одного из видных лидеров Союза свободных немецких профсоюзов (ССНП) Отто Лемана. Позднее заместитель председателя Совета Министров ГДР Отто Нушке признавал, что именно эта статья, а также прямые эфиры RIAS и стали той искрой, из которой возгорелось пламя протестов по всей территории ГДР[112].
Об этом чуть позже говорили и сами американцы, признавшие, что именно благодаря RIAS демонстрации и забастовки, начавшиеся в ГДР 16–17 июня 1953 года, носили скоординированный и организованный характер[113]. Более того, как утверждают сами американские историки (К. Остерман[114]), буквально через одну неделю, 25 июня 1953 года, Совет национальной безопасности США рассмотрел вопрос о программе действий в отношении стран Восточной Европы, которая уже на следующий день была одобрена президентом Дуайтом Эйзенхауэром, внёсшим ряд незначительных поправок в её текст. Принятый документ был оформлен как «Временный план психологической стратегии США по использованию волнений в европейских сателлитах» (PSB D-45). А ещё через пару дней, 29 июня, именно на базе этого плана была издана директива Совета национальной безопасности (NSC158) «Цели и акции Соединённых Штатов по использованию волнений в государствах-сателлитах».
Между тем надо сказать, что после эфиров RIAS у многих граждан ГДР, особенно в Восточном Берлине, создалось ложное впечатление, что народная полиция либо перешла на сторону восставших, либо просто не подчиняется приказам главы МВД Вилли Штофа. Хотя на самом деле народная полиция Берлина, численность которой была не более 4000 сотрудников, получила от властей строгий приказ не применять силу, поскольку в Политбюро ЦК СЕПГ всё ещё надеялись, что демонстрации и забастовки вскоре прекратятся сами собой. В подобном настроении пребывали не только В.Ульбрихт, О. Гротеволь и Р.Херрнштадт, но даже министр госбезопасности Вильгельм Цайссер и его заместитель генерал Эрих Мильке, которые, видимо, недооценили серьёзность создавшегося положения либо, напротив, решили на нём сыграть. Поэтому поздним вечером 16 июня В.С.Семёнов с большим трудом убедил немецких товарищей в необходимости срочно подтянуть к Берлину части казарменной полиции. Одновременно он отдал приказ новому главкому Группы советских оккупационных войск в Германии (ГСОВГ) генерал-полковнику Андрею Антоновичу Гречко перебросить в Берлин две стрелковые и одну танковую дивизии, которые ранним утром 17 июня взяли под охрану все основные правительственные и партийные объекты в столице ГДР. А днём того же дня советский комендант Берлина генерал-майор Пётр Акимович Диброва издал приказ об объявлении в городе военного положения, и таким образом вся власть в столице ГДР де-факто перешла к советской военной администрации.
Тогда же, 17 июня 1953 года, в Берлин срочно прибыл первый заместитель министра обороны СССР, начальник Генерального штаба Вооружённых сил СССР Маршал Советского Союза Василий Данилович Соколовский, который имел богатейший опыт «кризисного управления» в Восточной Германии во время Берлинского кризиса 1948–1949 годов, когда он возглавлял Советскую военную администрацию (СВАГ) и был главкомом ГСОВГ.
Между тем 17 июня 1953 года — в решающий день забастовок и демонстраций — акции протеста в крупных городах не были поддержаны интеллигенцией. На многих берлинских заводах инженеры (как, впрочем, и вузовские профессора) наотрез отказались выходить на демонстрации. Да и сами рабочие вовсе не встали в едином порыве на сторону восставших пролетариев. В целом по стране из 10000 общин (то есть населённых пунктов) волнения произошли только в 270[115] (по другим данным, в 400 или 700[116]) общинах. Лишь 10 % рабочих приняли участие в акциях протеста. Только в Восточном Берлине, где наиболее активно действовали агитаторы, удалось вовлечь в демонстрации до 40 % рабочих. Кроме Берлина, сильные беспорядки имели место в Галле, Мерзебурге, Магдебурге, Гёрлице, Йене, Гере, Лейпциге и Дрездене. Вместе с тем практически не были затронуты протестами индустриальный север ГДР, то есть Шверин, Росток, Нойбранденбург и большинство общин Тюрингии. За 17 июня 1953 года советские войска применяли оружие только в Берлине, Магдебурге, Галле и Лейпциге, где были убиты 23 и ранены чуть больше 300 человек[117].
Позднее даже Верховный комиссар США в Германии Дж. Конэнт признавал, что русские действовали 17 июня очень умеренно. Собственно, нужды в более крутых мерах, по сути, и не было. Демонстранты действовали нагло до тех пор, пока под влиянием RIAS были уверены в том, что реального отпора они не получат. Но как только советские войска и казарменная народная полиция по-настоящему вступали в дело, демонстрации за очень редким исключением мгновенно прекращались. Выяснилась и ещё одна интересная деталь: многие рабочие, увидев, что их протест используется бывшими нацистами, чинушами и частью бюргеров для организации погромов, стали покидать демонстрации, поскольку немецкое рабочее движение во время проведения протестных акций всегда отличалось особой дисциплинированностью и достойным поведением.
Между тем вечером 17 июня в Карлхорсте прошло совещание В.С.Семёнова и маршала В.Д.Соколовского с В.Ульбрихтом, О.Гротеволем, Р.Херрнштадтом и В.Цайссером, где решался вопрос о том, каким образом подать гражданам ГДР и всему миру произошедшие события. У всех собравшихся сложилось представление, что большинство населения не поддержало мятежников. А посему всем радиостанциям ГДР было дано прямое указание озвучить версию о подавленном контрреволюционном фашистском путче. Однако вскоре стало очевидно, что подобная трактовка антиправительственных акций вызвала новый протест у части германских рабочих, которые 18 июня вновь вышли на улицы ряда городов, правда уже с новыми лозунгами — отмены военного положения и амнистии участникам беспорядков. Но на сей раз советские войска и части казарменной полиции действовали более решительно и умело и довольно быстро разогнали акции протеста в Берлине, Галле и Гере, в ходе которых погибли 4 и были ранены 43 человека.
Всего же, по донесению командования СГОВГ, на 20 июня 1953 года картина человеческих потерь выглядела следующим образом: у «бунтовщиков» было убито 33 и ранено 132 человека, а со стороны правительственных сил было убито 17 и ранено 166 человек[118]. Хотя немецкие историки[119] называли несколько иные цифры: 50 убитых и 20 расстрелянных — со стороны повстанцев и 3 погибших — со стороны власти. О потерях советской стороны ничего не сообщалось, хотя они, возможно, тоже были. Как бы то ни было, но в результате предпринятых мер количество бастовавших резко пошло на убыль. Если 17 июня в забастовках участвовали 180.000 человек, то 19 июня — всего 60.000. А уже 20 июня ситуация в ГДР стала приходить в привычное русло, в этот день прошли лишь кратковременные забастовки на 8 крупных предприятиях Лейпцига и Дрездена.
Тем временем по прямому указанию Л.П.Берии, который очень внимательно следил за развитием событий в ГДР, начались масштабные аресты зачинщиков беспорядков. Видимо, «Лубянский маршал» особенно негодовал, что волнения в ГДР поставили «жирный крест» на его грандиозных планах по германскому вопросу, а значит, серьёзно подорвали и его претензии на лидерство в «узком руководстве» страны. Поэтому из Москвы в Берлин была срочно направлена спецгруппа МВД СССР во главе с двумя его ближайшими соратниками — первым замминистра генерал-полковником Б.З.Кобуловым и начальником 3-го Главного Управления генерал-полковником С.А.Гоглидзе. Кроме того, из сотрудников контрразведки ГСОВГ и аппарата МВД СССР было образовано 38 следственных групп[120], которым Л.П.Берия поставил задачу не только активно искать всех зачинщиков беспорядков, но и особо сосредоточиться на выявлении «западного следа» в организации волнений. Поэтому уже к исходу 18 июня сотрудники ГСОВГ, МВД СССР и МГБ ГДР задержали 5.105 человек, большинство из которых, даже по мнению ряда западных авторов (М.Гехлер), были выходцами из Западного Берлина[121]. Позднее за участие в июньских беспорядках были осуждены 1.526 человек, из которых двое были приговорены к смертной казни.
Тем временем в самой Москве, вероятно, стали опасаться, как бы эмиссары Л.П.Берии и их немецкие коллеги не перегнули палку с арестами участников беспорядков. Поэтому 20 июня В.М.Молотов направил на имя Г.М.Маленкова докладную записку[122], в которой говорилось, что в Восточном Берлине и других крупных городах проведены «значительные аресты» и в связи с этим обстоятельством необходимо дать В.С. Семёнову прямое указание обратить серьёзное внимание гэдээровского руководства «на тщательное установление виновности привлечённых к ответственности лиц, обеспечив наказание действительных зачинщиков и подстрекателей беспорядков» и «исключить возможность массовых репрессий против рядовых участников» этих событий. Президиум Совета Министров СССР немедленно одобрил это предложение главы МИД, и Верховный комиссар СССР получил соответствующее указание уже 22 июня 1953 года.
Между тем кому-то явно не понравилось, что «сопротивление тоталитаризму» в ГДР никак не обретёт второе дыхание, и 20–21 июня в Берлине и других крупных городах как по мановению волшебной палочки вновь стали быстро распространяться разные слухи о намеченной на 22 июня всеобщей (реальной) забастовке железнодорожников и «итальянской забастовке» на ряде ведущих предприятиях страны. На сей раз все эти слухи оказались беспочвенны, хотя министр путей сообщения ГДР Роман Хвалек на всякий пожарный случай всё же направил начальникам всех железнодорожных участков и узлов депешу с предписанием быть в состоянии повышенной готовности на предмет разных провокаций. Тогда же, 20–21 июня, состоялся очередной Пленум ЦК, который принял заявление ЦК СЕПГ «О ситуации и первоочередных задачах партии». Во исполнение этого документа уже 23 июня 1953 года Вальтер Ульбрихт, Отто Гротеволь, Рудольф Херрнштадт и обер-бургомистр Восточного Берлина Фридрих Эберт-младший выехали на крупнейшие берлинские предприятия, где выступили с разъяснением нового курса СЕПГ.