– Где ты, мерзкая нечисть?! Выходи!
Эни прижал Окто крепче, отдавая ему всю небесную силу. Серебристый полумесяц продолжит освещать другу путь и не оставит в темноте страхов и отчаяния.
– Здесь его уже нет! Сбежал, наверное, я не чувствую его, – засомневался страж.
– Я тоже не чувствую. Идем искать дальше! – предложил другой.
Шаги отдалились и вскоре затихли.
И тогда Эни выдохнул: Окто больше не грозила опасность. Дыхание друга выровнялось и углубилось. Он успокоился и после засопел. Эни уснул следом, сохраняя нежную улыбку. Он нужен. Он не одинок. Он защитил друга, и он сейчас счастлив.
Эни очнулся на полу, укрытый мантией. Его мантией. Она пахла засушенными цветами и дымом. Казалось, Октавиан сидит рядом и ждет, когда Эни проснется, чтобы вместе пойти собирать плоды в Райских садах. Но силы снова покинули небесного слугу, отчего он ощущал себя опустошенным сосудом.
«Вернутся ли когда-нибудь мои силы?» – вздохнул он.
Като еще не пришел. И ничего не оставалось, как снова погрузиться в сон, представляя вкус медового манго на губах и сладкое пение райских птиц.
Силы вернулись на третий день, и то не полностью. Эни первым делом бросился к священным источникам. Прохладная вода очистила тело и вернула ясность мыслям.
«Давно же я не пел молитвы», – вспомнил Эни, как вдруг над ним нависли грозные фигуры. Стражи. Недоумевающий юноша успел разглядеть свое отражение в начищенных доспехах.
– Прошу меня простить, господа, что так долго купаюсь, – извинился Эни. Он собирался вылезать из воды, но стражи преградили ему путь.
– Предатель, – хором выдали они.
Эни попятился:
– Простите, но я никого не предавал.
Однако слова юноши не убедили защитников небесного порядка.
– Ты скрывал грязного беглеца из Ада, – раздалось из-под серебряного шлема.
«Как они догадались?»
– Но я… – стал возражать Эни. Стражи вошли в воду. – Я никого не скрывал! Вы обознались!
– Ты пахнешь мерзостью, предатель!
– Потому что я вернулся из Ада, как и все! Конечно же, я пахну сейчас не сандалом!
Но стражи не слушали его оправданий. Страх парализовал Эни, и те схватили его.
– Отпустите меня! Отпустите! Вы не имеете права! – вопил Эни. Язык чесался пригрозить им сначала статусом Като. Но Эни передумал прикрываться могучим именем опекуна. Ведь Като не должен ни о чем знать.
– Подождите, дайте мне одеться! – пытался их остановить Эни. Но его мольба снова не достигла ушей говорящих серебряных столбов.
– Пусть все видят, что ты меченый!
– Дайте хотя бы прикрыться!
Первый страж шумно выдохнул и остановился. Другой не отпускал Эни, до боли сжимая ему руку. И вскоре юноша добился подобия набедренной повязки. Страж порвал его лежащую у источника рубашку и прикрыл ноги. И теперь не стыдно шагнуть вперед.
– И я не меченый! Меня укусили!
– Будешь объяснять это господину!
– Что? Какому господину?
Крепкие пальцы впивались в кожу. Ослабленное полуобнаженное тело волочилось по облачной дороге, распугивая крылатых прохожих. Нагота считалась непозволительной. Разрешалось оголяться только в водах купален. И Эни тонул в осуждающих взглядах зевак, в которых так и читалось: «Грязный грешник!»
Кто-то не стеснялся высказываться и охать:
– Такой юный, а уже поддался Тьме! Какой позор!
– Я ничего не сделал! И Тьме я не поддавался! – кричал Эни, но снова в пустоту.
Стражи затащили Эни в незнакомое каменное здание, не свойственное Небесному царству. Оно возвышалось мраморной стелой, совершенно не похожее на величественный дворец Его Святейшества Азарьи. Поговаривали, что строительству царской обители способствовали одаренные боги-архитекторы. Но теперь взор закрывали могучие стены, от которых вдвойне хотелось спрятаться под покровом облаков. Эни съежился. Неужто его ведут в небесную тюрьму?
Стражи привели Эни к каменной лестнице, заломив руки за спиной. Металлические кольца, соединенные цепями, со звоном сомкнулись на запястьях и крыльях.
– Поднимешься до конца, и Его Святейшество помилует тебя, грешник, – обнадежил голос стража.
– Это сколько мне пройти? – спросил Эни.
– Семьдесят семь этажей, – пробурчал страж.
– Это немыслимо! – завопил Эни, безуспешно пытаясь вырваться из оков.
– Либо идешь к нашему господину, либо гниешь во Тьме! – добавил другой небожитель в доспехах.
К горлу подкатил горький ком. Эни сглотнул, собираясь сделать шаг, как невольно поцеловался с холодными ступенями.
– Жалкий грешник! – раздалось за спиной. Иного выбора, как доказать обратное, у Эни не оставалось.
Он собрался с силами и поплелся наверх. От родного белого слезились глаза, но Эни продолжал идти. Еще шаг. И еще один. Пот ручьем стекал со лба. Усталость не вовремя заявила о себе головокружением и онемевшими ногами. Эни в очередной раз поцеловался с камнем и разрыдался. Слезы хлынули из глаз, как и невысказанные слова из уст:
– Да что я сделал такого! Почему я должен страдать?! Я не поддался Тьме и никогда не стану! Я не грешник! Я потерял дорогого брата и все свои силы. Но я все еще Эни! И я все еще служу Небесам! Служу Свету!
Голос дрожал, как и сердце. Вспомнились согревающие слова друга:
«Эни, ты – мой серебристый полумесяц…»
– Окто!
Эни захлебывался в соленой луже. Силы покинули его, а ступеньки теперь казались нескончаемыми. Хотелось слиться с мертвым камнем уже навеки.
«Я не поднимусь, я не смогу», – смирился Эни, как прозвучал нежной мелодией знакомый голос:
«Мы встретимся, и я узнаю: это ты.
И сбудутся мои надежды и мечты.
Пройду вперед без сожалений и обмана…»
«Окто!» – обрадовался Эни.
«Красиво, правда?» – певучесть сменилась яркой ноткой хвастовства, не присущей робкому Октавиану.
«Очень! Я не знал, что ты читаешь стихи», – восхитился Эни. И на мокром лице расплылась улыбка. А сердце освободилось от ледяных оков безысходности, впуская ласковое тепло.
«Это тебе, – прошептал Октавиан. Эни засиял сильнее. Казалось, пустой сосуд наполнился светом. И силы появились, как внезапно друг повысил тон: – Уж точно не вам! Оставьте меня в покое! Я занят!»
«Окто?»
«Я волен отвечать, как пожелаю! И вы мне не указ!»
«Окто», – продолжал звать Эни. Он не узнавал своего скрытного огненного друга. Но Эни беспокоился напрасно.
«Мой дорогой Эни…» – откликнулся Октавиан, и связь оборвалась.
Но теплых слов хватило, чтобы подняться. Эни продолжил свой путь наверх. Еще ступенька. И еще одна.
«Мы встретимся, и я узнаю: это ты. И сбудутся мои надежды и мечты. Пройду вперед без сожалений и обмана…» – повторял про себя Эни. Он представлял их встречу под цветущей вишней. Как стряхивает опавшие лепестки с мантии. Руки тянутся к капюшону и снимают его, открывая наверняка прекрасное лицо. Ведь душа у Октавиана прекрасная, такая искренняя! Эни дарит теплую улыбку, всматриваясь в искры ярких глаз. И пока он размышлял о цвете глаз друга, успел миновать последнюю ступеньку. Сердце наполнилось благодарностью.
«Ты снова спас меня, мой дорогой друг», – просиял он. Но улыбка сошла с лица, стоило заметить стражей в коридоре. Эни и забыл о них. Жалкая тряпка, обмотанная вокруг бедер, напоминала об уязвимости.
«Как я предстану таким перед их господином?»
Стыд расползался по щекам, но хранителей небесного порядка никак не смущала нагота юноши. Они стояли бесчувственные, словно под доспехами скрывалась пустота.
Эни доковылял до стражей и опустил голову.
– Прошу простить меня за неподобающий вид. Я не собирался оскорблять ваш взор… – начал оправдываться Эни, как его перебили.
– Ступай. Его Святейшество Фиус ждет. Он все равно слеп и не оскорбится тобою.
– Но как…
Стражи не дали любопытному юноше выразить мысль и потащили к своему владыке.
Массивные двери распахнулись. Эни представлял облаченного в роскошные одежды царя, восседающего на троне, но никак не худощавого небожителя в обычной белой мантии. Он сидел с прямой, как струна, спиной за столом, заваленным свитками. Вытянутое и строгое лицо правителя покрывали морщины, как у глубокого старца. И только светящийся ромб между бровей, напоминавший голубой топаз, отличал Его Святейшество от простых слуг Небес.
Эни припал к царским стопам, звеня цепями, и взмолился:
– О великий из царей Небес! Какая честь склониться перед вами! Я настолько невежествен, что явился оскорбить ваш чистый взор своею наготой.
– Ты поддался Тьме, – заявил Фиус. Холодный голос отразился мурашками по телу. Эни не смел пошевелиться. Такого позора он за всю небесную жизнь не испытывал. – Врагу нашему, греху и мерзости. Ты осквернил тело и душу. И как же мне помиловать тебя? За что?
Царь давил на Эни железным словом. На хрупкие плечи повесили непосильную ношу позора. Чужого позора. Эни не собирался нести ее. Но и правда бы прозвучала смертельным приговором. Как же скрыться? Эни не единожды называли никчемным. Пусть он таким и предстанет. Он глубоко вздохнул и молвил:
– О великий из царей Небес! Вы правы, я осквернен.
– Носящий гниль на своем теле, за что мне помиловать тебя? – повторил Фиус громко и властно. – Как может пасть столь низко чистый слуга небесный?! Не стыдно ли тебе?
– Стыдно, – согласился Эни.
– Всякий соблазн – гибель для наших чистых душ. Красота и роскошь лишь богам присущи. Мы же слуги Небес, слуги! Мы здесь служим, а не наслаждаемся! Совсем распустил вас Азарья! Поделом ему! Со мной же и капля греха вас не коснется, если вступите на чистый и священный путь служения! – отчитывал Фиус. Пустые глаза сверкали презрением. Эни молча принимал удары колких слов.
– Ты можешь и не служить. Милость моя безгранична! Разрешаю отправиться к отродьям темным и наслаждаться там, тонуть во грехе, сколько пожелает падшая душа. Стоит лишь отречься от Света, от пути своего небесного!