згоды, дрязги и текучку, которые словно ушли в далекое прошлое. Ему хотелось слушать еще и еще… Постепенно звуки стали слагаться в мелодию песенки. Трофимов с радостью узнал ее, и в памяти всплыли слова: “В этот вью-южный, неласковый ве-е-чер, когДа сне-жная мгла вдоль…” — Опять воды наплескала! Развела болото — скоро лягушки заквакают! — раздался позади сварливый голос.
В звенящей тишине, она без всплеска опустилась в воду, легла калачиком на дно и виновато прикрыла лицо хвостом. Трофимов оглянулся. В проеме с надписью “Служебный вход” стояла невысокая пожилая женщина в синем халате:
— Подвинься, мил человек, а то и впрямь болото!
Трофимов почувствовал легкий запах болотной гнили и все еще под впечатлением музыки отступил на шаг.
— Чуть кто войдет — она уже тут! — ворчала женщина, вытирая блестевшие на полу лужицы. — Хоть не пускай никого.
— Откуда же такое чудо? — спросил Трофимов, скрашивая неловкую паузу.
Женщина внимательно посмотрела на него, перевязала сбившуюся косынку:
— А никакого чуДа вовсе и нет! В лаборатории опыт делали, да чего-то напутали. Вот в розничную сеть и пустили. Здесь народу вечером, как в клубе.
— Да-а, — сочувственно вздохнул Трофимов, — это что ж — инвентарь?
— Зачем? Купите! — предложила женщина.
— Могу! — неожиданно выпалил Трофимов, стушевался и добавил тише:-знаете ли.
Дело в том, что он уже неделю носил с собой восемьсот рублей для покупки цветного телевизора, который все никак не мог купить, несмотря на обилие марок: хотелось чего-то особенного.
Женщина повернулась к продавцу и довольно громко сказала:
— Толик, русалку сосватали, иди, обслужи!
Из-за прилавка уже спешил долговязый молодой человек, светловолосый, большегубый, с редкими зубами.
— Семьсот пятьдесят пять рублей в кассу, пожалуйста, — сказал продавец и протянул Трофимову чек.
Стоя у кассы, он чувствовал себя отпетым авантюристом, ему было неуютно, неловко, казалось, что пиджак висит на нем, как на вешалке; ссутулившись, он вытянул вперед голову чтобы меньше выделяться в кучке школьников.
В кассе тщательно пересчитали двадцатипятирублевки, предложили лотерейные билеты ДОСААФ, но он отказался. Протягивая чек продавцу, заметил, что женщина в синем халате исчезла. “Ведьма!”-подумал он.
— Вы можете заказать машину. Оставьте адрес и мы привезем, — предложил продавец, усугубляя неестественность происходящего.
Трофимов согласился.
Выходя из магазина, он оглянулся. Русалка провожала его грустными глазами. Трофимову стало жаль себя, он ещеюлыпе ссутулился, тяжело вздохнул, глянул на часы и помчался к себе в управление.
Быстрый бег успокоил его, а уже входя в отдел, он почувствовал восторженное ощущение чуда.
Домой добирался не спеша, оттягивая свое появление.
Уже из прихожей услышал радостные крики сына, веселый плеск и сердитый голос Лиды, которая не встретила его как обычно.
Он медленно переобулся и прошел на кухню. Русалка вихрем кружилась в танце, резко останавливалась перед стеклом и прикладывала к нему ладони. Антон хлопал по ним своими и прыгал, визжа от восторга. Приглядевшись, Трофимов заметил, что на русалку надета верхняя часть купальника жены, и долго смеялся, чувствуя, как с него спадает тяжесть, копившаяся на самом дне души.
— Ну, как покупка? — спросил Трофимов.
— Ты лучше скажи, когда телевизор купишь? — вопросом на вопрос ответила Лида. — Аверчев за две недели достал, а ты не можешь!
— Я с Вячеславом Ивановичем договорился, у него связи. Обещал через знакомцев похлопотать, — пряча глаза, сказал Трофимов.
— А-а, — Лида повела спать упирающегося сына, который хотел еще поиграть с тетей-рыбой.
Трофимов пошел в спальню, включил телевизор и уставился на экран. Из детской Лида вернулась не скоро и сразу легла спать. Он выключил телевизор и тоже лег.
Включил малый свет, попытался читать и не смог, отложил книгу.
— Лид, а помнишь, как ты в хоре пела? С Валей Сидоркиной? “В этот вь-ю-южный, неласковый ве-еечер,”- неуверенным тенорком воспроизвел он.
Помолчали.
— Ты стала другая.
— Конечно, в кино не ходим, в театр тоже! Забыла, где все это находится…
— Восемь лет назад у нас росли отличные кактусы, — будто и не слыша Лиду, продолжал Трофимов. Помнишь? Мне иногда ужасно хочется пирожков. С капустой. И еще я хочу, чтобы ты связала мне пуловер. Синий такой, толстый.
— Если бы я сидела дома и не работала…
— Что же делать, если я инженер. Даже не главный. И мне нравится моя работа.
Лида укоризненно хмыкнула:
— Я устаю не меньше тебя! — и повернулась к нему спиной.
Он посмотрел на такую далекую сейчас жену, повздыхал, натянул пижаму и вышел на кухню.
Русалка накручивала на пальчик листик валиснерии, чешуя переливалась таинственным многоцветьем, медленно и плавно шевелились в воде волосы.
— А ведь она и вправду другая была! — неожиданно для себя сказал Трофимов.
Русалка прислонилась к стеклу, как пассажир на задней площадке “Икаруса”, села на хвост и приготовилась слушать.
— Мы на третьем курсе познакомились, — ободренный вниманием, продолжал Трофимов, — только Лида с параллельного потока. Знаешь, как бывает? Первый курс — сплошные страхи: “выгонят-не выгонят”, второй по инерции проскочил, а на третьем задумался — куда же я попал? Понял, что не туда. Ну, думаю, отслужу в армии, потом решу… Случайно совсем зашел в институтский клуб… была спевка факультетского хора. Сел в углу послушать… Лида и еще одна девушка — пели. Вот была минута… Тут… понимаешь… мир увидел… в цвете! — Он помолчал, потом продолжал: — Конечно, и я виноват! Но в том ли дело, кто больше, кто меньше! Чего виноватых искать!
Трофимов рассказывал, вспоминая, задумывался, снова говорил и неожиданно спохватился: — Ты ведь голодная!
Открыл холодильник, долго изучал содержимое, прикидывая, чем бы угостить, пока не нашел початую банку шпрот. Двумя пальцами взял шпротину, стряхнул с нее холодное, тягучее масло и бросил в аквариум. Русалка, красиво изогнувшись, поднырнула под нее, вскинула хвостом, отчего рыбка, как живая, описала дугу и будто сама вплыла в миниатюрный ротик.
— Ишь ты, ловко! — подивился Трофимов.
Он кидал шпроты, русалка забавлялась ими, вода в аквариуме волновалась и по ее поверхности шли маслянистые пятна. Потом русалка высунула голову из воды и, прикрыв глаза, негромко запела. Голос был чистый, неясный и нес успокоение. Трофимов долго стоял у аквариума в приятном оцепенении, пока не почувствовал, что за ним наблюдают. Он оглянулся.
В бигуди, словно инопланетянин в шлемофоне, на пороге стояла Лида и плакала.
— Лид, а я думаю… не кормлена, вот встал… надо ж это, — запинаясь произнес он.
Она всхлипнула, ткнулась Трофимову в плечо:
— Не любишь ты меня.
Трофимову стало неловко от того, что она заговорила про любовь, когда они были не наедине, но он постарался собраться и обнял Лиду:
— Глупенькая. Все маленькие девочки уже спят.
Лида положила руки на плечи Трофимову. Бигуди коснулись его подбородка и тонко звякнули друг о дружку, словно сломалось что-то очень хрупкое. Они замерли.
Русалка мерцала из воды голубыми глазищами. Лида, по-женски проницательно, с полвзгляда, это заметила и насторожилась:
— Шел бы ты, Вовик, спать, — устало попросила она.
Тихо улеглись, и Трофимову мучительно захотелось курить, но возвращаться на кухню было неудобно. Он долго ворочался, не мог заснуть. На кухне слышался плеск и Трофимов, убаюканный этими звуками, забылся сном.
Проснулся он оттого, что на кухне играл транзистор, Лида гремела посудой и готовила завтрак. Надел пижаму, поскреб затылок, зевнул и вышел на кухню.
— Ты это зачем? — хмурo кивнул он на старое зеленое одеяло, которым был накрыт аквариум.
— Нечего ей за нами подглядывать! — ответила необыкновенно нарядная Лида и повернулась к плите.
Он пошел умываться.
Завтракали молча. Антон клевал носом, капризничал и было видно, что не выспался. Потом встрепенулся:
— Пап, а тетя-рыба пьет какао?
— Это русалка… — начал было Трофимов, но Лида мягко его перебила: — Ешь, сынок, не отвлекайся, в садик опоздаем.
Трофимов вздохнул, смолчал.
Он позвонил Лиде уже в третьем часу:
— Алло! Лида?.. “В этот вь-ю-южный, неласковый вечер, “- бодро пропел он.
Где-то далеко, в невидимом переплетении телефонных кабелей раздался щелчок и глубокие женские голоса подхватили:
- “Когда сне-ежная мгла вдоль дорог…”
— Я слушаю, — сказала Лида на фоне песни.
— Давай сорвемся вечерком в “Птицу”! Антона к маме, посидим, поокаем?
— Спасибо.
— Чте с тобой? — громко спросил Трофимов и на него посмотрели сотрудники.
— Сегодня Антона забираешь ты, Вовик!
— Лида…
Мелодия пропала. Короткие гудки барабанили в ухо.
Он положил трубку и появились посторонние звуки: шуршала бумага, лязгал дырокол, работала печатная машинка. Трофимов заметил пыльное окно, темные стены, беспорядок на столе, огорчился и подумал: “В чем моя вина? Деньги на телик? Есть же пока черно-белый!” Вечером зашел за Антоном. Переодевал его, отвечая на очередную порцию “почему”. В раздевалку влетел карапуз лет четырех с игрушечным рулем в руках, понаблюдал за Трофимовым и спросил:
— Русалка твоя?
— Моя, — ответил Трофимов.
— Ну и дурак! — сказал тот и исчез так быстро, что Трофимов не успел отреагировать.
На кухне было сильно накурено. На столе стояла бутылка сухого вина, две кофейные чашки, в пепельнице дымились окурки с запачканными яркой помадой фильтрами. Лида сидела, задумчиво подперев голову руками.
— С праздничком! — раскланялся Трофимов.
— А-а, Володя. Ты помнишь Зинку Котову?
— Не помню.
— В “Универсаме” сегодня встретились. Потом зашла к нам в гости. Представляешь — со вторым мужем разводится! — сказала Лида и восхищенно закончила: — Вот боевая баба!
В углу аквариума сидела русалка, наблюдала за Лидой.