– Да прямо на наш дозор вышли, – сообщил Донат. – Врут, что из дружины лорда Сима сбежали, потому что не хотят Нечистому служить. Страшно им, говорят…
– Веди, – приказал Служитель Эрл и резким движением поднялся с дощатого настила.
Сначала кто-то из младших Служителей внёс в шатёр два горящих светильника, а потом ввели первого из пленников, и Донат ударом ладони по плечу повалил его на колени.
– Говори, – позволил старшина, доставая из ларца хрустальный шар, с помощью которого можно было вытянуть правду из кого угодно, не прибегая к пыткам.
– Когда старуха сдохла, он совсем рассудка лишился, – сдавленным шёпотом сообщил пленник. – Только вчера шестерых, считай, ни за что повесили. А всё потому, что старухи нет, и снадобий мало осталось, которыми она его опаивала…
Эрл, подумав, положил шар на место.
– Так, а теперь всё сначала, только по порядку: что за старуха, кто рассудка лишился, какие снадобья? – Он сразу же почувствовал, что пленник не лжёт, и теперь надо было помочь ему хотя бы немного успокоиться. – Брат Донат, развяжи его.
Пока Донат возился с тугим узлом, Эрл зажёг еще пару светильников.
– Имя?
– Чьё?
– Твоё.
– Арсан, дюжинник Его Милости лорда Сима Тарла.
– Кто те двое, что с тобой?
– Из моей дюжины…
– А теперь говори.
Пленник немного успокоился, но рассказ всё равно получился сбивчивым и сумбурным, но теперь уже можно было понять, что к чему…
С полгода назад, ещё зимой, пограничный разъезд обнаружил старуху, которая шла по снежному насту, в то время как дозорные, попытавшись её догнать, оказались по пояс в снегу. На окрики она не обращала никакого внимания, поэтому пришлось выпустить ей вслед несколько стрел, но все они были сбиты с верного пути внезапными порывами ветра. Тогда разъезд решил обогнуть поле по натоптанной дороге, чтобы перехватить старуху на другой стороне, но на того, кто шёл впереди, вдруг набросилась странная чёрная птаха с глазами навыкате и с человеческими руками вместо лап. А когда птичка, расцарапав воину лицо и пробив клювом в трёх местах бронзовый шлем, улетела, старуха тоже исчезла, как будто её и не было никогда.
А ночью кто-то постучался в ворота сторожевой башни, и стражник, выглянув в смотровую щель, на какое-то время утратил дар речи – за воротами стояла всё та же старуха, а на её плече, насмешливо щёлкая клювом, сидела та самая птичка. Память об оборотнях была ещё жива, и, прежде чем впустить ночную гостью, начальник заставы приказал достать из сундука пару посеребрёных мечей, чтобы в случае чего… Но как только калитка отворилась и старуха вошла, вся осторожность сама собой куда-то исчезла. Старушка выглядела вполне мирно, а что птичка у неё такая странная, так с кем не бывает…
– Я тут пошижу… – скромно сказала она, исподлобья оглядывая караульщиков. – Лорда вашего подожду.
О том, что сам лорд собирается посетить пограничную крепостицу, не знал никто, в том числе и командовавший здесь сотник, но старухе почему-то сразу поверили, как будто и не было недавнего происшествия… А лорд и вправду появился на другой день. И не успел почётный караул трижды прокричать приветствие, как странная ведунья, возникнув будто из-под земли, оказалась рядом с лордом, взяла его за руку и, глядя ему в глаза, сказала:
– Дай погадаю, шоколик, вшю правду рашшкажу…
И лорд с того времени так и не надумал возвратиться в свой замок, как будто безымянная пограничная башня стала его родовой усадьбой. Вечерами он запирался с ведуньей в трапезной, где они подолгу о чем-то говорили, и лорд обычно выходил оттуда уже глубокой ночью сам не свой. А однажды стражники видели, как он среди ночи в полнолуние выплясывает босиком на снегу что-то несусветное, как будто корча его одолела. Хотели уже послать за знатным ведуном в соседний Холм-Дол, но лорд внезапно очнулся, быстро подскочил к тем двоим воинам, которые попались ему на глаза, каким-то стремительным нечеловеческим движением свернул им шеи и зашёлся хохотом. А потом, вроде бы снова оказавшись в здравом уме, приказал приготовить погребальные костры, и чтобы со всеми почестями…
Потихоньку сюда же начали подтягиваться эллоры из замка, несколько наёмных дружин прибыли за жалованьем и, получив всё до последнего гроша, стали лагерем поблизости.
А весной доставили пленных варваров, пятерых резчиков и двух волхвов. Для резчиков построили бревенчатый сарай, где они начали делать идолов, а волхвов, когда первые деревянные изваяния вкопали неподалёку от ворот башни, сожгли живьём на глазах у всего воинства, и это почему-то называлось жертвоприношением. Когда их тела ещё корчились в пламени, лорд произнёс речь, которая на одних нагнала невиданный ужас, а других привела в неописуемый восторг:
– Мне открылась Истина! Скоро, очень скоро я обрету подобающее мне величие, и тех из вас, кто проявит должную покорность и рвение, ожидает слава, рядом с которой померкнет память о великих воителях прошлого. Мне открылись тайны Древних! И скоро источник их могущества станет доступен мне, а значит – всякому, кто честно отрабатывает свой фунт серебра…
Эрл Бранборг почти не слушал перебежчика – перед его мысленным взором вставали живые картины того, о чём тот говорил, а когда рассказ дошёл до загадочного бегства пленённого лорда и гибели старого ведуна, священный оберег, который уже не одну сотню лет принадлежал старшинам дружины Храма, вдруг начал нагреваться и мелко дрожать на груди. Это означало, что вот-вот должно произойти что-то страшное, что-то непоправимое, и надо торопиться, пока ещё не поздно…
– Что случилось вчера?! – прервал старшина сбивчивую речь Арсана. – Почему вы бежали именно вчера? Говори!
– Вчера утром, мой господин, старая ведунья сдохла! Кто-то её так покромсал, что смотреть страшно. А рядом с ней нашли молоденькую, тоже, по всему видно, ведунью. Их Милость тут же изволили озвереть и лично снесли головы всем, кто стоял в карауле, а потом приказали собрать всю дружину и готовиться нынче же перейти границу. Только парни из дюжины Сроба под шумок стащили пару бочонков с напитком Яриса и куда-то скрылись…
Дальше можно было не слушать. Всё было ясно. В лагерь Тарла проникла Сольвей, больше некому… И ей как-то удалось одолеть старую ведьму, но это, видимо, и ей стоило жизни. Но Сольвей ошиблась. Она хотела остановить ту ворожбу, которая позволила бы отворить ворота в Небытие, но у старухи к тому времени уже всё было готово, не хватало только обильно пролитой крови. Там, где происходит битва, где льётся кровь, где страх и ненависть сливаются воедино, грань между Сотворённым Миром и Несотворённым Пространством становится особенно тонкой, а если в дело вмешивается тёмная ворожба, она, эта грань, может исчезнуть совсем. А потом к этой дыре в Небытие начнёт сползаться недобитая нечисть, черпая из неё силы, а о том, что может выползти оттуда, сейчас лучше и не думать.
– Донат!
– Я здесь, брат…
– Прикажи немедленно выпрягать коней из повозок! Надо спешить, брат.
Служитель Донат мгновенно исчез, и снаружи послышались отрывистые команды, конское ржание, скрип повозок. Когда Эрл вышел из шатра, дюжина коней уже стояла осёдланными, и дюжина Служителей натягивали рясы поверх кольчуг.
– Догоняйте! – Старшина стремительно влетел в седло и сразу же пустил коня в галоп.
Два войска уже стояли друг напротив друга, и оставалось только дождаться, кто первым получит сигнал к атаке. Олф уже поднёс к губам свой серебряный рог, как заметил, что между плотными рядами воинов, ощетинившихся копьями, по колено в утреннем тумане движется фигура в рясе Служителя. Что это? Очередной морок? Или кто-то пытается помешать ему обрушить свой праведный гнев на проклятых прислужников нечисти? После того, как исчезла Сольвей, путь за речушку, где стояло вражеское войско, открылся, и теперь можно было отомстить лорду Симу за всё – и за старые обиды, и за Юма, который сгинул без следа где-то там, вот за этим частоколом копий, и за Сольвей…
Прикинув, что вражеская стрела ещё едва ли долетит до неопознанной фигуры, Олф крикнул сотнику Дану, чтобы тот отвёл свою сотню на левый фланг, а сам пришпорил коня и помчался к неведомому пришельцу. В тот момент бывший начальник ночной стражи и сам себе едва ли смог бы объяснить, зачем он это делает, но весь прошедший день его не покидало ощущение, будто впереди расставлена гигантская западня, но обойти её всё равно не удастся, а значит, единственный выход – попробовать пройти сквозь неё…
Когда до странника оставалось не более дюжины локтей, тот откинул назад головную накидку.
– Мой лорд! – Олф едва успел отвести в сторону острие копья и натянуть поводья.
– Твой лорд – мой сын! – Служитель Эрл похлопал по шее разгорячённого коня мастера Олфа, и тот сразу успокоился, перестав перебирать копытами. – Прикажи отвести войско.
– Но…
– Сейчас уже поздно что-либо объяснять, мой славный Олф. – Бывший лорд с некоторой озабоченностью посмотрел на вражеское войско, и обессиленная стрела шлёпнулась в мокрую траву в трёх локтях от его ног. – Но ты должен мне просто поверить. У тебя же есть чутьё воина, ты же сам чувствуешь: во всём, что здесь происходит, есть что-то неправильное, что-то опасное, что-то непонятное. Отведи войско и жди меня за рекой.
– Но…
– После. Я вернусь, и ты всё узнаешь.
Конь Олфа стоял как вкопанный, лениво размахивая хвостом, с соседнего болота доносился многоголосый лягушачий хор, травинки льнули к земле под тяжестью росы, а тёмный силуэт в рясе, бывший лорд, добрый господин, рассудительный воин, верный друг, пленник Откровения – медленно двигался навстречу вражескому строю. Казалось, что он просто уплывает на облаке, которое почему-то расстелилось по влажной утренней земле. Что ж, если Эрл Бранборг что-то делает, значит, он знает – что…
Оставалось только вернуться к собственному воинству и скомандовать отступление. Но только не нарушая боевого порядка, чтобы в любой момент можно было развернуться и сомкнуть щиты. Да и потом, пока Служитель Эрл не вернётся и не объяснит, в чём дело, никто не зачехлит копья, и войско будет готово принять бой на своей земле.