовой способ и какое междурядье между растениями должно быть.
— Ну, товарищи, — не смог сдержаться Хрущев, — зачем мы говорим о благосостоянии, о подъеме колхозов, если руководит ими такой замечательный наш представитель?
А ведь в «Правде» были опубликованы соответствующие статьи с разъяснениями, в том числе агротехническими.
— Значит, вы не читаете. Кто из вас сознается, что не читал? Никто, неприлично это{230}.
Подняв этот, как он признался, «невыгодный вопрос для докладчика», Хрущев уже не мог остановиться и в числе областей, где «такая же история», назвал Смоленскую. Очевидно, для того, чтобы соблюсти некий баланс, пришлось ему упомянуть и Московскую область, в которой за 3 последних года его руководства посевы кукурузы квадратно-гнездовым способом не достигли и 2%.
— Слушают, аплодируют, отчитываются, сеют, а когда взойдет кукуруза — нет, — сетовал он{231}.
Но сразу же вслед за этим принялся стыдить украинцев, которые в 1949 г., то есть еще при нем, вручную квадратно-гнездовым методом посадили кукурузу на 2 миллионах гектаров и сдали тогда 70 млн. пудов этой культуры. А что же теперь?
— Я спрашивал товарищей Мельникова и Коротченко, как квадратно-гнездовой способ, «Все в порядке, только квадратно- гнездовым и сеем». Я говорю: «Это замечательно, очень хорошо, действуйте». А теперь взял и послал людей: «Поезжайте, посмотрите». Люди только что вернулись. Дорогие товарищи, кукуруза есть, а квадрата нема!.. Вам должно быть больше всего стыдно, потому что от завоеванного уходите{232}.
В этом пассаже примечательны несколько моментов. Прежде всего самокритичность: pi под его личным руководством москвичи не добились сколько-нибудь заметных успехов. К тому же не выводит из-под критики «своих» людей, возглавивших Украинскую партийную организацию после него. Вместе с тем дает ясно понять: то «завоеванное», от чего они отступают, было достигнуто все же при нем. И еще один немаловажный нюанс, на который наверняка обратила внимание аудитория: это его слова о том, что вот-де он «взял и послал людей». То есть сам решил, не посоветовавшись с коллегами. Не означает ли это, что они признают за ним право на подобные шаги? Иными словами, не означает ли это, что он занимает какое-то особое положение если не в Президиуме ЦК, то в Секретариате ЦК?
Поратовав за широкое внедрение квадратно-гнездового способа при посадке картофеля и овощей, Хрущев очень кратко остановился на вопросе о продовольственном зерне. Исходил он при этом, очевидно, из оглашенной Маленковым на XIX партсъезде установки о том, что продовольственная проблема в стране уже решена. Только так можно понять его слова о том, что положение с зерном «более или менее благополучно». Но посчитал необходимым оговориться, внести существенное уточнение в саму постановку этой проблемы:
— Я бы не сказал, что мы бога за бороду взяли и теперь нам о зерне не надо думать… По зерну удовлетворяем свою потребность, я бы сказал, довольно робко… Представляете, как какой-то дядька на митинге спросит: Вот при социализме блинов нет. А при коммунизме будут? Смешно, но этот вопрос может возникнуть, потому что муку не продаем… А кашу, товарищи, по рецепту могут давать, потому что крупы пшенной нет, гречневой нет. Куда это годится? Следовательно, вопрос зернового хозяйства надо держать в поле зрения, а не ослаблять внимания{233}.
Остановившись на работе машинно-тракторных станций, Хрущев признал, что «тут мы доехали до края»{234}. Техника там содержится в ужасных условиях, в паршивых сараях или просто под открытым небом и доверяют ее людям неквалифицированным.
— Поедешь в поле и видишь — сидит паренек, его к машине страшно было бы допускать, а сидит на дизельном тракторе и заворачивает, заворачивает, не всегда, куда следует. Поэтому выработка низкая, часты поломки, работа некачественная. Ежегодно треть трактористов бросает свою работу в МТС и уходит в промышленность. Остаются далеко не лучшие. Но еще страшнее то, что руководят ими необразованные люди. Лишь 23% директоров МТС имеют высшее образование, еще столько же — среднее, еще столько же — низшее, а 30% — так называемые «практики». Еще хуже положение с главными инженерами{235}.
А ведь в стране насчитывается 308 тысяч дипломированных специалистов сельского хозяйства, но в МТС работает лишь 50 тысяч из них, в колхозах еще 18,5 тысяч. Где же остальные? 7611 человек продолжают служить и после сокращения штатов в союзном министерстве сельского хозяйства, 1232 и 1425 в российском и украинских республиканских министерствах, 538 в московском областном управлении. А ведь есть еще «всевозможные научно-исследовательские и неисследовательские» (оживление в зале) институты.
— Там сидят очень квалифицированные люди, едят мягкий хлеб с маслом, но пользы от них очень мало. И сейчас нам надо подумать, Георгий Максимилианович, над этим вопросом. У нас кое-что порочное заложено в этом деле. Если вчерашний агроном стал кандидатом наук и стал работать в НИИ, то и получать стал раз в пять больше. А уж если стал доктором, то часто уже сельским хозяйством и не интересуется, его из города вы «не вытолкните ни при каких условиях»{236}.
Выход из этой непростой ситуации виделся в дальнейшем сокращении штатов управленческого аппарата:
— Надо пересмотреть структуру и высвободить агрономов. Надо, чтобы эти агрономы пошли в производство{237}.
Особо остановился Хрущев на исходных принципах системы заготовок.
— Когда к колхознику приходим и говорим, что биологический урожай у тебя 25 центнеров, что он может сказать? Он может только сказать, когда мы уедем: «Чтоб тебя с твоей биологией…». Но платить надо, и он начинает платить… Для заготовителей это очень удобно. Но такая система фактически приводит к продразверстке. От нее надо перейти к твердым ставкам. Но это очень сложный вопрос, его надо хорошо продумать{238}.
В конце своего выступления Хрущев снова вернулся к вопросу о руководстве сельским хозяйством на уровне колхозов.
— У нас очень много колхозов, которые плохо ведут хозяйство и перебиваются очень трудно{239}.
И все дело, по его мнению, заключается в том, что при довольно значительном количестве людей, на районном уровне занимающимися сельским хозяйством (на каждый колхоз приходится 3-5 человек), при таком огромном штате другой раз «одного умного руководителя нет в колхозе», и колхоз буквально на глазах у всех разваливается.
— Я считаю, товарищи, нам надо найти силы в партии, чтобы преодолеть это неправильное отношение к колхозам и двинуть туда людей. 90 000 колхозов у нас в Союзе. Разве мы не в состоянии лучших, подготовленных людей подобрать, 90000 большевиков — добросовестных, честных, понимающих дело — и двинуть в колхозы? Если мы этого с вами не сделаем, значит, мы тогда несерьезные люди будем с вами болтунами. Мы должны это сделать{240}.
Дело это непростое.
— У нас есть районы и очень много, где колхозный актив, из которого берутся председатели, уже пропился… Кто способен заработать больше, ушел на предприятия, в города. Остались Шавел да Павел, да Колупай с братом, которые больше не могут заработать. Немного заработает, немного украдет и сводит концы с концами. Вот на таких кадрах райком изворачивается{241}.
Пусть обкомы поищут подкрепления для таких районов в других районах. Если нет таких подходящих людей в области, пусть вмешаются и подберут их республиканские комитеты.
— Никакие машины, никакие удобрения, ничего впрок не пойдет, если не будет главного — хорошего, культурного, честного председателя{242}.
О возможности подобрать такого человека в самом колхозе Хрущев даже словом не обмолвился. Такая мысль, судя по всему, ему даже в голову не приходила. Также как и председательствовавшему на этом совещании и все время молчавшему, не подавшему ни единой реплики Маленкову. Кстати, рассуждая о колхозных председателях, Хрущев посчитал необходимым сказать, что много раз обменивался с ним мнениями по этому вопросу и что всегда у них точка зрения была единая. Однако «не всегда мы вольны были правильно решать, поэтому вы найдете решения ЦК правильные и неправильные»{243}. То же решение, которое предстояло принять вскоре пленуму ЦК и с основными чертами которого Хрущев ознакомил своих слушателей, он назвал мечтой сельскохозяйственников.
— Все продумано, — заверил он собравшихся, — будет решение такое, какое нужно для работы, в интересах государства, в интересах сельского хозяйства. Я думаю, что в ближайшие годы будет большой результат этого решения{244}.
Переждав положенные по такому случаю аплодисменты, председательствовавший Маленков предупредил, что «мы имели в виду прений не открывать», ибо будет пленум, «вы подготовитесь к нему и скажите, что считаете нужным», и предложил на этом закончить совещание, поблагодарив Никиту Сергеевича «за эти замечательные, нужные разъяснения и предложения», то есть как бы согласившись с тем, что именно он, Хрущев, является автором этих предложений{245}.
В отношении самих колхозов Хрущев занял позицию, диаметрально противоположную той, что была объявлена год назад Сталиным. Если в «Экономических проблемах социализма в СССР» объявлялось, что колхозная собственность уже начинает тормозить развитие производительных сил и задача состоит поэтому в постепенном, но неуклонном, без колебаний превращении колхозной собственности в общенародную{246}, то в постановлении сентябрьского пленума ЦК КПСС было записано, что артельная форма колхозов является единственно верной формой коллективного хозяйства на весь период социализма{247}. Это означало своего рода реабилитацию колхозной формы собственности{248}. Значительно увеличились ассигнования на неотложные нужды сельского хозяйства, в первую очередь на его техническое оснащение. 20 тысяч коммунистов были отправлены из городов на работу председателями колхозов, а в помощь им — 120 тысяч специалистов.
В комиссии, созданной на пленуме для редактирования проектов постановлений, развернулась полемика по поводу введенного в оборот Маленковым термина «обилие». В проекте постановления «О мерах дальнейшего развития сельского хозяйства СССР», в основном одобренного Президиумом ЦК 2 сентября, зачеркнут карандашом следующий абзац на 4-й странице: «Теперь, когда в нашей стране создана мощная, технически совершенная тяжелая индустрия, имеются все условия для того, чтобы на этой базе обеспечить крутой подъем всех отраслей сельского хозяйства и в течение 2-3 лет разрешить задачу создания обилия сельскохозяйственных продуктов и обеспечить всему населению нашей страны более высокий уровень материального благосостояния». А вместо этого абзаца вклеена такая машинописная правка: «Теперь, когда в нашей стране создана мощная технически оснащенная тяжелая индустрия и значительно окрепли колхозы, имеются все условия для того, чтобы на этой базе обеспечить крутой подъем всех отраслей сельского хозяйства и в течение 2-3 лет резко повысить обеспеченность всего населения нашей страны продовольственными товарами и вместе с тем обеспечить всей массе колхозного крестьянства более высокий уровень материального благосостояния»{249}.
Вызвало возражение повторение слова «обилие» и в другом месте проекта, на 12-й странице: «Если все местные партийные, советские и сельскохозяйственные органы, специалисты и организаторы сельского хозяйства, коммунисты, комсомольцы на селе решительно и настойчиво возьмутся за дело дальнейшего подъема животноводства и не пожалеют для этого сил и средств, то в ближайшие 2-3 года наша страна получит обилие мяса, молока, яиц и других продуктов животноводства для населения и важнейших видов сырья для легкой промышленности»{250}. Как свидетельствует протокол заседания комиссии, в ней раздавались голоса за то, чтобы и тут вместо слова «обилие» записать «значительное количество». С этим предложением согласился член Президиума ЦК и председатель Госплана Сабуров:
— Это надо исправить в соответствии с поправкой на четвертой странице, — сказал он.
Однако Маленков полагал, что «где-то слово “обилие” надо сказать». Хотя бы следующим образом: «в ближайшие 2-3 года, мы, несомненно, добьемся крупных успехов в решении задачи по созданию обилия…».
— В одном месте надо оставить так, — настаивал он.
С такой не очень-то категоричной формулировкой («если мы возьмемся») согласился и Хрущев, так комментируя свое скептическое отношение к самому обещанию «обилия»:
— Все будет зависеть от воли и умения организовать это, заставить это сделать.
— Если это не просто лозунг, а условие, то можно оставить так, как есть, — вторил ему и Каганович{251}.
Новая аграрная политика с самого начала представляла собой компромисс между двумя основными подходами к решению проблем сельского хозяйства.
Первый из них, связанный с допуском некоторых элементов семейного капитализма в деревне, с большой долей условности можно назвать «нэповским», да и рассматривался он как уступка обстоятельствам, своего рода временное отступление. И имеющиеся в нашем распоряжении документы, в первую очередь стенограммы пленумов ЦК КПСС, заставляют категорически возразить против утверждения, что его можно идентифицировать с именем Маленкова{252}.
Содержание второго подхода сводилось к следующему: сельское хозяйство нуждается прежде всего в новой технологии, новой технике и новых кадрах. Соединение этих трех новаций в рамках социалистической системы хозяйствования должно обеспечить его реальный и долговременный прогресс. Этот подход соответствовал и социалистической традиции добиваться экономического и социального прогресса путем обобществления на основе крупного машинного производства. Фактически предполагалось довести до конца то, что начал некогда Сталин: превратить совхозы и колхозы в фабрики по производству зерна, мяса и молока, используя при этом опыт технической реконструкции промышленности. Властным структурам это казалось по силам. Партийным инстанциям и раньше приходилось насаждать более прогрессивные сельскохозяйственные культуры, организовывать обучение колхозных кадров, распределять технику, — иначе говоря, заниматься индустриализацией деревни. Со временем этот подход становится все более превалирующим и, в конце концов, полностью поглощает первый. В рамки же этого индустриального подхода вписывалось и освоение целинных и залежных земель.
Однако хотя второе (хрущевское) издание индустриализации сельского хозяйства не только по замыслу, но и по методам напоминало сталинскую, тождества между ними не было. Теперь она проводилась за счет государственных инвестиций. Только в 1954 г. государственный бюджет должен был потерять 6,7 млрд. рублей за счет снижения обязательных поставок и увеличения закупок зерна, а также 3,5 млрд. рублей в результате сокращения сельскохозяйственного налога{253}.
Несоизмеримы были и масштабы технического перевооружения. Например, электрификация деревни, в соответствии с постановлением Совмина от 25 августа 1953 г., отныне стала осуществляться уже не путем установки силовых движков или строительства колхозных и межколхозных электростанций, а «путем присоединения к государственным энергосистемам, промышленным и коммунальным электростанциям»{254}. И если в 1950 г. электроэнергией пользовалось только 15% колхозов, то 10 лет спустя уже 71%. И еще одно немаловажное обстоятельство: эта индустриализация не только не сопровождалась массовым обнищанием крестьян, но и способствовала в какой-то мере росту их доходов (на четверть в 1953-1954 гг., по подсчетам американского исследователя Н. Ясного{255}). И все же вторую индустриализацию постигла участь первой. Она оказалась незавершенной, сельское хозяйство продолжало зависеть от климатических условий, а организация труда — далекой от рациональной (много начальников — мало работников).
1.2.3. Освоение целинных земель и внедрение кукурузы
Судебный процесс над Берией в декабре 1953 г. и начавшийся пересмотр «ленинградского дела» значительно подорвали позиции Маленкова. Это позволило Хрущеву уже без оглядки на него выступить с собственной инициативой и поставить вопрос об освоении 13 миллионов гектаров целинных и залежных земель в Сибири и Казахстане для того, чтобы обеспечить страну продовольственным зерном в короткие сроки и довольно дешево. Почти все члены Президиума активно поддержали его. Сомнения, а потом и возражения стал выдвигать Молотов.
— Целинные земли малоэффективны, это сомнительное дело, — говорил он{256}.
Он полагал, что было бы лучше необходимые для этого средства использовать для подъема земледелия в Европейской части СССР.
Хрущев ставил этот вопрос как вопрос резервов. Освоение целинных и залежных земель рассматривалось им как мобилизация резервов. Молотов же возражал не против намечавшейся кампании, как таковой. Он постоянно потом говорил, что это неправда, будто он выступал против освоения целины{257}. «На меня тов. Хрущев наговорил столько неправильных вещей»{258}. Его смущали лишь размеры. Вот против них-то он и выступал, но в обостренной форме. Полтора года спустя, отвечая на обвинения в том, что у него были разногласия с Президиумом ЦК по поводу целинных земель, он утверждал, что никогда не был против их освоения, всегда считал это «очень правильным и важным мероприятием»{259}. Но признавал, что было время, когда, получив соответствующие сведения из тех материалов, которые все члены Президиума получали от отделов ЦК, указывал, что в число целинных земель, идущих под разработку, включают и такие земли, средняя урожайность которых едва достигает 2,5-3 центнеров с гектара. И тогда ставил вопрос:
— Правильно ли такие земли включаем в целинные земли?{260}
Но даже если дело обстояло именно так и разногласия Молотова с Хрущевым возникали не из-за того, поднимать целину или нет, а из-за масштабов этой кампании, спорили они довольно резко. Как полтора года рассказывал Каганович, можно было бы обсуждать предложение Молотова начать не с 20, а с 10 миллионов гектаров. «Такое заявление можно и должно обсуждать. Мы обсуждаем все эти вопросы. Каждый член Президиума, который что-либо заметит, делает замечание. И Президиум поручает проработать еще [раз] вопрос и учесть во всем объеме обмен мнениями. Но весь вопрос в том, какой присвист придают тому или иному вопросу»{261}. Вот этот-то «присвист» и приводил порой к тому, что споры на заседаниях Президиума ЦК перерастали порой в ругань{262}. И позже Хрущев частенько вспоминал, как ему возражал Молотов: «Нужно было вести длинные и трудные споры, а спорить с ним невозможно»{263}.
Другие очевидцы вторили ему. Так В. В, Мацкевич, бывший тогда первым заместителем министра сельского хозяйства и по долгу службы принимавший участие в технической подготовке материалов и расчетов, а вследствие этого и присутствовавший на всех заседаниях Президиума ЦК при обсуждении вопроса об освоении целинных земель, вспоминал:
«Товарищи Микоян, Булганин, Маленков были за проведение этой работы. Товарищ Молотов был категорически против… Он возражал принципиально и, как талмуд, твердил, что наша главная задача — повышение урожайности. Товарищ Хрущев, полемизируя с Молотовым, обратился к нам, сельскохозяйственникам, и к товарищу Сабурову (председателю Госплана) с вопросом:
— На сколько мы за 38 лет увеличили урожайность?
Мы вынуждены были признать, что находимся примерно на уровне 1913 г. Однако тов. Молотова это не убедило… Вы, тов. Молотов, просто не знали экономики страны, не понимали, что развитие машиностроения позволяет нам на данной стадии решать задачу подъема целины без ущерба для работы МТС и совхозов других областей. Уровень же развития химической промышленности на данной стадии нам позволяет только-только обеспечить потребности в химудобрениях быстро развивающееся производство технических культур»{264}.
Такое же впечатление сложилось и у маршала Жукова: «Я присутствовал на этом заседании. Вы были против и ругались с Хрущевым». Об этом же говорил и министр сельского хозяйства И.А. Бенедиктов: «Я на этом заседании был. Вы выступали и говорили, что это мероприятие очень дорогое, денег не хватит, вкладывать в это дело неразумно, нецелесообразно и что это мероприятие сомнительное. А тогда речь шла только о 13 млн. гектаров. Одним словом, вы выступали против освоения целины. Но большинство членов Президиума одобрило предложение, и оно было принято». Подтверждал это и министр заготовок Л.Р. Корниец: «Вы были против подъема целины. Вы говорили, стоит ли рисковать, оттягивать средства с районов, где уже получаем хлеб, а в новых районах — там никогда не было хлеба и будет ли он. Надо поднимать производство зерна в старых районах». С ними соглашался тогда и Маленков: «Тов. Молотов был против целины». Сам же он, Маленков, по свидетельству заведующего сельскохозяйственного отдела ЦК КПСС В.П. Мыларщикова, больше увещевал Молотова, уговаривая его не возражать{265}.
Правда, еще через какое-то время, подружившись с Молотовым, он уточнял, что тот возражал не против самого освоения целины, а против предлагавшихся Хрущевым темпов. «Что значит возражать против темпов? — не соглашался с ним Хрущев. — Значит возражать и по существу». И добавлял, что в этом деле «черт попутал» и Ворошилова: «Он ведь тоже возражал». «Слегка», — добавил кто-то из зала{266}.
Победило мнение, что подъем целины позволит решить вопрос об обеспечении страны хлебом. Соответствующие решения февральско-мартовского (1954 г.) пленума ЦК, а в еще большей степени транслировавшееся 22 февраля по телевидению выступление Хрущева перед молодежью, отправляющейся на освоение новых земель, когда он неожиданно предстал перед страной как человек, умеющий без бумажки, просто и доходчиво говорить, улыбаться и шутить, значительно способствовали росту его популярности.
Вопрос, поедет ли молодежь на целину, поверит ли новому руководству, был решающим для успеха начинавшейся грандиозной кампании. И рискованным. Для страховки привлекли воинские части и развернули несколько исправительно-трудовых лагерей. Опасения не оправдались. Уже к концу года в новых районах трудилось 150 000 квалифицированных рабочих, а также агрономов, зоотехников, инженеров. Всего же по комсомольским путевкам туда прибыло более полумиллиона человек. Среди мотивов массового исхода юношей и девушек из мест постоянного обитания было не только положительное восприятие официальной пропаганды, на все лады их к тому побуждавшей. Преобладающее значение, судя по всему, имели сугубо материальные интересы, стремление изменить жизненную ситуацию: расстаться с опостылевшей работой, где не было никакой надежды получить жилье, не возвращаться после армии в нищий колхоз и т. п. Пока ситуация в промышленности и в колхозной деревне не менялась, можно было не беспокоиться о притоке добровольцев в районы нового освоения.
Приветствовали, одобряли, поддерживали, испытывали энтузиазм или разделяли его 43% опрошенных в 1998 г. и 40% опрошенных в 1999 г. «Был общий большой подъем, — вспоминает Н.А. Торгашева из Рузаевки в Мордовии. — Некоторые наши знакомые поехали, даже поселок был освоен по имени нашего города». Слово «подъем» употребляют еще 15 респондентов, слово «энтузиазм» — 36, слово «воодушевление» — 6. «Небывалая активность молодежи» запомнилась Г.Д. Вороновой, паспортистке Серпуховского районного ЖКО. «Все были воодушевлены», — свидетельствует А.А. Кузовлева, работница Серпуховской ситценабивной фабрики, сама ездившая в степи Казахстана.
«Народ полностью поддержал это решение», — утверждал слесарь Ю.Ф. Морозов из Болоцкой МТС во Владимирской области. С большим желанием ехали на целину сверстники 16-летней московской школьницы Е.В. Федулаевой: «Оставляли квартиры и уезжали.
Уезжали на летний период и некоторые старшеклассники. Жили в палатках, без всяких удобств. Но работали с энтузиазмом». Еще один школьник, В.Р. Червяченко из Курской области, свидетельствует, что на целину стремились многие: это «воспринималось как почетная задача», но «не так просто было туда попасть», ибо «отправляли лучших трактористов». С восторгом встретила призыв комсомола преподавательница ПТУ при швейной фабрике № 5 в Москве Н.П. Назарова: «Сама рвалась на целину, но ничего не вышло, было отказано по состоянию здоровья моего и моей мамы». Уехали на целину некоторые рабочие 22-й дистанции пути (станция Чаплыгин Липецкой области), и «все считали это геройским поступком», — свидетельствовала нормировщица А.А. Орлова. Завидовали уехавшим новосибирский строитель А.А. Чуркин и 9-классница из Кропоткина Г.В. Свердлова. 39-летний подсобный рабочий Кузнецкого металлургического комбината С.Ф. Пономарев стал трактористом Чебульской МТС, а его жена — помощником{267}.
Как «возможность заработка» расценивал стремление молодежи откликнуться на призыв отправиться на освоение целинных земель О.Г. Филин из колхоза «Красное знамя» в Подмосковье. Если бы ее послали, признавалась 35-летняя А.И. Аксенова, работавшая на заводе «Вторчермет» в Москве, а жившая в Люберцах, то она поехала бы: «Там хорошо платили, были очень хорошие заработки. Многие из моих знакомых возвращались оттуда, заработав много денег». «Не ради высоких идей» ехали на целину по комсомольским путевкам многие знакомые школьницы Н. Красановой из Прокуроровки в Иртильском районе Воронежской области: «В колхозе не выдавали паспортов, и получить их после окончания школы можно было только имея на руках комсомольскую путевку. А с паспортом с целины и в город можно было податься».
Соглашались, что так нужно, что это хороший шанс получить дополнительное зерно, надеялись, что поможет решить продовольственную проблему еще соответственно 19 и 16% опрошенных. «Было обещано, что будет больше хлеба, а значит лучше будем жить», — говорила выпускница средней школы в Базарном Карабулаке (Саратовская область) Т.С. Быкова. Инженер Лыткаринского завода Л.И. Олейник видела положительный смысл этой кампании и в том, что она занимала молодежь полезным делом{268}.
Относились к освоению целины двояко, неоднозначно, испытывали сомнение, не испытывали энтузиазма, не было уверенности в необходимости у 2-7% опрошенных. Не очень подходящими для выращивания зерна считала вновь осваиваемые земли учительница Воздвиженской школы Загорского района А.П. Запрудникова.
«Нужны огромные вложения, оправдаются ли?» — не знал инженер из Ромн Л.Ю. Бронштейн. «Может быть, лучше было бы взяться за восстановление старых деревень и колхозов?» — сомневалась техник с завода № 500 в Тушино М.С. Севастьянова. «Лучше бы сделали добротными колхозы здесь», — думает теперь В.В. Ратникова, учительница Моносеинской школы в Лотошинском районе, оговариваясь, что тогда отрицательно к освоению целины не относилась. Против гигантских масштабов, которые приняла целинная эпопея, был председатель одного из подмосковных колхозов В.Я. Пономарев. Видели не только плюсы, но и опасались минусов выпускница Черновской средней школы в Куйбышевской области Е.П. Макарова и студент МГУ В.М. Мухин, сам бывший на целине. Помимо комсомольцев и «нормальной молодежи» видел там «и очень много всякого сброда (судимых, например)» солдат Н.Д. Михальчев, частенько становившийся очевидцем хулиганских проявлений, краж и других преступлений.
Отнеслись негативно, не верили в это дело 7,5-9% опрошенных.{269} Не разделял мнение о необходимости освоения целинных земель на востоке страны военнослужащий из Ногинска Е.М. Дубовицкий: «В нашей стране уже достаточно вспаханных полей, их надо только правильно засеять и убрать без потерь весь урожай, чтобы хватило для всего Союза». Так же считал тракторист Р.В. Ванягин из совхоза «Коробовский» в Шатурском районе: «Ерунда это все, своей земли хватает». «Нужно поднимать колхозы здесь», — полагал и колхозник В.Д. Жаров из деревни Марково в Лотошинском районе. По словам учительницы Н.С. Мартыновой из подмосковного поселка Дзержинский, «все говорили, что надо не поднимать целину, а осваивать свои земли, свою деревню». Считала нецелесообразным и очень дорогостоящим это мероприятие директор Октябрьской МТС в Крыму П.И. Ковардак: «Нужно повышать урожайность на Кубани, на Украине». «Надо вместо целины больше уделять внимания областям Черноземного Центра», — считал московский строитель М.М. Гурешов. «Надо лучше восстанавливать старые колхозы и деревни», — равным образом рассуждали техник Красногорского оптико-механического завода Р.И. Бакина и техник Шувойской ткацкой фабрики в Егорьевском районе Г.И. Капустин{270}. Начальник поезда, доставившего добровольцев из Николаева на целину, В.А. Попов свой скепсис обосновывал тем, что «в основном это были уголовные элементы с комсомольскими путевками».
Интересны также прямые, а чаще опосредованные сведения о том, что делалось в районах освоения новых земель.
Медаль «За освоение целинных земель» получила учительница из Тюменской области В.П. Торопова, ездившая в Мурашинскую степь, где «был очень большой урожай, прямо море пшеницы». «Размах был потрясающий, — рассказывает М.И. Тухтин из Тульской области, принимавший участие в освоении целины в 1954-1955 гг., — большой парк тракторов. Жили в палатках. Там, где я работал, был т.н. «сухой закон», спиртного не было. Урожай по первому году был очень большой, но не было подготовлено, куда его отвозить, не было элеваторов. Хлеб горел в буртах, мы его перелопачивали с места на место». По сведениям, которыми располагал шофер Ю.И. Чумаров из деревни Аксеново Раменского района, люди там жили в палатках и в первые годы урожай не сняли. Ездил на целину муж учительницы из подмосковного поселка им. Володарского В.Н. Вавилиной: «Ему понравилось, пробыл там год, но когда предложили остаться насовсем, отказался». «У меня погиб брат на целине, замерз», — сообщает А.В. Куклева из поселка Борисоглебский Ярославской области. Убегали из Казахстана люди, отправленные туда с Московского нефтеперерабатывающего завода в Капотне, свидетельствовала инженер этого завода А.С. Шурова: «Там творились беспорядки. Это понятно, ибо казахам целина не была нужна.., загубили их овцеводство»{271}.
Если положительные ответы, как правило, отражают мнение, которого респонденты придерживались в то время («Мы тогда это приветствовали», — говорит П.А. Барабошина, учившаяся в Тимирязевской сельхозакадемии){272}, то мотивы тех, кто высказал негативное отношение к освоению целинных земель, в значительной степени отражают ту полемику, что ведется последние полтора десятилетия в средствах массовой информации.
Вслед за людьми на целину сплошным потоком шла новая техника. Только совхозы и МТС Казахстана получили в 1954 г. около 19000 тракторов и 12000 уборочных комбайнов{273}. В том году было вспахано и засеяно почти 19 млн. гектаров, в том числе 10 млн. в РСФСР и 8 млн. в Казахстане. Всего в пашенный оборот в 50-е годы было введено свыше 40 млн. гектаров целинных и залежных земель{274}. Собираемый с них урожай позволил значительно ослабить остроту продовольственной проблемы. Но он никогда не был высоким и не отличался устойчивостью. Суховеи и пыльные бури, недостаток воды делали жизнь новоселов не очень-то приятной, и приживались они там с большим трудом.
И до сих пор специалисты сельского хозяйства и историки по-разному оценивают необходимость и целесообразность столь грандиозной кампании. Некоторые из них полагают, что, не прислушавшись к опасениям Молотова, Хрущев лишил старые земледельческие районы возможности массированного применения новой техники вместе с современными технологиями, коренного изменения инфраструктуры села{275}. С их точки зрения, освоение целины можно оценивать и как бегство от реформ, как попытку за счет внешней экономической колонизации оставить в неприкосновенности существующие аграрные отношения{276}.
Своего рода паллиативом назревшего кардинального реформирования этих отношений стало и массовое внедрение новой земледельческой культуры — кукурузы. Хрущев видел в ней некое волшебное средство, способное решить чуть ли не все проблемы сельского хозяйства. Ее внедряли с помощью откровенного административного нажима, преодолевая сопротивление руководителей хозяйств, не видевших в ней никаких для себя резонов. В результате отведенные под кукурузу посевные площади за два года увеличились едва ли не втрое: с 3,5 млн. га в 1953 г. до 9,1 млн. га в 1955 г. Расширение ее посевов продолжалось и дальше, как и продолжалось сопротивление этому. Иной раз протест принимал открытые формы. На собрании партийного актива в Карагайском районе Молотовской области 3 августа
1956 г. председатель колхоза «Большевик» В.Г. Тимофеев, например, заявлял, что «посевы кукурузы являются лишь политическим лозунгом, а в экономике колхозов лишь пустым местом», и делал вывод, что «Хрущев с кукурузой провалился»{277}. Массовый характер приобретал и саботаж. В той же Молотовской области посевы кукурузы в 1957 г. сократились с 71,2 тыс. га до 31,0 тыс. га, то есть более чем в два раза{278}.
В марте 1955 г., то есть уже после отставки Маленкова, была официально осуждена практика чрезмерной централизации принятия планов и управленческих решений в сельском хозяйстве. «Для того, чтобы обеспечить государство всеми видами сельскохозяйственной продукции, — говорилось в постановлении ЦК КПСС и Совета Министров, — совсем не требуется из центра доводить до колхозов и совхозов планы посева по всем культурам, планировать все виды скота и количество поголовья, не представляя возможности колхозам и совхозам проявлять инициативу в более правильном и рациональном ведении хозяйства»{279}. Провозглашался новый принцип планирования колхозного производства по конечным результатам, в котором отправным началом должен быть объем товарной продукции. «Планирование сельскохозяйственной продукции должно начинаться непосредственно в колхозах»{280}.
Таким образом высшими инстанциями советской системы было принято решение — не вмешиваться в производственную деятельность колхозов и совхозов. Однако на практике оно так и не было осуществлено, ибо просто не вписывалось в неизменную практику вмешательства в дела колхозов районного начальства, которое, в свою очередь, поощрялось, подталкивалось к этому начальством вышестоящим. Например, Молотовский обком КПСС в 1956 году констатировал, что районные руководители «совершенно игнорировали порядок составления планов, рекомендованный ЦК КПСС и Советом Министров СССР, и колхозники от этого важнейшего дела по существу устранены»{281}. А в январе 1958 года первый секретарь обкома А.И. Струев критиковал своих подчиненных уже за то, что они явно игнорируют кукурузу{282}.