– Да. На верхушке не видать справедливости, Эни. Все хотят жить и наслаждаться. А кто имеет большее влияние, тот и решает за остальных.
– Но раз я племянник самого Светлого Владыки, почему он не прикажет разобраться с этим советником?
Но Маттиас лишь издевательски рассмеялся. Король хохотал так громко, что Эни начал сомневаться в уместности заданного вопроса. Хотелось возразить: «А что смешного я сказал?» – как смех перерос в хрип, а затем в кашель. Эни занервничал и дотронулся до плеча Маттиаса:
– Господин? Господин, вы слышите меня?
Но тот задыхался. Глаза расширились от страха, а вены вздулись на лице и потемнели, исказив его гримасой боли.
– О нет-нет-нет! – взмолился Эни. Кошмарный сон воплощался в реальность. Поддаваться панике, как и размышлять, теперь некогда. Счет шел на секунды. Пальцы нащупали в карманах лепестки, вот только Эни планировал заварить чай, а не давать Маттиасу их жевать сушеными. Но выбирать не пришлось. И как только фатальный симптом проявил себя черной рвотой, Эни поднял пораженного недугом и направился к ближайшему бассейну.
Скверна отравляла все живое, как и божественное – очищало. Только благодаря лечебным измельченным травам Мирая Маттиас не оставил тело по возвращению из Бездны. А лепестки из Райских садов полностью изменили вкус и свойства воды Ада. Эни убедился в этом, попробовав чай из роз в гостинице «Тайное желание». А ведь вода являлась проводником, и что добавляли в нее, то и получали: смерть или исцеление. И Эни собрался приложить все усилия, чтобы спасти ближнего.
– Держись, мы справимся, мы справимся, – шептал Эни, аккуратно опуская Маттиаса в неглубокий бассейн. И пахучая вода неохотно поглотила бесчувственное тело, оставив шею нетронутой. Мокрые ладони зачерпнули по горсти бутонов из карманов и разбросали по импровизированной купальне. Коснувшись водной глади, райские цветы засияли золотом. Увиденное очаровало бы Эни, будь то простая прогулка по саду, но никак не в минуты отчаяния. Слуга погрузился в воду следом, и пламя погасло. Тьма заполнила земли, лишив живительного тепла.
Райские бутоны плавали мертвыми рыбами, освещая погруженное в воду тело. Эни добрался до Маттиаса и прижал к себе. Сердце разрывалось от крика.
– Нет! Нет! Прошу, не оставляй меня! Не оставляй! – всхлипывал Эни. Чуда не произошло. Цветы оказались светящейся декорацией, лишенной лечебных свойств.
– Пожалуйста, позволь мне послужить! Пожалуйста, – отчаянно умолял Эни, погружая Маттиаса под воду, надеясь, что тот наглотается розовой воды и очнется. Раз за разом с плеском в душе тлели остатки веры в удачное исцеление. Но черные вены не исчезли с изможденного лица, как и рубиновые глаза не распахнулись.
– Пожалуйста, живи! Я не буду петь тебе молитвы! Я не пущу тебя! Не пущу! – дрожал голос от истерики.
Слезы ручьями стекали по щекам, смешиваясь с водой из бассейна. Надежда покидала Эни, как душа – тело ближнего.
От разрывающего сердце горя мерещились чужие крики. Эни касался губами холодной переносицы, пытаясь вдохнуть в лунную печать хотя бы частичку жизни. Но ближний так и не открыл глаза. И тогда Эни отчаянно закричал, будто Маттиас мог услышать его безутешный плач:
– Мой дорогой Маттиас, прости меня за все! Я был так глуп и неблагодарен, что судьба решила забрать тебя навечно. Я так и не успел тебя поблагодарить за все… – признался он, и тут его внезапно ослепила трехцветная вспышка. Не успевший остыть воздух нагрелся и разжег угольки потухшей надежды.
Он явился дерзким пламенем. Агни послушно обвилась вокруг хозяина, подобно змее. Эни завороженно замер, наблюдая за возвращением спасительного тепла в погибающий мир. Лукиан остановился у водоема и, звонко выругавшись в излюбленном стиле, рухнул на колени от бессилия.
– Лу! – позвал Эни, прижимая Маттиаса сильнее.
– Какого святодеятеля! – прохрипел друг. – Он обещал мне, что не помрет! Какого благонравного здесь произошло! Почему ты не спас его?!
Эни не знал, что ответить. Он не собирался отпускать душу Маттиаса из тела. Эни уже жалел, что ничем не привязал его и изучение запретных практик оказалось пустой тратой времени. Он обреченно вздохнул, глотая с солью горечь предстоящей скорби, как вдруг свечение цветов померкло. Красные лепестки почернели, впитав скверну. Вода стала кристально-прозрачной, как купальни Райских островов. Сладкий запах роз забился в ноздри и разогнал приятное тепло в груди. И на глазах недоумевающего Лу Эни погрузился с Маттиасом под воду, пока сам не начал захлебываться.
«Ты будешь жить! Мы справимся! Мы справимся!»
Эни вынырнул из бассейна, жадно глотая цветочный воздух. Маттиас не издал ни звука. Но черная паутина смерти смылась с лица, вернув прежний облик, и губы побагровели…
Он очнулся в своей постели. Непривычная дрожь пробежала по телу. Маттиас никогда не мерз. Он был горячим, как потрескивающее в камине полено. Горел факелом целую вечность, согревая собственный мир. И теперь Его Темнейшество ощущал себя погасшей свечей.
«Где мое пламя?» – ощупывал себя он. Пальцы судорожно коснулись переносицы. Бугорок в виде полумесяца еще чувствовался. Лунная печать, связывающая правителя с миром, осталась, как и голоса напуганных жителей. От их криков разболелась голова.
«Что происходит! Что со мной?!» – недоумевал Маттиас. Невообразимо, чтоб огненный предок лишил своей всемогущей силы послушного и ответственного потомка.
Агни – его отец, его сила и смысл жизни – предал его, как и все бессмертные. Единственная, кому он доверял, сбежала пугливой девчонкой из неугодного тела. Ничто не вечно, даже собственное пламя. Ах, до чего же иронично!
Маттиас пытался подняться, но слабость крепко приковала его к постели. Сил хватило только беспомощно ворочаться в надежде, что ледяной кошмар закончится. Но нет. В жизни Его уже Не Темнейшества он только начинался.
«Как мне жить теперь? Что мне делать?» – сходил он с ума, переворачиваясь с одного бока на другой. Возвращаться пропавшим без вести исполнителем желаний Октавианом равносильно позорной казни. От одной мысли, что превеликому королю – лидеру Межмирового рейтинга, яркой звезде и желанному красавцу – придется полуголым подавать чай и массировать стопы собственным подчиненным, чиновникам и простым жителям, выворачивало наизнанку. Да и Прима вряд ли примет к себе. Она на дух его не переносит. Даже к наставнице податься стыдно. Мерзкое состояние безысходности заставило съежиться. Нет, уж лучше умереть, чем прислуживать извращенной и жадной Элите тем, кем он был до коронации. Маттиас силой качнулся в сторону и, к счастью, упал на пол. Оставалось дотянуться до горячих ножен фамильного клинка Солнца, что вспорол не один королевский живот. Маттиас прекрасно знал о вечных страданиях неупокоенных душ королей, намеренно прервавших свою жизнь. Но и позориться он больше не мог. Некуда. Король, не удерживавший собственное пламя, – уму непостижимо. За одни лунные сутки Маттиас потерял имя, статус, родню и смысл существования. И собственная жизнь теперь не казалась значимой потерей. Ему было уже плевать. Дрожащие пальцы тянулись к металлу, спрятанному под кроватью. Маттиас напрягся, что было сил, дабы схватить желанный клинок, как дверь распахнулась. И вошел он спасительным светом. Серебряный полумесяц. Эниан.
Фамильный кулон Малиев гордо поблескивал на груди. Шелковая ткань благородно струилась. Черные волны волос посветлели, вернув здоровый серебристый блеск, а в ухе покачивалась хрустальная подвеска. Маттиас замер, ослепленный величием будущего Светлого Владыки. И только большие глаза цвета аметиста выдавали в нем юного и близкого его душе Эни. Эни, которого он, никем не признанный Октавиан, еще задолго до Войны Первых уровней Небес и Ада и коронации, встретил в день своего совершеннолетия…
Госпожа Камелия привела его на Райские острова. О таком подарке на совершеннолетие Октавиан и мечтать боялся. Так пожелал мудрец Рави. Сама луноликая богиня любви вела его за руку в сопровождении юных дев, не уступавших ей по красоте. От них сладко пахло цветочными маслами, которые стоили как корона Малия Третьего. И сами девы носили венки и гирлянды из ароматных золотистых бутонов.
Одетый в красное – цвет роскоши и страсти – юный исполнитель желаний собирал на себе любопытные взгляды богов, полубогов и их слуг. Не привыкший к чужому вниманию огненосец молил провалиться под облака от смущения.
Никто не знал, откуда прибыл загадочный гость. Широкое кольцо сдавливало шею, не позволяя пользоваться огнем. Октавиан ощущал себя потухшей свечой, но таково было условие богини. Черный шелк волос надежно прятала ткань, скрученная в тюрбан, а смуглое лицо скрывал капюшон. Госпожа Камелия предупредила о губительном для глаз жителей Нижних миров солнечном свете, и Октавиан смотрел только себе под ноги.
Вскоре эти же ноги увели гостя в райскую рощу, где промелькнул хвост диковинного существа – птицы. Красочное оперение павлина заманило Октавиана вглубь. Ткань зацепилась за ветки и соскочила с лица, открыв взору живописный пейзаж. Небесная лазурь вскружила голову и повалила юношу на траву. Октавиан разлегся на изумрудном ковре, вглядываясь в бесконечную синеву. Но Рай стал Адом, когда глаза пронзила тысяча раскаленных игл. Юноша завопил от резкой боли и закрыл лицо ладонями. Ослепленный и беспомощный, он расплакался, как маленький ребенок. Соль разъедала глаза, вырывая из груди крики.
– Больно! Как же больно! – рыдал он, глотая кровавые слезы.
Плач заглушил шелест травы. Как вдруг кто-то робко обнял за плечи, и нежный, как облако, голос коснулся уха:
– О чем плачешь, мой друг? Как мне помочь тебе?
Но Октавиан не понял незнакомца.
«Кто такой друг?» – удивился огненосец. Но произнести смог только:
– Мои глаза… – Глаза.
– Пойдем со мной. Я знаю, кто поможет тебе.
– Поможет… мне?
И Октавиан следовал за чужим голосом, сжимая холодные пальцы. Трава щекотала обнаженные стопы, пока ее не сменила гладкость ковра.