Как справедливо заметил сам профессор А.М.Филитов, «все эти «показания» весьма противоречивы: согласия нет даже в том, что это было за заседание, кто им руководил, кто и что докладывал, кто, о чём и в какой последовательности выступал, а главное — чем всё кончилось». Трудно уйти и от подозрения, что все мемуаристы ориентировались не на то, что говорилось на этом заседании, а на ту версию происходившего, которая была изложена на Пленуме ЦК 2–7 июля 1953 года, где разоблачали «врага народа» Л.П. Берию.
По его предположению, при рассмотрении всех этих версий можно прийти к выводу, что на уровне высшего руководства страны (скорее всего, всё-таки на заседании Президиума Совета Министров СССР 27 мая 1953 года) имел место обычный обмен мнениями по некоему проекту, который окончился принятием обычной бюрократической формулы: «одобрить с учётом высказанных замечаний». К счастью, в распоряжении историков есть материалы, которые позволяют понять, как эти «замечания» трансформировали первоначальный проект.
Так, первый проект Постановления Совета Министров СССР «О положении в ГДР», датированный 31 мая 1953 года, был завизирован В.С.Семёновым и правлен рукой В.М.Молотова. Там присутствует формулировка: «отказаться в настоящее время от курса на ускоренное строительство социализма в ГДР». А в третьем проекте, датированном 1 июня 1953 года, осталось лишь осуждение курса на «ускоренное строительство» социализма в Восточной Германии. Пункты, где отмечалась несвоевременность или даже неправильность лозунга о «необходимости перехода к социализму», уже были сняты. Получается, что если на заседании 27 мая были выражены две точки зрения — «за социализм, но помедленнее» и «никакого социализма», то вначале В.М. Молотов и его «соавтор» попытались примирить их, идя навстречу последней. Но потом вдруг взяли «обратный ход». Напрашивается законный вопрос: кто на них «нажал»? Сам А.М.Филитов выдвинул версию, что это был «консервативный тандем» в лице Н.С.Хрущёва и М.А. Суслова, который стоял за В.Ульбрихтом и его командой[105]. В конечном счёте был принят вариант третьего проекта, так как особых расхождений между его текстом и текстом распоряжения Совета Министров СССР № 7576 «О мерах по оздоровлению политической обстановки в ГДР» от 2 июня 1953 года нет[106].
Тем временем 28 мая 1953 года было объявлено об упразднении Советской контрольной комиссии и введении поста Верховного комиссара СССР в Германии, на который был назначен кадровый дипломат Владимир Семёнович Семёнов, одновременно сменивший в должности советского посла в ГДР бывшего начальника ГРУ генерал-лейтенанта И.И. Ильичёва. Таким образом, с опозданием на четыре года Москва ввела точно такую же систему контроля над ГДР, какую западные державы уже создали в ФРГ.
Между тем руководство ГДР пока даже не подозревало, что в Москве решили радикально изменить прежний курс СЕПГ, и в тот же день Совет Министров ГДР издал постановление о повышении норм выработки. Однако уже 2 июня 1953 года Вальтер Ульбрихт, Отто Гротеволь и секретарь ЦК по идеологии Фред Эльснер были приглашены в Москву, где их ознакомили с принятым Постановлением по ГДР. Это произвело настоящий шок на всех «немецких товарищей», и В.Ульбрихт попытался предложить свой проект Постановления ЦК СЕПГ, признававший лишь отдельные ошибки руководства ГДР. Однако эта инициатива в крайне грубой форме была тут же пресечена Л.П.Берией, обвинившем В.Ульбрихта в насаждении собственного «культа личности». Руководству ГДР было очень жёстко «рекомендовано» немедленно сменить прежний внутриполитический и экономический курс, что вызвало настоящий ропот даже у видных оппонентов В. Ульбрихта, в частности члена Политбюро Рудольфа Херрнштадта, который несколько позднее попытался убедить В. С. Семёнова отложить столь радикальную корректировку старого курса хотя бы на две недели. Однако Верховный комиссар и советский посол парировал эту просьбу заявлением о том, что «через две недели государства (то есть ГДР. — Е.С.) уже может и не быть»[107].
Уже 3 июня 1953 года из Москвы в Берлин полетели первые указания Политбюро ЦК СЕПГ, которое на своём чрезвычайном заседании приняло экстренные меры, в том числе о запрете публикации всех брошюр и книг о II партийной конференции и о создании ряда комиссий Политбюро, в том числе по промышленности, снабжению, финансам, сельскому хозяйству и правовым вопросам. Через день вожди СЕПГ в сопровождении В.С. Семёнова вернулись в Берлин, а уже 6 июня 1953 года состоялось очередное заседании Политбюро, на котором все выступления его членов, в том числе О. Гротеволя, Ф. Эльснера, Р.Херрнштадта и Г.Ендрецки, свелись к полной поддержке «рекомендаций советских друзей» и жёсткой критике стиля руководства генсека и его жены Лотты Ульбрихт, возглавлявшей Общий отдел ЦК. По итогам заседания было решено разработать «полномасштабный документ с самокритикой работы Политбюро ЦК», коренным образом перестроить структуру Секретариата ЦК и его стиль работы, а также провести переговоры с евангелистской церковью Отто Дибелиуса о нормализации отношений с ней на базе возвращения всего конфискованного имущества и возобновления выплат ей государственных дотаций. Кроме того, главный идеолог партии Фред Эльснер предложил освободить из заключения ряд видных партийцев, а также лидера либеральных демократов, бывшего министра торговли и снабжения ГДР Карла Хамана, который всегда ратовал за союз с частником.
11 июня 1953 года в главной партийной газете Neues Deutschland было опубликовано написанное Р.Херрнштадтом Коммюнике Политбюро ЦК о «новом курсе» СЕПГ. А уже на следующий день вышло Постановление Совета Министров ГДР, которое конкретизировало меры, принятые Политбюро. Как и предсказывал Ф. Эльснер, у большинства граждан возникло впечатление, что СЕПГ под давлением западных держав и евангелистской церкви отказывается от строительства социализма ради воссоединения с буржуазной ФРГ.
В те тревожные июньские дни граждане ГДР как никогда ждали выступлений руководителей партии и государства. Никто не понимал, почему молчали Вильгельм Пик, Вальтер Ульбрихт и Отто Гротеволь. Их молчание породило разные слухи: говорили, что В.Ульбрихт уже арестован советскими властями, поскольку отказался поддержать «новый курс», В. Пик, находящийся тогда на лечении в Москве, якобы убит людьми генсека и другие. Как считают ряд историков (Н.Н.Платошкин[108]), возможно, если бы вожди СЕПГ в те июньские дни обратились непосредственно к народу, то ситуация в стране не дошла бы до критической черты 16–17 июня 1953 года. Но творцы «нового курса» упорно молчали, так как сами до конца не понимали, как отнесутся граждане страны к столь резкой смене вех во внутренней политике ЦК СЕПГ. Правда, целый ряд известных авторов (П.А. Судоплатов, А.М.Филитов, Дж. Гэддис[109]), напротив, предположили, что долгое и странное «молчание» гэдээровских вождей было вполне сознательным саботажем «плана Берии», поскольку отказ от «казарменного социализма» и новый курс на германское единство грозили В.Ульбрихту и его присным в лучшем случае уходом на пенсию. Поэтому они были готовы даже пойти на сознательный риск дестабилизации своего режима, лишь бы скомпрометировать «новый курс» и спасти свою монополию на власть. Их расчёт был довольно циничен и прост: спровоцировать массовое недовольство, беспорядки в крупных городах и вмешательство советских войск, и тогда Москве уж точно будет не до каких-либо «либеральных экспериментов». И в этом смысле можно сказать, что известный «день икс» — 17 июня 1953 года — стал результатом не только деятельности «западной агентуры», но и сознательной провокации со стороны гэдээровских властей. Однако размах народного протеста неожиданно вышел за рамки замышлявшегося шантажа, поэтому В.Ульбрихту, О. Гротеволю и другим вождям СЕПГ самим пришлось отсиживаться в берлинском пригороде Карлсхорсте под охраной советских войск. Хотя, как признавал сам профессор А.М.Филитов, определённым недостатком этой версии, помимо отсутствия прямых «улик», можно считать и то обстоятельство, что она слишком сильно преувеличивает степень самостоятельности руководства ГДР, о чём говорил американский историк М. Креймер[110]. И в этой связи, как уже говорилось, сам профессор А.М.Филитов выдвинул версию, что за спиной В.Ульбрихта стоял «консервативный тандем» двух секретарей ЦК КПСС — Н.С.Хрущёва и М.А. Суслова.
Тем не менее в Вашингтоне, Лондоне, Париже и Бонне очень внимательно следили за ситуацией в ГДР. Более того, уже 15 июня с американских транспортных самолётов С-47, базировавшихся на аэродроме Темпельхоф, на территорию Восточного Берлина были сброшены провокационные листовки с призывом выступить против правительства ГДР. Хотя, как утверждают ряд авторов (Н.Н.Платошкин, С.А.Кондрашев, Дж. Бейли, Д.Мерфи[111]), сама резидентура ЦРУ в Берлине была застигнута развитием событий врасплох, поскольку её глава генерал Л.Траскотт и его зам генерал М.Берк находились в те дни в Нюрнберге, где обсуждали с американским командованием крайне напряжённую ситуацию на границе ФРГ с ЧССР. Однако руководство ЦРУ довольно быстро сориентировалось в обстановке, и начиная с 16 июня уже вовсю направляло её. В частности, в тот же день на крупнейшие биржи труда в Западном Берлине были тут же направлены офицеры ЦРУ и военной разведки, которые стали активно вербовать «добровольцев» для участия в массовых акциях протеста и раздавать им бутылки с зажигательной смесью.
Теперь дело оставалось за малым: сообщить всему населению Берлина и ГДР о намеченной всеобщей забастовке. И здесь к работе сразу подключилась американская радиостанция RIAS, которую совершенно неожиданно активно поддержала и главная газета немецких профсоюзов Tribune, где была опубликована статья