ю, но сейчас инстинкты не проявлялись.
Понаблюдав за ней некоторое время, я заметил, что она еле шевелит конечностями. Поэтому и движения ее были плавными и не привлекали к себе внимания. Это был первый признак наступившей старости. Видимо, срок ее жизни подходил к завершающей фазе, и поэтому она так стремилась не раздражать меня, но держаться все же поближе. При очередном чревозаполнении ей перепадало кое-что из моей трапезы. Да и желающих приблизиться ко мне было не так уж много, что частично гарантировало безопасность. Впрочем, я и сам мог разделаться с ней, но пока такого желания не возникало. Не люблю старческое мясо. И она, наверно, чувствовала, когда во мне пробуждается воинственность.
Само по себе то, что она дожила до такого возраста, казалось по меньшей мере странным. Неужели естественный отбор забыл про нее? Ведь выживают только молодые и сильные! Если оставлять всех подряд, то это приведет к нежелательным мутациям в их потомстве.
Но тут я вспомнил, что еще в период несамостоятельности, когда мое тело было частью материнского организма, голос инстинкта говорил о возможных случайностях.
Тогда я не воспринял этого должным образом, полагая, что через продуманные сети естественного отбора вряд ли проскочат эти “случайности”. Но результат был налицо. Видно, они и вправду существуют.
Через какое-то время я даже проникся к ней симпатией.
Во всем ее облике было это-то интригующе-завораживающее. Все ее существо источало расхолаживающее умиление и нападать на нее просто не было сил. Быть может, это и есть тот щит, который спасал ее на протяжении многих зимовок.
Она была старая и слабая. Глядя на нее, я убеждался, что ей не место среди нас, молодых и сильных. Тем более, что оставалось еще тринадцать, трое из которых должны быть принесены в жертву во время очередных чревозаполнений. Я посмотрел на нее и поперхнулся при мысли, что придется глотать эту грубятину. Но ответный взгляд был так печален и беззащитен, что впервые в жизни я испытал жалость.
Но ведь кто-то же должен сделать Это!
Я боролся с собой. С одной стороны — жалость и неприязнь, с другой — чувство долга перед природой.
В конце концов решил, пусть ею занимаются другие.
И стал наблюдать за действиями своих собратьев, которые кружились в замысловатом танце друг вокруг друга.
Развязка наступила неожиданно. Я почувствовал сзади какое-то движение, но прежде чем успел обернуться, крепкие челюсти схватили меня за затылок, и я успел лишь заметить знакомую плавность движений чьих-то конечностей.
Толпа не бросилась на меня сразу. Все оцепенели, не веря своим глазам, что Это случилось со Мной.
Бег биотоков в нервной системе стал затухать. Но прежде чем мое тело, разорванное на куски, с хрустом полетело в пересохшие пищеводы, я услышал хриплый голос естественного отбора: “Ты испытываешь жалость к слабым. Тебе не место в обществе себе подобных!”
ВАЛЕРИЙ ГУДКОВЧЕРТОВЩИНА
В жесточайшем похмелье я валялся на диване, когда хлопнула входная дверь и в комнату впорхнула Линда.
Сморщив носик, она поставила рядом с диваном картину.
— Ларри, дорогой, повесь ее, пожалуйста. Сегодня придут Гленн с Люси, а у нас нет ни одной его картины. Будет не очень красиво. А я позабочусь о хорошем ужине.
Покрутившись перед зеркалом, она исчезла. Ничего не поделаешь — я встал и поплелся за стремянкой. Взгромоздившись на нее, стал вколачивать в стену гвоздь. Он никак не хотел туда лезть. Тогда я размахнулся посильнее. Но тут ножки стремянки разъехались, и я загремел вниз. Потирая ушибы, в сердцах послал стремянку ко всем чертям. И тотчас глаза у меня полезли на лоб.
Стремянка исчезла. Я сидел, обалдело уставившись на пустое место, пока в прихожей не раздался звонок.
Я открыл дверь. На лестнице стоял человек с моей стремянкой. Непонятная жуть охватила меня. Хотел захлопнуть дверь, однако человек успел всунуть ногу в открытый проем, причем носок ботинка странно смялся, будто в нем ничего не было. Незнакомец протянул мне стремянку.
— Возьмите, пожалуйста, нам она совершенно не нужна, У нас ведь не свалка. И что за моду люди взяли! Как что случится, посылают подальше, то есть к нам. Только успевай убирать разный хлам! А ведь нам тоже работать надо. Например, топливо доставать. Вы думаете, только у вас кризис? Ошибаетесь. И у нас такая же проблема. Так что если вздумаете послать к нам что-либо, то уж лучше бочку бензина. Будем премного благодарны.
И незнакомец исчез. Я стоял в раскрытой двери, не в силах сдвинуться с места. Тут появилась Линда.
— Как? Ты еще не повесил?
Я не выдержал и взвыл:
— Чтоб ты провалилась со своей картиной ко всем чер…
И осекся. За ее спиной появился незнакомец и укоризненно покачал головой. Я повернулся и пошел в комнату приколачивать эту дурацкую картину. Гвоздь ни за что не хотел лезть в стену. И кто только придумал строить дома из железобетона! Попав с размаху молотком по пальцу, я заорал диким голосом:
— Чтоб ты влипла в эту стену, мазня чертова!
И тут же загремел вниз. На шум прибежала Линда:
— Что случилось?
Потирая одной рукой то место, на котором сидят, а другой — то, которым думают, я ошалело глядел на стену. Там црочно утвердилась картина, которая перед тем, как попасть туда, прошлась по тому месту, которым думают, пытаясь выбить из него здравый смысл.
Поднявшись с пола, я направился к бару. Мне стало понятно, что если я не хлебну сейчас же добрую порцию виски, то свихнусь окончательно от всей этой чертовщины. Остановился я только тогда, когда содержимое в бутылке уменьшилось наполовину. Затем я попытался трезво осмыслить происшедшее. Но мысли путались и разбегались. Тогда я решил пропустить еще немного и вновь приложился к бутылке. В себя я пришел лишь на следующий день. Были у нас гости или нет, меня не интересовало. В голове сидела только одна мысль — как добраться до бара? О том, чтобы встать и подойти к нему, не могло быть и речи. Оторвав голову от подушки, я прохрипел:
— Виски, сюда…
Бутылка тут же оказалась у меня в руках. Не размышляя, как и почему это произошло, я откупорил ее и сделал несколько глотков. В голове прояснилось. Отправив бутылку в бар, я решил поэкспериментировать. Мой взгляд остановился на злополучной картине, и я занялся тем, что начал гонять ее с места на место. Она побывала на всех стенах, даже на потолке. Потом я поместил ее над диваном и стал разглядывать. Абстракционизм, чепуха полнейшая. Возьмись я за кисти и краски, у меня, наверное, получилось бы не хуже. Хотя нет, нужно еще неограниченное количество виски, так как при трезвой голове такого на намалюешь.
После этого случая мои дела наладились. Время от времени я посылал им горючее, а взамен получал наличными или выгодными акциями. Полиция с ног сбилась, разыскивая таинственные пропажи. Еще бы — средь бела дня с железнодорожной станции пропал состав с бензином, предназначенный для военного аэродрома. Частенько пустели емкости бензозаправочных станций. Да мало ли где еще пропадало горючее. Потом мне пришлось поставлять оборудование для паровых котлов, емкости для мазута и так далее. Но какой шум поднялся, когда я им сплавил атомный реактор с запасом урана! Они, там у себя, поставили дело на широкую ногу. Ну, а мне безразлично, для чего им этот реактор. Главное, капиталы мои растут. Примерно в то же время мне пришлось избавиться от одного слишком настырного журналиста и вслед за ним послать состав березовых дров с настоятельной просьбой использовать их для этого парня.
Вскоре я начал подумывать о посте президента, но тут мне на глаза попалась левая газета, которая писала о доходах генерального директора военно-промышленного концерна, и я потихоньку начал подбираться к его креслу. Цель моя уже была близка, когда я влип в неприятную историю, сломавшую все мои планы.
Однажды на банкете я услышал, что наши астронавты опять высадились на Третьей планете Летящей Бернарда.
Не долго думая, я прихватил две бутылки и решил оказать им там достойную встречу. Но, по-видимому, что-то перепутал и астронавтов не нашел. Обе бутылки прикончил в гордом одиночестве.
И вот проснулся на этих проклятых камнях. Голова трещит. Тут не только виски — глотка воды нет. Я хотел было назад, на Землю, да не тут-то было. Не выходит. Или они не могут меня отсюда вытащить, или просто рады были услать меня подальше. Ну погодите! Тут, наверное, есть и местные черти. Я быстро докопаюсь. Металлолома здесь много. Я их мигом завалю спутниками да планетоходами- рады будут избавиться. А на Землю вернусь- держитесь! Тысячу лет меня помнить будете.
Сами себя станете на сковородах жарить, рогатые. На моих березовых дровишках. На каждого по вагончику…
ПАВЕЛ ЗАЙКАНОВВЗАИМНО ПРОДЕТЫЕ КОЛЬЦА
Вскоре должна была прийти с работы жена, и я решил ее порадовать.
Сварить щи из свежей капусты дело нехитрое. Главное — это точно соблюдать технологию и нормы выхода продуктов. Не стану скрывать, приготовление пищи мне доставляет удовольствие. Более того, стряпня зачастую великолепный предлог улизнуть от более важных и трудоемких дел.
Вода в кастрюле уже закипала, и на ее поверхности образовалась обильная пена. Я поспешно ликвидировал ее шумовкой. Бульон приобрел первозданную прозрачность; в его глубине медленно ворочалась увесистая мозговая кость. Ей долго еще предстояло вариться, а я тем временем должен был нашинковать капусту. На кухонном столе были расставлены разнообразные специи, и я перенес нежно-зеленый вилок с дощечкой на обеденный стол, оказавшись таким образом спиной к плите и окну.
Ничто не предвещало беды. Острое полотно из нержавеющей стали с мягким хрустом отделяло от кочана ароматную стружку. Но еще не успела обнажиться кочерыжка, как я услышал слабое жужжание и сразу же — словно кто-то за моей спиной полыхнул фотовспышкой.
Последовал жуткий грохот, и крышка кастрюли прокатилась у меня между ног.