— У вас сколько?
— В смысле?
— У меня минус три… Мои не подойдут? — Звягинцев умел быть великодушным. — Правда, они не очень презентабельные, но на первое время бы сошли, я думаю.
— Да дело даже не в очках. А в том, что ваши богатые постояльцы позволяют себе черт знает что! Просто ужас какой-то! И вы, как представитель закона, не должны это поощрять…
— Да вы расскажите все с самого начала.
— Ну хорошо… Сегодня я была в «Ричарде Бахе».
«Ничего удивительного, ты каждый день там околачиваешься, сосешь спиртное и жалуешься на свою неудавшуюся жизнь. Кстати, о спиртном…»
— Хотите пива, Наталья Владиленовна? Это сразу поднимет тонус и успокоит. Вы, как я посмотрю, изрядно перенервничали…
— Валяйте ваше пиво…
Звягинцев ловко открыл две банки. Одну из них он протянул Запесоцкой, а вторую оставил себе.
— Итак, сегодня вы были в «Ричарде Бахе», — поощрил он рассказчицу.
— Ну, это совершенно неважно… Я вернулась в номер что-то около половины второго… Ну, примерно… Я не смотрела на часы. Ах, боже мой, это тоже не имеет отношения к делу…
Вы знаете, я живу на втором этаже, но не возле центральной лестницы, а в левом крыле — крайний номер по коридору, возле запасной лестницы… Вы же знаете, она всегда открыта.
Я уже собиралась ложиться, когда увидела весь этот вандализм…
— Не понял?
— Вандализм, — с нажимом повторила Запесоцкая и залпом выпила пиво.
— Повторить? — Звягинцев уже держал наготове очередную банку.
— Не стоит. Мне достаточно…
— Как хотите.
— Так вот… Я уже сказала, что живу на втором этаже, и окна мои выходят на этот милый городок ледяных скульптур.
Вы его знаете, да?
— Конечно.
— Мне он всегда нравился. Я специально попросила номер с видом на этот городок… Вот и сегодня, перед тем как лечь, я подошла к окну… Я всегда это делаю. Там есть такая симпатичная скульптура. Копия роденовской «Вечной весны»…
Звягинцев вздохнул: все экзальтированные дамочки, особенно если климакс дышит им в затылок, обожают эту скульптуру. Он нечасто встречался с такими интеллектуалками, только один раз в жизни ему повезло — по делу о банальной квартирной краже в его отделении проходила дипломница искусствоведческого факультета Академии художеств Nadine (Haдин) Jukoff (Жукова). Богемная Nadine, покуривая сигареты «Астра», которые упорно называла «пахитосками», и рассказала валенку Звягинцеву об некой полумистической эротической связи, которая существует между женщинами и скульптурами. Сама Nadine два раза в неделю шастала в Эрмитаж, чтобы приобщиться к высокохудожественной мастурбации в роденовском закоулке. И скульптура «Вечная весна» была не последней в этом списке конских возбудителей.
— Ну знаю. «Вечная весна». Что дальше?
— Я подошла к окну и увидела, что кто-то планомерно уничтожает скульптуры.
— Кто-то?
— Я знаю, кто это был… Так вот, этот человек… Эта женщина. Она разбивала скульптуры. С такой ненавистью, с таким остервенением!
— Зачем? — задал самый неуместный вопрос Звягинцев.
— Ну откуда же я могу знать? Я была просто потрясена.
Когда на ваших глазах рушится это чудо…
— И никто не остановил.., эту женщину?
— Кто? Во-первых, было почти два часа ночи. Во-вторых, на эту сторону выходят только мои окна… Ну, еще и…
Запесоцкая надолго замолчала. Но Звягинцев знал, что она хотела сказать.
«Розу ветров» строили по какому-то очень модному финскому проекту, который предполагал асимметрию и максимальную встроенность в окружающий ландшафт. Окна всех номеров расположенной полукаре гостиницы были обращены к горам. А во внутренний дворик с ледяными скульптурами выходили окна только двух номеров — Запесоцкой на втором этаже и пропавшего Кирилла Позднякова на третьем.
— И что вы сделали, когда увидели, что скульптуры разбивают? — мягко спросил Звягинцев, стараясь вывести Запесоцкую из сентиментальной комы воспоминаний.
— Что? — Она очнулась. — Я… Я попыталась открыть окно, но у меня не хватило сил. У меня очень слабые руки. Тогда я позвонила портье. Но телефон был занят.
«Интересно, почему телефон у Ивана занят в два часа ночи, — подумал Звягинцев, — развели бардак!»
— И тогда вы…
— Тогда я решила спуститься вниз, остановить это варварство. Я выбежала через запасную лестницу, прямо во дворик, когда она уже уничтожала «Вечную весну»
Я закричала, принялась взывать к ее разуму, даже попыталась пристыдить…
— А она?
— Она не успокоилась, пока не разбила ее. И только потом обратила на меня внимание, — сказав это, Запесоцкая поежилась.
— И?
— Это чудовищно. Она ударила меня по лицу. Просто бред какой-то… Ударила и сказала: «Пошла вон, старая сука!»
— Так и сказала? — «Не такая ты и старая, во всяком случае, без очков, бабенка о-го-го, больше чем на тридцать пять не тянешь…»
— Именно. — И Запесоцкая с наслаждением повторила чье-то нелицеприятное высказывание:
— «Пошла вон, старая сука!» А мне, между прочим, только сорок три…
Да, дорогой Пал Палыч, ты слишком стар и слишком толст, если в твоем присутствии женщины не стесняются говорить о своем возрасте. Ты — пустое место, кипятильник на посту, платяной шкаф при исполнении…
— Я была в очках. Это естественно… Я почти их не снимаю, у меня астигматизм. Так вот, когда она меня ударила, я не успела их защитить. Они упали, и эта.., эта . Наступила на них ботинком. Вы видите, в каком они плачевном состоянии.
— Да уж… Что было дальше?
— А что было дальше? Она еще сказала, что никто не помешает ей сделать это… Что она должна уничтожить зло.
— Уничтожить зло? Занятно. Кто это был, вы, естественно, не знаете.
— Почему же? Я хорошо се рассмотрела.
Звягинцев с сомнением взглянул в близорукие глаза Запесоцкой.
— Ее зовут Ольга. Они приехали совсем недавно, с мужем.
Мы с ней даже успели познакомиться — с ней, с ее мужем и с подругой. Они показались мне чрезвычайно симпатичными, интеллигентными людьми… Особенно Ольга. — У Запесоцкой даже перехватило дыхание от возмущения, она как будто заново пережила дикую сцену в ледяном городке.
Нельзя сказать, что это известие поразило Звягинцева в самое сердце. Скорее он испытал разочарование: вся тяжелая умственная работа, все прозрения и откровения вчерашнего вечера пошли насмарку. Он, старый битый мент, выстроил несколько рабочих версий на основании показаний сумасшедшей! Только этого не хватало! Ничего не скажешь, эта чертова полукровка обвела его вокруг пальца. Звягинцев даже сплюнул с досады на пол и тотчас же растер плевок пяткой.
— Вы должны принять меры.
— Обязательно. — Звягинцев даже не слушал Запесоцкую.
Как же он не сообразил сразу, что все, рассказанное Ольгой Красинской, — филькина грамота, бред воспаленного сознания. Да и сам муж, милейший Марк Красинский, говорил ему о наследственной душевной болезни Ольги. Лучшим местом для нее была бы не «Роза ветров», а психиатрическая клиника имени Скворцова-Степанова, революционера и переводчика «Капитала». При случае Звягинцев мог бы даже устроить протекцию всем желающим — там у него работала знакомая санитарка, двоюродная сестра бывшей жены.
— Это не должно остаться безнаказанным!
— Возвращайтесь к себе, Наталья Владиленовна. Завтра с утра я займусь этим.
— Нет, — твердо сказала Запесоцкая. — Сегодня. Сейчас.
— Сейчас? В три часа ночи?
— Именно. За подобные вещи нужно наказывать. Или вы думаете, что ее деньги позволят ей выйти сухой из воды?
И не только деньги, но и общее подорванное состояние психики.
— Это не совсем удобно, — начал было Звягинцев. — Врываться к людям среди ночи, без всяких санкций…
— А устраивать акты вандализма и разбивать физиономии — это в порядке вещей, вы как думаете?.. Я готова написать любое заявление.
— Это лишнее. Попробуем решить все полюбовно.
— Полюбовно? — Запесоцкая посмотрела на Пал Палыча с откровенным презрением. — Ничего не выйдет.
— Ну хорошо, — сдался Звягинцев. — Решим все на месте.
Подобные инициативные дамы полностью лишали его воли, тем более что состав преступления, которое Звягинцев уже сейчас квалифицировал как мелкое хулиганство, был налицо.
— Я буду ждать вас в коридоре, — надменно сказала Запесоцкая. — Безобразие какое-то! Солидный курорт, а никакой охраны. Как в лесу, честное слово.
— В горах, Наталья Владиленовна, в горах, — машинально поправил Звягинцев.
Запесоцкая вышла, не удостоив его даже взглядом.
Подождав, пока за ней закроется дверь, Звягинцев воровато включил бра и принялся собираться. Несколько минут ушло на ботинки, и Пал Палыч в который раз подумал о том, что не мешало бы подкачать брюхо или перейти на туфли без шнурков. Из-за непомерно раздувшегося пивного живота шнуровка ботинок каждый раз выливалась в героическую эпопею. Надев пальто и нахлобучив шляпу на самый лоб, он последовал за Натальей Владиленовной.
Сначала они отправились к ледяному городку.
И все, о чем рассказала Запесоцкая, приняло угрожающе реальные очертания.
Почти все фигуры были истыканы чем-то острым и безнадежно испорчены. Особенно досталось «Вечной весне» — Запесоцкая не соврала. Головы влюбленных, безжалостно снесенные, валялись тут же. Звягинцев даже поежился от такого удручающего зрелища.
— Теперь вы видите? — спросила Запесоцкая торжествующим тоном.
— Теперь вижу.
Больше всего Звягинцева поразила та сила, а скорее — остервенение, — с которой наносились удары по беспомощному льду. Он пошарил глазами и почти сразу же обнаружил орудие вандалки — самую обыкновенную лыжную палку: теперь понятно, почему лед кажется истыканным.
— Эта? — коротко спросил он у Запесоцкой, кивнув на палку.
— Да… Чем-то похожим она орудовала. Я не могла разглядеть… А когда она сбила с меня очки…
— Скажите спасибо, что не проткнула насквозь.
— А могла? — В голосе Запесоцкой послышался запоздалый страх.
— Не знаю, — честно признался Звягинцев.