2. XXII съезд КПСС и его решения
Как считают многие историки (Р.Г.Пихоя, А.В.Пыжиков, Ю.В.Емельянов, Ю.В.Аксютин[844]), XXII съезд КПСС, прошедший 17–31 октября 1961 года, стал своеобразным водоразделом в истории хрущёвской эпохи, поскольку именно на этом съезде были приняты решения, которые в конечном счёте поставили крест на партийно-государственной карьере самого Н.С.Хрущёва.
На сей раз в официальной повестке дня съезда значились всего три вопроса: Отчётный доклад ЦК, с которым выступил сам Н.С.Хрущёв, Отчётный доклад ЦРК, который делал её глава председатель Верховного Суда А. Ф. Горкин, и доклад «Об изменениях в Уставе КПСС», с которым выступил Ф.Р.Козлов.
Первоначально в центре внимания почти 4.800 делегатов этого съезда были два основных вопроса: обсуждение и принятие новой Программы партии и очередной редакции её Устава[845]. Хотя, по мнению целого ряда историков, детально занимавшихся изучением этих документов, доктринально они мало отличались от аналогичных проектов, обсуждавшихся ещё при И. В. Сталине, который на XVIII и XIX партийных съездах определял эту цель как одну из главных задач партии на ближайшие полтора-два десятка лет[846]. Правда, теперь в основу всех расчётов была положена формальная экстраполяция достаточно высоких темпов развития советской экономики, помноженная на уверенность Н.С.Хрущёва и других членов Президиума ЦК, что эти темпы будут дальше только возрастать.
Ещё летом 1958 года во исполнение решений XX съезда КПСС для разработки проекта новой партийной Программы была создана рабочая группа, которую возглавил секретарь ЦК и заведующий Международным отделом ЦК Борис Николаевич Пономарёв[847]. В состав этой группы вошли около 100 крупнейших учёных и специалистов из разных научных институтов, а общее кураторство всей этой работой осуществлял член Президиума и секретарь ЦК Отто Вильгельмович Куусинен. Затем в конце июля 1959 года Президиум ЦК принял решение, что теоретическая часть Программы будет готовиться под руководством двух маститых академиков-марксистов Евгения Самуиловича Варги и Станислава Густавовича Струмилина, написавших к тому времени совместную записку «На путях построения коммунизма», а все практические расчёты по отраслям народного хозяйства будут делать сотрудники Госплана и Государственного научно-экономического совета при Совете Министров СССР, которые в то время уже возглавили А.Н.Косыгин и А.Ф.Засядько[848].
К весне 1961 года работа над проектом новой Программы была завершена и её текст был направлен Н.С.Хрущёву, который в конце апреля, в три захода сформулировав все свои замечания, отправил их обратно О.В.Куусинену и Б.Н.Пономарёву. После соответствующей доработки проект Программы был рассмотрен сначала на Президиуме ЦК, а затем и на июньском Пленуме ЦК. И наконец, 26 июля 1961 года Президиум ЦК окончательно одобрил новый вариант текста представленной Программы и принял решение вынести его на всенародное обсуждение. 30 июля он был опубликован в двух центральных газетах — «Правде» и «Известиях», а уже к середине сентября, по подсчётам А.В.Пыжикова и Н.А.Барсукова[849], на него откликнулось почти 171.000 активных корреспондентов со всех уголков страны.
Во многом именно поэтому на самом XXII съезде принятие новой партийной «Программы строительства коммунизма», которую сам Н.С.Хрущёв назвал «поэмой нашей партии»[850], практически не вызвало каких-либо серьёзных нареканий. Сам текст программы, состоящей из двух частей, носил вполне ортодоксальный характер и в целом излагал хорошо известные способы перехода к коммунистическому обществу, что вряд ли могло стать предметом каких-либо горячих и острых дискуссий на съезде. В соответствии с этой Программой для достижения поставленной всемирно-исторической задачи требовалось ровно двадцать лет напряжённого и целенаправленного труда, из которых первое десятилетие (1961–1970 годы) отводилось на «создание материально-технической базы коммунизма», а второе десятилетие (1971–1980 годы) объявлялось переходным периодом от развитого социализма к коммунизму. При этом в тексте Программы впервые документально был чётко зафиксирован особый акцент на ускоренное развитие производства средств потребления, то есть отраслей группы «Б», по отношению к производству средств производства, то есть отраслей группы «А», что, по замыслам авторов Программы, позволило бы к 1980 году увеличить общие объёмы производства базовых отраслей в 6 раз, а потребительских отраслей — аж в 13 раз. Вместе с тем в тексте Программы было вновь подчёркнуто, что только «дальнейшее развитие тяжёлой индустрии», на базе которой будет проведена масштабная техническая реконструкция всех остальных отраслей народного хозяйства страны, приведёт к реальному созданию бесклассового общества с единой формой собственности на средства производства, постепенному отмиранию социалистического государства и передаче всех его управленческих функций органам народного самоуправления.
Кстати, как установил профессор А.В.Пыжиков, ещё летом 1957 года вопрос о переходе классового государства диктатуры пролетариата к общенародному государству встал «в полный рост», получив свои конкретные очертания в записке О.В.Куусинена, которую он направил Н.С.Хрущёву вместе с проектом его доклада на торжественном заседании в Кремле, посвящённом 40-летнему юбилею Великой Октябрьской социалистической революции[851]. Первая попытка публично обсудить этот вопрос была предпринята уже в декабре 1957 года на очередном Пленуме ЦК, когда Н.С.Хрущёв предложил передать ряд важных государственных функций, прежде всего социального обеспечения, в руки ВЦСПС. Однако тогда против этой инициативы выступили многие члены ЦК и ЦРК, в том числе член Президиума и Секретариата ЦК А. И. Кириченко, первый секретарь Ленинградского обкома И.В.Спиридонов, Первый секретарь ЦК ВЛКСМ А.Н.Шелепин, министр соцобеспечения РСФСР Н. А. Муравьёва и другие[852].
Но их аргументация никак не вдохновляла Н.С.Хрущёва и не разделялась им, поскольку он связывал будущее государственного строительства в СССР с утверждением новой модели общенародного государства, в чём зримо видел «преодоление сталинского наследия и возвращение к ленинским истокам». Более того, эта задача не только стала важнейшей идеологической мантрой всей хрущёвской эпохи, но и по своей значимости ставилась им самим в один ряд с разоблачением «сталинского культа». Поэтому, обретя «плоть и кровь» в мыслях самого Н.С.Хрущёва, данная тема заняла одно из центральных мест во всей научной и партийно-идеологической литературе, в том числе в книгах и статьях Ф.М.Бурлацкого, А.П.Бутенко, А.И.Денисова, М.И.Пискотина, А. И. Лепёшкина и других хрущёвских идеологов[853], особенно в период подготовки и проведения XXII съезда КПСС.
Что касается нового партийного Устава, то, по мнению многих историков, его принятие имело куда более важные политические последствия, чем принятие новой Программы. Этот документ, формально вдохновляемый ленинскими принципами «революционной легальности», «внутрипартийной демократии», «коллективного руководства» и «народного контроля», особо подчёркивал необходимость периодической ротации партийных кадров и руководящих органов на всех уровнях партийного аппарата: от первичных парткомов до Президиума и Секретариата ЦК. На каждых отчётно-выборных собраниях, конференциях и съездах замене подлежала половина членов всех партийных органов до райкомов и горкомов партии включительно, треть состава этих органов — на областном (краевом) и республиканском уровнях и четверть состава — в самом Центральном Комитете партии и его руководящих органах, то есть в Президиуме и Секретариате ЦК. При этом данное положение Устава было подкреплено дополнительным правилом, которое запрещало избираться в одни и те же партийные органы более определённого количества раз. Хотя, не допуская исключений для первичных и региональных парторганизаций, эти правила предусматривали исключения для всех членов ЦК и Президиума ЦК. Согласно Уставу, члены высших партийных органов, «авторитет которых был единодушно признан всеми членами партии», могли оставаться на своём посту более долгий срок, если при тайном голосовании три четверти голосов подавались за их кандидатуры. Таким образом, новые нормы партийного Устава, призванные обеспечить обновление и омоложение партийных кадров, достигли лишь частичного успеха. На самом деле быстрая ротация кадров на низших уровнях приводила к ослаблению их авторитета и ставила их в ещё большую зависимость от прочно сидящих на своих местах представителей вышестоящих партийных инстанций. Что же касается высших партийных иерархов, то реальная возможность оставаться в высших эшелонах власти де-факто на неограниченный срок только укрепляла их положение во всей номенклатурной обойме. С другой стороны, чтобы набрать большинство в три четверти голосов, позволяющее сохранить им свои посты в высшей властной вертикали, они, будучи заинтересованными в укреплении личной преданности нижестоящей номенклатуры, неизбежно шли навстречу их пожеланиям и требованиям. В итоге хрущёвская «кадровая реформа» укрепляла отношения личной преданности и факти-ческий застой в верхах, одновременно ставя под угрозу карьеры молодых партийцев, поставленных в прямую зависимость от благорасположения вышестоящих партийных чиновников. Таким образом, эта уставная реформа оказалась неспособной ни покончить с консервативным сопротивлением в верхах, ни привлечь на сторону Н.С.Хрущёва, главного автора этой «реформы», симпатии огромной армии партийных аппаратчиков на местах. Это зримо проявилось ровно через месяц после окончания съезда, когда в самом конце ноября 1961 года слушатели Высшей партийной школы при ЦК КПСС с плохо скрываемым протестом отреагировали на выступление Ф.Р. Козлова, который в своём докладе вещал им об итогах прошедшего съезда, об «антипартийной группе» и о новом Уставе КПСС