— Знаешь, Фил, — в голосе Зенона прорезалась хрипотца, — до сих пор я так и не научился понимать двояко. Мозг и душа. Почему они у вас постоянно противоречат ДРУГ другу? — Ему все-таки удалось переключить разговор.
— Мы с тобой давно не разговаривали, Зенон, — мягко проговорил Филипп. — Ничего, теперь наверстаем. Так? А что касается мозга и души… Ты ведь и был так задуман, старина. Уж прости! Тебе сделали мозг, а о душе не позаботились. Душу с самого своего начала монополизировал человек и никогда и никому ее не уступит. Так ему, по крайней мере, кажется. Это его вечная собственность. Роботу она ни к чему. Но, кажется, ты сам позаботился о ней, а, старина?
— Тут, Фил, я тебя плохо понимаю. Как будто ты говоришь на незнакомом языке.
— Не хитри, Зенон. Ты — то грустен, то сентиментален, то бодр и весел. А это — качества души. И это, прямо скажем, что-то новое, Зенон. — Он внимательно посмотрел на него. — Мы действительно давно не разговаривали. Ты занимался самосовершенствованием, автоэдификацией?
— А что мне оставалось делать? То, что от меня требовалось Коре и детям, может в два счета сделать любой, даже самый бездарный новичок. Они и обходились чаще всего своими няньками-новичками. У меня была бездна свободного времени, а сидеть без дела я не привык, ты знаешь.
— И что же ты делал?
— Размышлял. Нашел у себя сотни дефектов и несуразностей, массу несовершенств.
— Я тебя понимаю, Зенон. — Фил задумался, вертя бокал. — Вот и у меня бывало так. Оказывалось свободное время, и я тоже размышлял. И тоже нашел у себя массу несовершенств. И у себя, и у других. И решил по мере сил и способностей что-то исправить.
— Поэтому мы сейчас здесь?
— Да, Зенон. — Он допил вино. — А теперь я буду спать. Мы еще успеем наговориться. Будить не нужно.
— Приятных снов, — сказал универсус и отвернулся к иллюминатору.
Филипп спал долго, непривычно долго — может быть, в последий раз он спал так в детстве. Время от времени просыпаясь, он отодвигал штору, видел сидящего у иллюминатора Зенона, снова зашторивался, переворачивался на другой бок и опять проваливался в омут сна. Он потом не мог вспомнить, что ему снилось, хотя в сознании осталась этакая светлая бессмысленная мешанина давно минувшего, вчерашнего, сегодняшнего и чего вообще никогда не было и не могло быть.
Он проспал тринадцать часов и, очнувшись в очередной раз, понял, что больше не уснет. Он чувствовал себя отдохнувшим, но от вчерашнего “легкого настроения” ничего не осталось. Явь властно и трезво обступила его, и он додумал, что будь он вчера в подобном состоянии, то вряд ли решился бы так поспешно на “разгрузочный” полет. Конечно, он решился бы на него так или иначе — другого выхода не было, это он понимал отчетливо; но решение не было бы таким внезапным, он бы все хорошо обдумал, подготовил бы Кору, и все прошло бы “покойно, не было бы впечатления бегства, не было бы этой запальчивости, этой бодряческой идиотской астрограммы, не делающей чести асу, — словом, не было бы “нервов”, что верно подметил универсус Зенон. Филипп так никогда не поступал, и это, естественно, не может не озадачить кое-кого.
Он осветил расположенный за стене спальни дубльпульт: все было в норме, нырок за Систему произведен удачно, “Матлот” уверенно идет к Раку, дублер не подвел и на этот раз. И, стало быть, исправлять что-то уже поздно. “Можешь, — безжалостно сказал себе Филипп, — излить свои горячие и обильные чувства к жене своему уникуму. Он запишет, и она потом прослушает и поймет, что ты думал о ней, и успокоится. А что она прослушает?” И между бровей его пролегла жесткая прямая бороздка.
Он откинул штору; Зенон оторвался от иллюминатора, поднялся и подошел.
— Добрый день, Фил.
— Добрый, — отозвался Филипп. — Принеси, пожалуйста, воды.
— Ты не собираешься вставать?
— Нет. К черту режим. Я хочу пить, старина. Чистой воды, пожалуйста.
Зенон удалился, вернулся с бокалом, протянул; глаза его несколько раз коротко мигнули, что свидетельствовало о настройке на пристальный взгляд. Филипп отхлебнул воды, поставил бокал.
— Сядь.
Зенон пристроился у изножья.
— Тебе нужен массаж, Фил.
— Пожалуй. — Он перевернулся на живот, и Зенон принялся массировать. — Не осторожничай. Я должен быть в порядке.
— Да, ты несколько выбит.
— Заметно?
— Заметно. И флюиды.
— Скажите пожалуйста — и флюиды! — Филипп расслабился, закрыл глаза. — Выходит, ты и в самом деле зря времени не терял. Вызов был?
— Да.
— Кора?
— Да. С нею говорил дублер, потом она потребовала меня. Хочешь прослушать?
— Хочу.
Робот-курьер принес кристалл, вставил в видеосонатор.
Голос Коры был необычайно взволнованным, лицо пылало.
— Повторяю, мадам, — секретарским тоном чеканил Бонтон, — Полет проходит нормально. Командир отдыхает, мадам. Разбудить?
— Нет-нет! — Кора часто замотала головой. — Нет-нет! Как он себя чувствует?
— Командир был несколько возбужден.
— Он здоров?
— Здоров, мадам.
— Да! Пусть отдыхает. Ни в коем случае не будить! — Кора передохнула. — Он не говорил, куда вы направляетесь?
— Командир сказал, что о направлении будет решено за пределами Системы.
— А что вам лично известно?
— Лично мне известно, мадам, что о направлении будет решено за пределами Системы лично командиром.
Лицо Коры сделалось беспомощным, она обмякла, взгляд потух. Но тут же снова загорелся.
— Зенон с вами?
— Да, мадам. Робот-нянька Зенон с командиром.
— Я хочу говорить с ним. Пригласите его!
— В кабину управления кораблем, мадам, посторонним лицам вход воспрещен. Это нарушение инструкции.
— Зенон посторонний?
— К сожалению, мадам.
— Тогда переключите меня на салон!
— У вас не остается времени, мадам, — холодно и упрямо сказал дублер. — Через несколько минут — приграничная зона Системы.
— Так переключайте скорей! — раздраженно выкрикнула Кора…” Запись закончилась. Зенон продолжал старательно разминать спину Филиппа.
— Что ж! — сказал тот. — По-моему, Бонтон держался молодцом. Такой натиск отбить…
— Он сухарь и бюрократ, — невозмутимо отозвался Зенон. — При таких данных ему не дублером у тебя быть, а вахтером у вашего Главного.
— Значит, он не пустил тебя в кабину?
— Напомнил инструкцию и захлопнул люк перед моим носом.
— Ты бы, когда был дублером, пустил няньку?
— Я бы пустил бывшего дублера.
— Стареешь. А Бонтон молодец. Вон как нырнул — “Матлот”, наверно, и не вздрогнул.
— Прошелся я потом по твоему “Матлоту”. Ничего не скажешь — отличная посудина. Но “Суслик” наш был удобнее, уютнее.
— Ностальгия, Зенон. Тоже, между прочим, душевное… А “Матлот” и “Суслик”-это тигр и гиппопотам.
- “Суслик” был уютнее, — несгибаемо повторил Зенон. — И дублер у тебя был другим.
— Это бесспорно. — Фил улыбнулся. — Ты мне был всегда другом. Кора нашла тебя?
— Да.
— И ты ей, конечно, все выболтал.
— Говорить неправду Коре я не мог никогда.
— А мне?
— А тебе мог.
— Не возражаешь, если прослушаем?
— Эй, малый! — Зенон обернулся к курьеру. — Замени, пожалуйста, кристалл.
“- Почему ты так исчез? Не предупредил, не дал как-то знать! — зачастила Кора.
— Девочка, я не успел. У меня едва хватило времени на дозарядку.
— Он спит?
— Да.
— Пусть. Ты его не буди! Пусть, пока сам не проснется. А этот тип, там, в кабине, надежный?
— Вполне надежный, Кора.
— Он так внезапно уехал, так внезапно… Я не знаю, что подумать. Ты что-нибудь понимаешь?
— У него появилась идея, Кора. А когда у них, таких, появляются идеи, им надо дать волю.
— Какая идея, Зенон?
— Пока определенно сказать не могу. Идефикс, кажется.
— Идефикс?!
— Да, — подтвердил честный Зенон. — Знаешь, когда смятение, неустойчивость, раздвоение. Ты лучше разбираешься в этом, девочка. Ну, — он подыскивал слова, по-моему, что-то вроде нравственного коллапса.
— О господи! — нравственный коллапс…
— Не принимай мои слова буквально. Мне не все ясно. Флюиды и биотоки его в хаотическом состоянии. Он возбужден, ему надо отдохнуть. Психические нагрузки в последние часы были у него очень резкими и интенсивными. Внезапное решение, поспешный отлет, чувство вины перед тобой…
— Вы говорили?
— Да, за завтраком.
— Он не сказал о направлении?
— Определенно не сказал. Но по-моему, — на Рака.
— На Рака?! — Глаза Коры округлились. — На Рака? По только что проложенному им коридору? Я так и чувствовала, так и чувствовала! Но зачем, Зенон?
— Не знаю, Кора.
— Зенон! Он определенно что-то там увидел, узнал! Что-то такое с ним там определенно случилось. Да-да! Поэтому он и вернулся таким странным, поэтому все бросил и помчался назад. Что, что он мог там увидеть, Зенон?! Что на него так: повлияло?
— Пока я в неведении, Кора. Но ты не должна беспокоиться, девочка. Фил — опытный пилот и крепкий человек.
— Нравственный коллапс, — подавленно повторила она несколько раз. — Нравственный коллапс… Что же мне делать, Зенон? Когда хотя бы вас жда…”
И тут связь оборвалась — ”Матлот” достиг приграничной зоны.
— Она хотела спросить, когда мы вернемся, — невозмутимо проговорил Зенон и приказал курьеру:- Снеси кристаллы в сейф.
Тот выключил видеосонатор и скрылся.
— И ты бы ей ничего не смог ответить. — Филипп вздохнул.
— И я бы ей ничего не смог ответить.
— Ну, а про коллапс что ты там навыдумывал?
— Это не выдумка, Фил. Я досконально исследовал доступную мне информацию и выводы перепроверил несколько раз.
— Информация! Полчаса болтовни замотанного человека — это информация?
— Информация. Тонус, жесты, недовольство уникумом, конфронтация мозга и души, два бокала вина… И еще многое-многое другое.
— Ты не робот, Зенон, — сказал Филипп. — Тут какое-то недоразумение. Или тебя подменили. Или степень автоэдификации… Что ж! Во всяком случае, с тобой, старина, я вижу, не соскучишься. Собеседник ты отменный, нянька — отличная. Вон как ты освоил массаж. Филипп поморщился. — Ну, довольно. Теперь — душ и обед.