Вместе с тем было хорошо известно, что на этом совещании председатель Мао, поддержанный лидерами ряда компартий, прежде всего КНДР, Албании и Индонезии Ким Ир Сеном, Энвером Ходжей и Дипой Айдитом, довольно открыто критиковал хрущёвский «ревизионизм» и призывал лидеров других компартий не бояться «третьей мировой войны», которая навсегда покончит с мировым империализмом. Однако Н.С.Хрущёву всё же удалось протащить в итоговые документы все советские тезисы, а китайцы, желая сохранить существующий миф о единстве всего социалистического лагеря и мирового коммунистического и рабочего движения, все же согласились подписать заключительную Декларацию, со многими пунктами которой они были не согласны в принципе, особенно что касалось критики «сталинского культа».
Тем временем уже в начале 1958 года в самом Китае начался пресловутый «большой скачок», который в устах всех доморощенных и иноземных либералов якобы копировал довоенный сталинский курс, что, конечно, было далеко не так. Тем не менее советское политическое руководство, прежде всего Н.С.Хрущёв, крайне скептически и с немалым опасением отнеслось к новому политико-экономическому курсу пекинского руководства, опасаясь, что он неизбежно приведёт великого восточного соседа к экономической нестабильности, массовым политическим репрессиям и осложнению общей ситуации в Дальневосточном регионе. Тем более что именно тогда, весной 1958 года, крайне обострились отношения между КНР и гоминьдановским Тайванем, что реально угрожало появлением нового и крайне опасного очага международной напряжённости.
Между тем в условиях очередного ближневосточного кризиса, вспыхнувшего летом 1958 года, Н.С.Хрущёв в сопровождении министра обороны маршала Р.Я. Малиновского и своего нового помощника по международным делам О.А. Трояновского совершил незапланированный рабочий визит в Пекин, где провёл несколько закрытых встреч со всем руководством КНР. Значительно позднее стало известно, что в этих переговорах, прошедших 31 июля — 3 августа 1958 года, принимали участие сам председатель ЦК КПК Мао Цзэдун, премьер Госсовета КНР Чжоу Эньлай, министр обороны маршал Пэн Дэхуай и министр иностранных дел Чень И[735].
Н.С.Хрущёва крайне беспокоило нарастание разногласий с Мао Цзэдуном, в том числе по международной повестке, поэтому он решил использовать эту поездку для того, чтобы одним махом преодолеть их. Однако председатель Мао большую часть времени посвятил долгим рассуждениям о возможностях и перспективах открытого вооружённого столкновения с империалистами и говорил о том, что не следует бояться такого столкновения, поскольку Москва и Пекин могут выставить куда больше полнокровных дивизий, чем Вашингтон и его союзники по НАТО. Более того, он вообще очень скептически оценивал способность США вести глобальную атомную войну, называя их «бумажным тигром». При этом он позволил себе покритиковать даже самого И.В.Сталина за неумелое ведение войны с А.Гитлером, которого «можно было взять измором», умело используя огромные пространства и численность населения СССР. Конечно, Н.С.Хрущёв с подобным согласиться никак не мог и, излагая свои взгляды и мысли, очень быстро выходил из себя и горячился, чем доставлял «великому кормчему» истинное наслаждение. Однако самое неожиданное для Н.С.Хрущёва было то, что именно на этих переговорах Мао Цзэдун впервые и довольно жёстко поставил вопрос о существенном увеличении советской финансовой и технической помощи в создании китайского ракетно-ядерного оружия. Конечно, советский лидер, не имея на сей счёт никаких конкретных решений Президиума ЦК и Совета Обороны СССР, уклонился от любых, даже расплывчатых обещаний, но твёрдо заверил китайских товарищей, что Москва никогда не бросит их в беде.
В сухом остатке по итогам прошедших переговоров 4 августа 1958 года газета «Правда» опубликовала лишь короткое Коммюнике о встрече Н.С.Хрущёва и Мао Цзэдуна, где было сухо сказано о том, что в результате «всестороннего обмена мнениями по ряду важнейших вопросов, встающих перед обеими сторонами в связи с современной международной обстановкой», ими была «достигнута полная договорённость… относительно мероприятий, которые должны быть предприняты для борьбы против агрессии и для сохранения мира».
Вскоре стала очевидна и вся подоплёка этого совместного Коммюнике, поскольку 23 августа 1958 года началось открытое военное противостояние Пекина и Тайбэя в акватории Тайваньского пролива, неподалёку от которого дислоцировался 7-й (Тихоокеанский) флот США, который был приведён в повышенную боевую готовность и куда был срочно направлен авианосец «Эссес» из состава 6-го (Средиземноморского) флота США. В этой острой ситуации для согласования совместных действий в Пекин инкогнито вылетел министр иностранных дел СССР А.А. Громыко. Во время его личной встречи с председателем Мао была достигнута договорённость о том, что никаких уступок американцам делать не следует и надо действовать по принципу «острие против острия». В результате 6 сентября Чжоу Эньлай публично заявил, что «никакая военная провокация США не запугает китайский народ», а лишь «укрепит его решимость ещё упорнее бороться до конца против американских агрессоров». А 7 сентября 1958 года в своём послании президенту Д. Эйзенхауэру Н.С.Хрущёв предупредил его, что нападение на КНР будет означать и нападение на Советский Союз.
Между тем в марте 1959 года после начала антикитайского восстания в Тибете и бегства далай-ламы XIV в Индию серьёзно обострились отношения между Пекином и Дели. Председатель Мао, не стесняясь в выражениях, стал на все лады поносить Дж. Неру. А в самом конце августа 1959 года дело дошло до открытого военного столкновения индийских и китайских войск на границе в Гималаях. Н.С.Хрущёв, узнав об этом происшествии, буквально пришёл в бешенство[736], но ничего конкретного сделать не мог. Было лишь опубликовано заявление ТАСС с выражением озабоченности по поводу этого инцидента и уверенности в том, что правительства КНР и Индии «не допустят, чтобы на этом инциденте грели руки те силы, которые хотят не смягчения международной обстановки, а её обострения», и что правительства обеих государств «урегулируют возникшее недоразумение».
Однако, как и следовало ожидать, это заявление ТАСС не устроило ни одну из конфликтующих сторон. Дж. Неру посчитал, что Москва просто не желает «нажать на своего союзника», а Пекин и вовсе разобиделся, расценив этот шаг Москвы как политику «приспособленчества и уступок», которая может лишь способствовать «неистовству Неру»[737]. Поэтому в советском руководстве решили вновь использовать визит партийно-правительственной делегации на празднование десятилетия КНР для того, чтобы обсудить все острые вопросы. Он начался 30 сентября 1959 года с прилёта Н.С.Хрущёва в пекинский аэропорт, где его встретили председатель ЦК КПК Мао Цзэдун и новый председатель КНР Лю Шаоци. В отличие от последнего визита новая встреча лидеров двух стран прошла достаточно сухо, без привычных объятий и лобзаний. Тем более что, едва спустившись с трапа самолёта, Н.С.Хрущёв сразу заявил о том, что его двухнедельная поездка в США, которая закончилась буквально три дня назад, и состоявшиеся там беседы с Д. Эйзенхауэром, Р. Никсоном и американскими сенаторами, были не только полезны, но и продуктивны, и бесспорно должны привести к улучшению отношений между СССР и США, а значит, и реальному ослаблению всей международной напряжённости. Понятно, что подобные «перлы» из уст Первого секретаря ЦК КПСС были для Мао и других китайских лидеров недопустимым откровением, что не могло не отразиться на ходе самого этого визита. Китайские товарищи даже не пытались скрыть своего откровенного недовольства визитом Н.С.Хрущёва в Вашингтон и всех его попыток начать политику разрядки с американскими империалистами, неизбежная война с которыми всё больше и больше будоражила воспалённое сознание самого Мао.
На следующий день перед торжественным военным парадом и грандиозной демонстрацией трудящихся состоялась «сердечная беседа» Мао Цзэдуна и Н.С.Хрущёва в правительственной резиденции Чжуннаньхай. В ходе этой встречи глава советской делегации стал вещать не только о важности «великой дружбы» и сотрудничества между СССР и КНР, но и об ответственности двух держав за обеспечение мира и предотвращение угрозы начала ядерного войны. Его визави, согласившись с наличием подобной угрозы, всё же заметил, что именно поэтому Китаю и нужно иметь своё ядерное оружие, которого у него до сих пор нет. Далее разговор зашёл о культе личности И.В.Сталина, и Мао сразу заявил, что решения XX съезда по этому вопросу были не обоснованы в полной мере, поскольку И.В. Сталин был вождём мирового революционного движения, в том числе китайского, а посему такие важные проблемы следует решать не в одностороннем порядке, а совместно. В ответ Н.С.Хрущёв стал горячиться и всячески оправдываться, однако Мао, войдя в раж, продолжал с ещё большим напором гнуть свою линию и назвал осуждение И.В. Сталина «поспешным и субъективным», совершенно справедливо указав на то, что вся эта кампания «крайне осложнила обстановку в мировом коммунистическом движении и затруднила отношения между двумя партиями»[738].
На следующий день состоялась ещё одна встреча двух делегаций, где обмен грубыми взаимными упрёками только усилился. Так, Н.С.Хрущёв, всё ещё находящейся в эйфории от «триумфального визита» в Вашингтон, пытался доказать китайским «товарищам», что их «игра мускулами» только на руку реакционным силам в Вашингтоне, которые сознательно «вгоняют весь мир в колею холодной войны». А министр иностранных дел КНР Чень И упрекнул московских визитёров в том, что их нынешняя линия в отношении агента империалистов Дж. Неру является «недопустимой и приспособленческой». Этот пассаж из уст какого-то министра настолько взбесил Н.С.Хрущёва, что он самолично дал «китайскому гладиатору самую решительную отповедь»