Г.А. Насер шутя спрашивает, не жалко ли Н.С. Хрущёву и Тито.
Н.С. Хрущёв отвечает, что Нкрума молодой и ещё не опытный политический деятель, тогда как Тито обладает большим опытом и знает, через какие дыры пролезть.
Г.А. Насер прощается с Н.С. Хрущёвым и выражает надежду, что может вновь встретиться с ним.
На беседе вместе с Насером присутствовали министр иностранных дел Фавзи и другие члены делегации ОАР.
С советской стороны на беседе присутствовали министр иностранных дел А.А. Громыко и посол СССР в США М.А. Меньшиков.
Беседу записал В. Суходрев.
Ближневосточный конфликт. 1957–1967.
Из документов Архива внешней политики Российской Федерации.
М., 2003, с. 334–340.
Долгий разговор в садуИз книги М.Х. Хейкала «Насер. Каирские документы»
Они (Насер и Хрущёв. – В.Б.) встретились в лобби штаб-квартиры ООН в известное, буйное открытие сессии 1961 года,[53] когда Хрущёв взял Нью-Йорк штурмом, давая пресс-конференции с балкона российской миссии как неправдоподобная Джульетта и стуча башмаком по трибуне. Насер предложил встретиться, и Хрущёв согласился, «потому что у нас много проблем, которые нужно решить».
Они встретились 24 сентября в Глен Ков, на великолепной русской дипломатической вилле, стоящей на просторном участке района миллионеров в Лонг Айленд. Они беседовали полтора часа, но не очень серьёзно, потому что Хрущёв предупредил Насера: «Это место прослушивается, мы обнаружили микрофоны». Второй раз они встретились 30 сентября, но на встрече присутствовали и другие люди, представители ряда неприсоединившихся стран, так что поговорить серьёзно было невозможно. Затем, 2 октября, они общались больше трёх часов в саду Глен Ков, вдали от микрофонов.
Насер подтвердил свою позицию, сказав Хрущёву, что хотя он запретил коммунистическую партию Египта, это случилось потому, что коммунисты давали неверный анализ перспектив развития страны. Он не принимает участия в мировом антикоммунистическом крестовом походе и не является антикоммунистом. «Как я сказал Вашему послу, Вы – мой друг, и Вы коммунист. Тито мой друг, и он коммунист».
Хрущёв фыркнул: «Тито не коммунист. Он король».
Беседа была обширной, и Насер покинул её с ощущением, что часть их ссоры прошла, но отношения между ними остались прохладными.
Heikal, Mohamed. Nasser. The Cairo documents.
London, 1972. P. 140.
V. Поездка в Египет[54]
На теплоходе с Н.С. Хрущёвым из Ялты в АлександриюИз книги М.Х. Хейкала «Сфинкс и комиссар»
После ужина мы разошлись по каютам. Вскоре ко мне пришёл секретарь Хрущёва и сказал, что тот хочет меня видеть. Я нашёл его в гостиной, примыкающей к его каюте. «Кстати, – сказал он, – я хотел спросить Вас, что Насер ожидает от моего визита». Я ответил, что он хотел бы получить кредит в 200 миллионов рублей. «Что?» – взорвался Хрущёв. «Двести миллионов рублей для нашего нового плана индустриального развития», – повторил я. Хрущёв сказал что-то секретарю, что переводчик мне не перевёл. Я спросил, о чём шла речь. «Погодите, погодите», – прервал Хрущёв. Тут появился капитан корабля и отдал честь. Хрущёв что-то сказал ему, и я вновь обратился к переводчику с вопросом. На что он ответил: «Товарищ говорил, что поскольку Ваш запрос невыполним, то он отдал капитану приказ повернуть назад, в Ялту». Хрущёв сурово посмотрел на меня. «Теперь серьёзно, – сказал он. – Ваше последнее слово?» «Господин Председатель, – начал разъяснять я, – у меня нет никаких полномочий вести переговоры. Я просто повторяю то, о чём мне говорили». «Мы дали вам достаточно, – сказал Хрущёв. – Высотная плотина, первая и вторая очередь, большой кредит на индустриализацию. Слишком много. Ста миллионов рублей вполне достаточно». «Господин Председатель, – сказал я, – позовите, пожалуйста, капитана ещё раз».
«Зачем?» – спросил он. «Мне нужна одна из его шлюпок, – объяснил я, – чтобы доплыть до Ялты. Если я вернусь без 200 миллионов рублей, Насер откажется иметь со мной дело». «Хорошо, – пробурчал Хрущёв, – посмотрим». <>
Следующий день был четвёртым днём нашего путешествия, и «Армения» приближалась к берегам Египта. Утром Хрущёв и я вели долгую дискуссию, во время которой он начал говорить об арабском единстве. Он настаивал на том, что единственным реальным единством может быть только единство рабочего класса во всём мире. Тут я совершил ошибку, затронув запретную тему. «Господин Председатель, – сказал я, – единства рабочего класса недостаточно. Посмотрите на себя и Китай. В обеих странах у власти пролетариат, а вы ссоритесь, и я думаю, что эту ссору по крайней мере частично вызывает национализм». «О, – вздохнул Хрущёв, – всё намного сложнее». «Хорошо, господин Председатель, но вы говорили о Великой Отечественной войне, и вы сами сказали мне, что в начале войны партия растерялась и что именно народ выдержал первоначальный шок и дал возможность партии сплотиться». «Вы неверно меня поняли, – ответил Хрущёв. – Народ ничего не сможет сделать, если его не организовать».
Затем Хрущёв начал спрашивать, почему мы арестовываем коммунистов и как поднять этот вопрос перед Насером. «Все коммунисты выпущены из тюрем», – сказал я. Тогда он продолжил задавать вопросы, на самые разные темы: ислам; роль мулл; размеры и численность населения Каира, Египта и других арабских стран; говорим ли мы на одном и том же языке; чем занимается Арабская Лига; что пошло не так у Касема, и так далее.
Мы должны были приплыть на следующее утро, и после обеда я вышел на палубу с маленьким транзисторным радиоприёмником, чтобы послушать новости из Каира. Каждый выпуск новостей был полон сообщений о подготовке к визиту Хрущёва. Тут подошёл сам Хрущёв и спросил меня, что я услышал. Я вкратце рассказал. И тут он говорит: «Есть один вопрос – правда, я не знаю, стоит его задавать Вам или нет. Ладно, я человек откровенный. Я получил сообщение, что ваше правительство делает всё возможное для того, чтобы не дать людям выйти встречать меня на улицы». «Господин Председатель, – ответил я, – нет ничего более далёкого от истины, чем это». «Ну, похоже, что они не хотят, чтобы мне был оказан широкий приём», – пожаловался Хрущёв. «Сказать Вам кое-что? – ответил я. – На Востоке, если вы чей-то гость, то, как принимают гостя, отражается не на нём, а на хозяине. Если гостя принимают холодно, то это оскорбление для хозяина, а не для гостя. Люди, которые передали Вам эту информацию, ничего не смыслят в том, как это бывает на Востоке». «Хорошо, – ответил Хрущёв, – посмотрим».
Во время последнего ужина на борту Хрущёв начал с большой рюмки коньяка, а затем выпил и вторую. «Папочка, достаточно!» – воскликнула
Рада. «Нет, нет, – ответил Хрущёв, – Это моя последняя рюмка коньяка. Завтра я стану мусульманином, как Насер».
Все пошли спать рано. Наутро, когда я одевался, Хрущёв прислал ко мне своего переводчика с просьбой зайти к нему. Я поспешил в его каюту. Хрущёв уставился на меня. «Вчера я говорил Вам, что ваше правительство намерено понизить уровень моего приёма, – сказал он. – Сейчас я имею доказательство. В Александрии меня должен встретить Амер, Насер приезжать не собирается. Вы следуете протоколу, поскольку Насер глава государства, а я только премьер-министр». «Этого не может быть, – ответил я. – это какая-то ошибка». Но Хрущёв настаивал на том, что именно так ему и сказали.
Через некоторое время, когда теплоход вошёл в территориальные воды Египта, к нему приблизился катер, на борту которого был маршал Амер. Насер ждал на причале. Недоразумение развеялось, и Хрущёв повеселел. Он спрашивал всех, понравилось ли им путешествие, и особенно трёх находившихся на борту журналистов – Аджубея, Сатюкова и меня, называя нас «длинноносыми вторженцами».
Приём, оказанный нам, когда мы сошли на берег, невозможно описать. Несколько факторов способствовали этому. Престиж Насера был в зените, а Хрущёв стал легендарной фигурой, причём не только в Египте. До Каира мы добирались на поезде, а с вокзала кавалькада автомашин двинулась к дворцу Кубба, отведённому под резиденцию Хрущёва. Когда мы прибыли во дворец, я спросил его: «Ну, что Вы об этом думаете?» В его глазах стояли слёзы. Никогда и нигде его не встречали так, как толпы египтян в этот день.
Heikal, Mohamed. Sphinx and Commissar.
P. 133–135.
«Я очень хотел поехать в Египет»Из воспоминаний Н.С. Хрущёва
Мечтой египетского народа было использовать в своём хозяйстве мощную реку Нил. Конечно, она использовалась с древних времён, но тут имеется в виду использование гидроресурсов, то есть заставить Нил вертеть турбины, чтобы получить электрический ток для хозяйственных нужд Египта.
Когда Насер пришёл к власти, то этот вопрос стал подниматься наиболее активно, были какие-то переговоры. Была достигнута договорённость с международным или национальным банком США. Для постройки плотины Египту обещали кредиты. Египтяне обольщали себя надеждой, что наконец-то они реализовали свою мечту. Но так как Египет вырвался из фарватера политики США, Англии и Франции, что раздражало империалистов, то в первый же день было объявлено, что обещанные кредиты египтянам банком предоставлены не будут. Это очень взорвало Египет и его президента Насера. Насер объявил, что Египет национализирует Суэцкий канал. Из-за этого международная политическая температура опять подскочила вверх, к напряжению.
На Суэцком канале, был, главным образом, кажется, французский обслуживающий персонал – лоцманы и другие служащие. Они были отозваны. Египет оказался без кадров. Запад считал, что Египет сам себя дискредитирует, не справившись с трудностями, канал перестанет действовать и это создаст для Египта финансовые и политические трудности, так как до этого существовала международная договорённость и был установлен порядок пользования Суэцким каналом.