[808]В ответ на это 20 января Совет Министров СССР принял решение отозвать всех советских специалистов, работающих в албанской нефтяной промышленности, и более не продлевать экономическое соглашение, подписанное в ноябре 1957 года.
Тем временем 13–20 февраля 1961 года в Тиране прошёл IV съезд АПТ, в работе которого последний раз приняли участие правящие партии всех стран социалистического лагеря, в том числе КПСС, делегацию которой возглавил кандидат в члены Президиума и секретарь ЦК Пётр Николаевич Поспелов. Антихрущёвский на строй всего съезда настолько возмутил Москву, что уже 20 февраля она предупредила Тирану, что «постоянный албанский критицизм может привести к тяжёлым последствиям», в том числе к полно му отказу предоставить ей очередной советский кредит в размере 132 млн долларов. А ровно через месяц албанское руководство не получило приглашения принять участие в работе Политического консультативного комитета ОВД, где было принято решение о передаче Влёреской военно-морской базы в прямое подчинение нового главкома ОВД маршала АА.Гречко. Естественно, эти реше ния возмутили албанскую сторону, которая расценила их как на рушение советско-албанских соглашений, подписанных в сентябре 1957 года и мае 1959 года. Поэтому в апреле 1961 года для урегулирования этого вопроса в Тирану прибыли заместитель министра иностранных дел Н.П.Фирюбин, начальник штаба ОВД генерал ар мии А.И.Антонов и заместитель начальника Главного штаба ВМФ адмирал Н.Д. Сергеев. Однако все переговоры с албанской стороной закончились безрезультатно, и тогда в конце мая 1961 года в Тирану прибыл главнокомандующий Черноморским флотом адмирал В.А.Касатонов, который отдал приказ немедленно начать переба зировку в Севастополь и Кронштадт всех советских подводных лодок и плавучего дока «Котельников»[809].
Между тем в том же апреле 1961 года, находясь с официальным визитом в Пекине, албанская делегация во главе с председателем Совета Министров НРА Мехметом Шеху подписала три соглашения с главой Госсовета КНР Чжоу Эньлаем: о поставках комплектного оборудования и технологических линий для 25 албанских предприятий; об условиях обмена инженерными кадрами и об использовании китайского кредита, о выделении которого договорились ещё в феврале 1961 года.
Естественно, в Москве это расценили как открытый вызов себе, и уже в конце сентября 1961 года советский посол в Тиране генерал-полковник И.В.Шикин был отозван домой и больше не вернулся в албанскую столицу, хотя формально пребывал в этой должности до конца января 1963 года. А в конце ноября заместитель министра иностранных дел СССР Н.П.Фирюбин пригласил к себе албанского посла Г. Мази и потребовал от него покинуть Советский Союз, что по факту означало разрыв дипотношений. Реакция албанской стороны была вполне ожидаема. Помимо решительного протеста по поводу «вопиющего нарушения» Москвой «всех норм и принципов международного права», 10 декабря 1961 года в главном печатном органе ЦК АПТ газете «Зери и популлит» вышла передовая статья «Беспрецедентный акт в отношениях между социалистическими странами», автором которой был Энвер Ходжа. В этой статье настоящую причину разрыва дипотношений двух стран он предлагал «искать в ревизионистских взглядах Н. Хрущёва и в его антимарксистских попытках» навязать эти взгляды другим партиям. По сути дела, это была месть Н.С.Хрущёва Албанской партии труда, которой он хотел закрыть рот и подчинить её себе»[810].
Что касается Югославии, то новые трещины в только что восстановленных советско-югославских отношениях возникли уже в начале ноября 1956 года и напрямую были связаны с событиями в Венгрии, когда Белград укрыл беглого премьер-министра И. Надя в своём посольстве в Будапеште. Тем не менее уже в начале 1957 года состоялась новая личная встреча Н.С.Хрущёва и И.Б.Тито, на этот раз в Бухаресте, где они предприняли очередную попытку снять все разногласия по партийной линии. Но сделать этого не удалось. Более того, по мнению С.Вреска[811], в первой половине 1957 года контакты по партийной линии были заморожены, по линии государственных контактов сведены до минимума, а по дипломатической линии свелись к бесплодным попыткам двух послов — Н.П.Фирюбина и В.Мучиновича — достучаться до высоких кабинетов в Белграде и Москве. Масла в огонь двусторонних отношений подлила и необъяснимая для И.Б.Тито отставка маршала Г.К.Жукова с поста министра обороны СССР, произошедшая сразу после окончания его визита в Белград в октябре 1957 года, которую его боевой товарищ маршал И.Б.Тито воспринял как личное оскорбление.
Не удалось разрешить ключевые противоречия с Белградом и на Московском совещании коммунистических и рабочих партий, прошедшем в ноябре 1957 года, где Александр Ранкович и Эдвард Кардель — два ближайших соратника маршала И.Б.Тито, представлявшие в Москве Союз Коммунистов Югославии, — не подписали итоговую Декларацию и отказались от участия в узком совещании лидеров 12 соцстран. Именно это обстоятельство, как считает тот же С.Вреск, окончательно похоронило какую-либо надежду на возвращение Югославии в лоно социалистического лагеря.
В следующем году советско-югославские отношения ещё более ухудшились. В начале апреля 1958 года Москва не только отказалась посылать на VII съезд СКЮ в Любляну свою делегацию, но крайне резко раскритиковала его новую партийную программу, принятую на этом съезде. По мнению высшего советского руководства, главным образом М.А. Суслова и Б.Н.Пономарёва, в этой программе содержались откровенно «ревизионистские» пассажи и перлы о якобы реальной возможности эволюционного пути строительства социализма, о снижении роли социалистического государства в управлении экономикой, об отрицании «руководящей роли партии рабочего класса» в строительстве социализма, об отсутствии реального соцлагеря и, наконец, о том, что главная причина международной напряжённости лежит не в агрессивной политике империализма, прежде всего правящих кругов США, а в борьбе двух военно-политических блоков за сферы своего влияния в мире[812].
Уже в начале мая 1958 года Президиум ЦК отменил давно запланированный визит председателя Президиума Верховного Совета СССР К.Е.Ворошилова в Белград и дал указание Комиссии ЦК по вопросам идеологии, культуры и межпартийных связей, которую возглавлял М.А. Суслов, подготовить от имени ЦК КПСС письмо в адрес ЦК СКЮ «в связи с отходом югославских руководителей от основных принципов марксизма-ленинизма». А в конце мая с подачи А.И.Микояна Президиум ЦК принял решение об изменении прежних условий экономических соглашений двух стран, в соответствие с которым Совет Министров СССР официальной нотой уведомил Белград, что Москва будет вынуждена отсрочить выдачу оговорённого ранее кредита в размере 285 млн долларов на строительство югославских предприятий под предлогом серьёзной нехватки средств для развития собственной химической промышленности[813].
Наконец, в самом начале июня 1958 года, выступая на VII съезде Болгарской коммунистической партии, Н.С.Хрущёв буквально обрушился на всё югославское руководство и обозвал И.Б.Тито «троянским конём» в коммунистическом движении, добавив, что «социализм не может быть построен на американской пшенице». Правда, хлёсткий ответ И.Б.Тито не заставил себя ждать: сначала в личном послании Н.С.Хрущёву, а затем и на митинге в Белграде, прошедшем 15 июня 1958 года, он напомнил Москве, что во время голода 1921–1922 годов советское правительство само прибегло к американской продовольственной помощи.
Ну а пик нового противостояния Белграда и Москвы пришёлся на ноябрь 1960 года, когда маршал И.Б.Тито отказался от участия в Московском совещании коммунистических и рабочих партий, на котором на орехи досталось не только китайцам и албанцам, но и югославам. Вместе с тем, как считают многие специалисты, советско-югославский конфликт 1956–1960 годов всё же не привёл к новому разрыву двусторонних отношений, и вскоре они нормализовались. Уже в сентябре 1962 году председатель Президиума Верховного Совета СССР Л.И.Брежнев с официальным визитом в составе большой правительственной делегации посетил Югославию и в компании с И.Б.Тито, проехавшись по всей стране, побывал на его знаменитой вилле Вели-Бриюн. Затем в первой половине декабря сам И.Б.Тито совершил ответный, правда неофициальный, но довольно продолжительный визит в Москву, Киев и Волгоград. И наконец, в августе 1963 году с визитом в Югославии побывал и сам Н.С.Хрущёв, который большей частью отдыхал и охотился с И.Б.Тито на его любимой Вели-Бриюн[814] .
Что касается Китая, то давняя дискуссия между КПСС и КПК, обострившаяся на очередном Московском совещании коммунистических и рабочих партий в ноябре 1960 года, была продолжена и на Совещании представителей правящих компартий в Бухаресте, прошедшем в июне 1961 года. Дэн Сяопин, который вновь представлял позицию ЦК КПК, активно защищал принципиально иной подход по многим вопросам международной политики. Причём, как позднее уверял А.А. Громыко[815], делал он это «не горячась, с достоинством строя всю аргументацию», тогда как Н.С.Хрущёв, напротив, так и не сумел найти серьёзных и убедительных доказательств в защиту своей позиции, давая «простор одним эмоциям».
В октябре 1961 года китайская делегация во главе с председателем Госсовета КНР Чжоу Эньлаем и первым секретарём Пекинского горкома КПК Пын Чженем прибыла в Москву для участия в работе XXII съезда КПСС. Советское руководство очень надеялось, что этот визит позволит как-то сгладить старые противоречия между двумя партиями. И с этой целью Н.С.Хрущёв, Ф.Р.Козлов и А.И.Микоян специально встретились с китайской делегацией, но никакого прорыва не произошло, хотя Н.С.Хрущёв всячески подчёркивал «неизменное стремление КПСС укреплять дружбу и сотрудничество с КПК».