[768]. Затем в мае 1960 года в Москву с визитом прилетел младший брат кубинского лидера, министр Революционных вооружённых сил Кубы Рауль Кастро, в ходе которого были подписаны соглашения о поставках на Кубу советской военной техники и вооружений и о направлении советских военных советников, в основном из числа испанских офицеров-эмигрантов. А уже в начале июля 1960 года в Гавану прибыл и первый советский посол из когорты кадровых дипломатов Сергей Михайлович Кудрявцев.
Между тем новое обострение ситуации вокруг очередных Ближневосточного и Берлинского кризисов на время отвлекли внимание ведущих мировых держав от ситуации на Кубе. Однако после прихода к власти в Вашингтоне новой Администрации президента Дж. Кеннеди началось резкое обострение американо-кубинских отношений, поскольку Демократическая партия США считала кубинский режим тоталитарно-репрессивным, а демократы, в отличие от республиканцев, всегда были очень чувствительны к проблеме «защиты прав человека» и «демократических свобод». Учитывая это обстоятельство, вся кубинская эмиграция, центром которой стала Флорида, стала оказывать постоянное и довольно жёсткое давление на Администрацию президента Дж. Кеннеди с целью побудить её принять любые меры для свержения режима Ф. Кастро. Тем более, что ещё в марте 1960 года его предшественник президент Д. Эйзенхауэр подписал секретную директиву СНБ, где прямо предписывалось «организовать, вооружить и подготовить кубинских эмигрантов в качестве партизанской силы для свержения режима Кастро»[769]. Во исполнение этой директивы уже в ноябре того же года во Флориде началось формирование сводной десантно-штурмовой бригады, до зубов вооружённой американским оружием.
В этой ситуации гаванские правительство стало форсированным маршем укреплять свои контакты с Москвой, и уже в сентябре 1960 года в Нью-Йорке на сессии Генеральной Ассамблеи ООН состоялась личная встреча Ф.Кастро с Н.С.Хрущёвым. Официальным предметом переговоров лидеров двух стран стал вопрос о дальнейшем развитии процесса деколонизации на Азиатском, Африканском и Латиноамериканском континентах, который тогда стал одним из столпов советской внешней политики. Но во время неофициальной встречи лидеров двух стран Н.С.Хрущёв в присутствии сотен журналистов намеренно публично заявил о том, что если США позволят себе агрессию против Кубы, то в ответ «получат град советских ракет». Затем в ноябре 1960 года в Москве с визитом побывал и глава Национального банка Кубы Эрнесто Че Гевара, в ходе которого была достигнута договорённость о новых поставках военной техники и различных вооружений и направлении очередной группы советских военных специалистов во главе с генерал-майором А.А. Дементьевым[770].
Между тем межгосударственные отношения Гаваны и Вашингтона приобрели настолько неприязненный характер, что в январе 1961 года после высылки из кубинской столицы всех штатовских дипломатов американская сторона разорвала дипотношения с соседом. Более того, в марте 1961 года в Майами из кубинских эмигрантов было сформировано марионеточное правительство, так называемый Кубинский революционный совет, в состав которого вошли Хосе Миро Кардона, Мануэль Верона и Мануэль Рей. А бук-вально через месяц американо-кубинский конфликт вообще перерос в открытое вооружённое столкновение.
4 апреля 1961 года на заседании Совета национальной безопасности (СНБ) США под председательством президента Дж. Кеннеди был утверждён план вторжения на Кубу под кодовым названием «Плутон», разработанный под руководством генерала Ричарда Бисселла, занимавшего ключевую должность заместителя директора ЦРУ по стратегическому планированию[771]. Кстати, как позднее установил А.А. Фурсенко, буквально за два дня до начала этой операции от «гватемальских товарищей» в мексиканскую резидентуру КГБ поступила информация о содержании этого плана, и в тот же день в Гавану полетело соответствующее сообщение за подписью председателя КГБ СССР А.Н.Шелепина[772].
17 апреля бригада «2506» кубинских коммандос во главе с капитаном Пепе Сан Романом начала высадку на побережье бухты Качинос в районе Плайя-Хирон и захватили небольшие плацдармы на его берегу. Однако благодаря решительным и умелым действиям кубинских вооружённых сил и отрядов народной милиции под командованием Эрнесто Че Гевары и Хуана Альмейды Боски через три дня они были разбиты и почти 1.200 коммандос взяты в плен. Разгром интервентов был настолько полным и неожиданным, что директор ЦРУ Ален Даллес вскоре подал в отставку и был заменён Джоном Маккоуном, назначенным на эту должность президентом Дж. Кеннеди даже без согласия Сената США.
Однако несмотря на столь позорный провал американских стратегов, команда президента Дж. Кеннеди вовсе не собиралась отказываться от новых планов свержения кубинского режима, в том числе и вооружённым путём. Уже в ноябре 1961 года при Совете национальной безопасности США была создана Особая расширенная группа во главе с генералом М.Тейлором и генеральным прокурором Р. Кеннеди для разработки нового плана под кодовым названием «Мангуст». Этот план представлял собой целый правительственный проект, включавший в себя экономическую блокаду и политическую изоляцию Кубы, организацию подрывной работы на её территории, террористические планы по устранению политических лидеров Кубы, прежде всего самого Ф. Кастро, и военное вторжение на остров, руководителем которого был назначен давний сотрудник ЦРУ генерал-майор ВВС Эдвард Лансдейл.
Затем 31 января 1962 года под явным и очень жёстким давлением Вашингтона и вопреки позиции руководства Мексики, Чили, Уругвая и Боливии Куба была исключена из Организации американских государств. А 3 февраля 1962 года президент Дж. Кеннеди подписал закон о тотальной торговой блокаде Кубы и отдал распоряжение о создании сводной рабочей группы во главе с бригадным генералом Б.Харрисом для координации планов по свержению режима Ф. Кастро, в состав которой вошли представители всех видов вооружённых сил и аппаратов Объединённого комитета начальников штабов (ОКНШ) и Разведуправления Министерства обороны США.
В своё время профессор Р.Г.Пихоя заявил о том, что «остаётся неизвестным, знало ли советское руководство» о плане «Мангуст», и предположил, что у Москвы «не было точных разведывательных данных о подготовке вторжения на Кубу»[773]. Однако более поздние исследования, в частности того же академика А.А. Фурсенко, показали, что советская резидентура (по линии обоих ведомств — КГБ и ГРУ) была в курсе всех этих планов и постоянно информировала Москву о них, в том числе о том, что уже к середине марта 1962 года работа над планом «Мангуст» была полностью завершена.
До недавнего времени ещё одной проблемой был вопрос о том, как и когда высшее советское руководство приняло решение о размещении ядерных ракетных комплексов на Кубе. В публицистической и даже в исторической литературе долгое время тиражировалась байка г-на Ф.М. Бурлацкого[774], что данное решение было принято лично Н.С.Хрущёвым во время его официального визита в Болгарию, когда, прогуливаясь с министром обороны Р.Я. Малиновским по набережной Варны, тот, указав ему в сторону Турции, приватно сообщил, что там размещены американские ракеты PGM-19 Jupiter, которые за двадцать минут могут долететь до Москвы. Срочно вернувшись обратно домой, в самом конце мая 1962 года Н.С.Хрущёв провёл беседу в узком кругу с участием А.И.Микояна, А.А.Громыко и Р.Я.Малиновского, где и поведал им о своей идее разместить советское ядерное оружие на Кубе. А уже на следующий день на расширенном заседании Совета Обороны СССР все его члены, невзирая на возражения А.И.Микояна, поддержали Н.С.Хрущёва, и тот дал указание срочно начать проработку данного вопроса. Чуть позже появилась и версия Д.А. Волкогонова[775], который заявил о том, что весной 1962 года «на одном из заседаний Политбюро ЦК» (так у Д.А.Волкогонова — Е.С.), где обсуждался доклад Р.Я. Малиновского об испытании новых баллистических ракет, Н.С.Хрущёв впервые и поставил вопрос о размещении советских ракет на Кубе. Несмотря на то что в архивах этот факт не нашёл своего подтверждения, А.А. Фурсенко[776] посчитал эту версию не такой уж «фантастической», поскольку «она соответствует образу мыслей и поведения» самого Н.С.Хрущёва. По его мнению, в любом случае этот вопрос обсуждался в Кремле в марте-апреле 1962 года, особенно после того, как хрущёвский зять Алексей Иванович Аджубей представил в ЦК отчёт о своей поездке в США и переговорах с президентом Дж. Кеннеди[777]. Позднее эту версию также поддержал и С.А. Микоян[778], который, ссылаясь на воспоминания отца, заявил, что действительно где-то в конце апреля или в начале мая после доклада Р.Я.Малиновского Н.С.Хрущёв принял решение о размещении ядерных ракет на острове Свободы.
Между тем в начале мая 1962 года в Москву был вызван советник советского посольства в Гаване, а на самом деле кадровый чекист и резидент советской разведки Александр Иванович Алексеев. По прилёту в столицу он был сразу принят самим Н.С.Хрущёвым, от которого узнал о своём назначении новым советским послом в Гавану. Дело в том, что первый советский посол С.М.Кудрявцев, в отличие от А.И. Алексеева, так и не смог установить доверительных личных отношений с кубинским руководством, что, по мнению Москвы, было очень большим минусом в деле реализации задуманного плана. Именно поэтому, напутствуя нового посла, Н.С.Хрущёв дословно заявил ему следующее: «Ваше назначение связано с тем, что мы приняли решение разместить на Кубе ракеты с ядерными боеголовками», так как «только это может оградить Кубу от прямого американского вторжения»