— Так вот, Боб, конечно, заорал истошно так, как будто поросенка режут, и попытался вырваться. Тогда… — для большей достоверности Потрошитель помогал себе жестами, размахивая перед носом слушателей своей обезображенной клешней, — тогда Джим, ведь так было, Джим, да? — снова отвлекся рассказчик, и Джим снова затряс головой. — Джим у нас молчун, — пояснил боцман окружающим. — Тогда Джим зарядил свой мушкет, а он пока еще не утопил его в болоте, и выстрелил прямо в жирное брюхо этой гадины. И что бы вы думали?..
Кроуфорд поймал себя на мысли, что сам невольно начинает прислушиваться к этой брехне и что еще, пожалуй, счастлив от того, что он снова видит этих людей. Он поднял голову и посмотрел на чистое голубое небо, видневшееся сквозь ветви огромных деревьев. Впервые за много лет он вдруг подумал, что все, что с ним происходит, это и есть сама жизнь, и другой у него уже не будет. Что эти люди, эти смерти, этот смех, эти крики попугаев и улюлюканье обезьян — это его жизнь. Что именно здесь и сейчас он живет, и, чтобы быть счастливым, достаточно просто принять и полюбить то, что приносит ему каждое новое мгновение. И — тут Роджер Рэли перевел взгляд на своего индейца — вовсе не нужно всю жизнь ждать какого-то случая, в результате которого он должен быть счастлив и начать какую-то новую жизнь. Каждая минута и есть этот случай. И чтобы ощутить себя живым, вовсе не обязательно кого-то убивать…
Дружный солдатский гогот отвлек его мысли, и он снова повернулся к Потрошителю.
Тянуло свежим дымком и печеной касавой. Люди готовились к завтраку, кипятили в глиняных плошках чай, размачивали сухари, звенели оружием, переговаривались, перевязывали раны и бродили с места на место, собирая оружие. И было в этой минутной утренней безмятежности что-то, что заставляло каждого из них любить жизнь. И тогда Роджер Рэли подумал, что, если бы он понял это раньше, призрачная в своей неуловимости, хрупкая хрустальная удача возможно давно была бы с ним.
Рэли наклонился и потрепал Чилана по голове.
— Ну что, приятель, хотелось бы мне узнать, знал ли ты все заранее?
Чилан улыбнулся и прищурился, враз сделавшись похожим на статуэтку индейского божка.
— Вот так, мой друг, никто не хочет говорить правды уже с пеленок, — произнес Кроуфорд и ласково дернул мальчишку за длинное ухо. — Все лгут!
Они вернулись в лагерь задолго до полудня. Первым, как водится, к палаткам выскочил Харон и, заливисто лая, принялся носиться вокруг кострищ, прыгая то на выбравшуюся из палатки Элейну, то на Абрабанеля, который брезгливо уворачивался от грязного шумного щенка.
Следом из зарослей на поляну ступили Кроуфорд, Ришери и Харт. Они весело переговаривались, и при виде этаких праздношатающихся гуляк желчь вскипела как у коадьютора, так и у мистера Смита.
— Где вы шатаетесь?! Где вас черти носят?! — вскричали они едва ли не хором и бросились им навстречу.
Элейна осталась стоять поодаль, только счастливый румянец окрасил ее бледное личико, да в глазах вспыхнула радость.
Вскоре отряд уже разбредался по палаткам, делясь впечатлениями с теми, кто оставался в лагере и не принимал участия в недолгом походе.
Потрошитель естественно тут же завладел всеобщим вниманием и немедленно принялся излагать свою версию произошедшего. То, что он не видел ничего до тех пор, пока Уильям не освободил его, ничуть не мешало ему описывать схватку. И такова была сила его вдохновения, что вскоре даже непосредственные участники, подобно безропотному Джиму, одобрительно кивали головами, заново переживая недавние события.
Но не так-то легко было успокоить потомственного ювелира и министерского клерка. Их совершенно не интересовали подвиги и людоеды, так как все это время они были одержимы только размышлениями об успехе экспедиции. Они подступили к Кроуфорду, и неугомонный ювелир даже слегка прихватил сэра Фрэнсиса за лацканы потрепанного кафтана.
— Сэр, — взвизгунул банкир, наступая ему на ногу, — вы… вы… вы просто авантюрист какой-то!
— Сэр Фрэнсис, — вторил ему занудный Смит, — вы должны немедленно изложить мне план дальнейших действий…
Благоразумные морские разбойники быстренько затесались в толпу голландцев и солдат, не желая обращать на себя внимание столь сердитых господ. Их примеру немедленно последовал и Уильям, бочком направившись к предмету своих воздыханий, который бросал на него пламенные, но скромные взоры. Ришери, после секундной паузы, тоже предпочел испариться, выбрав для этого шатер главнокомандующего, где, сбросив с себя верхнюю одежду и сапоги, с наслаждением растянулся на кроуфордовской постели.
Таким образом англичанин остался было один на один с яростно наскакивающими на него господами и приготовился дать им достойный отпор в виде длинной тирады, состоящей из витиеватых ругательств. Он даже открыл рот и произнес ставшее впоследствии классическим выражение «А не пошли бы вы на…», как его прервали, бесцеремонно дернув сзади за фалду.
— Сеньор Фрэнсис…
— Какого черта… — обернулся англичанин, намереваясь влепить оплеуху надоеде, но осекся, увидев отца Дамиана, смиренно держащего в свободной от его фалды руке длинные деревянные четки.
— Сэр Фрэнсис, я должен вам сообщить, правда, не знаю, насколько это будет вам интересно, но мне кажется, вы должны знать, что… — мялся монах, розовея от направленных на него свирепых взглядов раздраженных мужчин.
— Ну, — не выдержал Кроуфорд, — не мямлите, святой отец. Что там у вас еще?
— Не знаю как сказать, но дело в том, что леди Лукреция Бертрам жива, — выпалил наконец монах, преодолев смущение.
Трое человек застыли как громом пораженные. Кроуфорд медленно поднес руку к горлу и механически ослабил шейный платок. Кровь отлила от его покрытого загаром лица.
— Что вы сказали? Повторите… — тихо переспросил он, и глаза его сделались вдруг страшными.
— Леди Бертрам жива и находится в плену у отца Франциска! — повторил отец Дамиан, не ожидавший такой реакции.
Первым опомнился мистер Смит. Он схватил Кроуфорда за предплечье и с силой сжал его.
— Вы дали слово, Фрэнсис, — прошептал он. — Я не позволю вам еще раз поставить экспедицию на край гибели.
— Подождите, подождите все, — также тихо ответил Кроуфорд и, высвободив руку, ничего не видя вокруг себя, пошел обратно в лес. Дремавшая неподалеку собака вскочила и засеменила за ним.
— Вы дурак, отец Дамиан! — хором воскликнули банкир и шпион и одновременно постучали себя кулаками по голове.
— И это когда мы почти у цели! — со слезами обиды в голосе вскричал господин Абрабанель и в отчаянии пнул ногой кочку.
— Нашли время для откровений, падре, — устало вздохнул Смит и опустился на срубленное для костра дерево.
— Все погибло! — горестно прошептал банкир и, схватившись за голову, побрел к своей палатке.
До самого ужина никто не смел приблизиться к Кроуфорду. Уильям несколько раз порывался подойти к нему, но, натыкаясь на почерневшие глаза Роджера Рэли, отступал.
Когда от костров потянуло кукурузной кашей и солдаты забряцали своими оловянными флягами, Кроуфорд вышел на освещенную пламенем поляну и остановился, сложив на груди руки. Воцарилась мертвая тишина.
— Я принял решение, джентльмены, — сказал сэр Фрэнсис и медленно обвел взглядом окружавших его людей.
На их лицах смятение мешалось с тревогой, они ждали решения своей участи, ибо каждый из них понимал, что нападение на укрепленную редукцию было безнадежным предприятием. Но перед ними стоял их командир, и ослушаться его они не могли. На мгновение Роджеру захотелось, чтобы каждый из них испытал то отчаяние, ту боль, что терзали сейчас его сердце. Но это было невыгодно. Это было преступно. Наконец, это было просто глупо. Никто не обязан чувствовать то, что чувствует ближний.
— Завтра мы выступаем…
Вздох пронесся по толпе.
— Завтра мы выступаем за сокровищами, — произнес Кроуфорд. — Я надеюсь, что те, кто уцелеет, вернутся домой богатыми и счастливыми. Удачи нам всем, джентльмены.
Прежде чем тишина взорвалась радостными криками, до ушей Рэли донесся тихий женский плач. И он был благодарен за него.
— Все подробности вы узнаете от Мортона и своих офицеров! — перекрикивая радостно галдящих людей, продолжил Роджер. — А пока вам выдадут по полпинте рома!
— Ура! Слава нашему капитану! — заорали десятки глоток. Кроуфорд вышел из освещенного пламенем костра круга и молча зашагал в свою палатку. Он не видел, как побледнел Ришери, как выражение острого сочувствия мелькнуло на лице Харта и как торжествующая улыбка исказила тонкие губы мистера Смита, пока Абрабанель, воздев глаза, что-то бормотал себе под нос.
— Что ж, — шептал он, глядя в беззвездное небо, — я тоже оставил здесь самое дорогое. Не так ли, адмирал? Значит, мы идем в ногу, — и ему чудилось, что он чувствует рядом с собой незримое присутствие своего деда.
Глава 16Жертвоприношение
От зрелища, развернувшегося перед отрядом Кроуфорда, едва он выбрался из тесного ущелья, дух захватывало. Внизу зеленым ковром расстилалась небольшая долина удивительной красоты. Со всех сторон ее окружали тепуи — схожие с римскими колоннами горы с плоскими, как будто срезанными ножом, вершинами. Их склоны были испещрены глубокими трещинами, узкими расселинами и нерукотоворными пещерами. Покрытые пышной тропической растительностью, они производили неизгладимое впечатление. Сочетание желтых и бурых пород, образовавших тепуи, с пестревшей красными и желтыми цветами зеленью, буквально ослепляло яркостью красок. На противоположенной стороне долины, как раз напротив уступа, на котором оказался Кроуфорд со своими спутниками, с горы низвергались сразу три водопада. Их тугие пенистые струи с доносившимся до людей грохотом низвергались вниз, к подножию скал, прямо туда, где теснились невысокие, обветшавшие от времени, оплетенные лианами и заросшие кустарником каменные строения.