– Ложись, – ласково молвил незнакомец, – и доверься мне, я сейчас приду. Я не брошу тебя.
«Не брошу тебя», – прозвучало обнадеживающим эхом. Так Октавиан и уснул.
Резкий травяной запах разбудил гостя, как и скрипучий голос:
– Открой глаза.
И веки сами распахнулись. Очертания чаши и руки с трудом угадывались, но Октавиан доверился целителю и не прогадал.
– Ай-ай-ай! Где ж ты так, сынок, глаза свои поранил? Ожог у тебя, и сильный!
Но Октавиан молчал. Нельзя раскрывать свою огненную натуру.
– Я не знаю, – вздохнул он.
– Ай-ай-ай! – причитал лекарь. – Потерпи, сынок, промою глаза твои. Продолжай вверх смотреть.
Вода тонкой струйкой коснулась раны. Октавиан поначалу щурился, боялся. Но под охи лекаря все же заставил себя распахнуть веки снова.
– Такой юный, прям как Мирай мой. Но больное тело у тебя, больное. Укрепляй его практиками, вкушай плоды целебные.
Октавиан тихо вздохнул. Неужто госпожа Камелия позвала его на Райские острова лишь исцелиться? Исполнитель желаний надеялся впечатлить прекрасную богиню блестящим умом и харизмой, а в итоге едва не ослеп от собственной глупости. Как идиот погнался за диковинной птицей с перламутровыми глазами на хвосте и своих чуть не лишился. Но таинственный спаситель заметил его вовремя сквозь паутину веток. И с каждой каплей воды боль уменьшалась.
– Закрой глаза, сынок. Ты молодец, стойкий. Таких удача любит. Терпеливых, – хвалил лекарь. Октавиан бы с ним не согласился, но возражать не стал. Хотелось скорее поправиться, пообщаться с госпожой и вернуться в родной подвал.
– Эниан, подай настой, – окликнул лекарь помощника. И прозвучал нежный голос спасителя:
– Конечно, господин Аскле.
– Я же просил тебя, сынок, называть меня дядюшка Аскле.
И мокрая ткань легла на веки. Ее цветочный запах успокаивал.
– Береги друга своего, Эниан. Совсем хрупкий он, – наставлял Аскле.
– Я глубочайше признателен вам, Ваше Целительство, – ответил Эниан. Его голос убаюкивал, ложился мягким покрывалом. – Я все сделаю для его выздоровления.
«Да кто же такой этот «друг»?» – задумался Октавиан. Чья-то ладонь накрыла его пальцы.
– Я буду рядом, мой друг.
И Эниан сдержал слово. Он не отпускал его руки, пока тот спал. А в моменты бодрствования поил фруктовым нектаром. Октавиан не понимал столь трепетной заботы о незнакомце. В мире, где правят пороки, о добродетелях никто не слышал. И когда травяной настой забился в уголки глаз, стекая с куска ткани, гость не выдержал и спросил:
– Кто ты такой?
– Твой небесный дух-хранитель, – тихо ответил Эниан.
Октавиан надеялся, что тот шутит. Какой-то дух спас огненосца в роще Райских островов. Позор, не иначе. Да и откуда белокрылый появился в этой обители наслаждения? В отличие от богов, небесные слуги противились удовольствиям. И разговаривать Октавиану с белокрылым спасителем не о чем. Хотелось подколоть его, поиздеваться.
– Зачем ты помогаешь мне?
– А почему я не должен помогать тебе? – удивился Эниан.
– Ты меня совсем не знаешь, – продолжал бессмысленный диалог Октавиан. Но белокрылый не сдавался:
– И что с того?
– А если я плохой?
– Плохие не попадают на Райские острова.
Больной язвительно рассмеялся. Наивный белокрылый пригрел на груди змея-искусителя, совершенно об этом не догадываясь. Хотелось добавить: «Но я же попал!» – но другие слова выскользнули из оскверненных уст:
– А если я только притворяюсь хорошим?
Дух тихо вздохнул. Огненосец утомил его вопросами.
«Ну давай, брось меня! Я же нечисть! Враг твой!» – начал ликовать Октавиан, но Эниан поразил его:
– Тогда время рассудит…
И время, проведенное с непорочным юношей, очистило черную душу. Да и глаза полностью исцелились. Исчезли боль и жжение.
Октавиан медленно приоткрыл веки, надеясь встретиться со своим духом-хранителем, но лишь уткнулся в пустую стену шатра. Как оказалось, все проведенное в лежачем состоянии время больной нежился на роскошном ложе, усыпанном лепестками. Только не романтики желал Октавиан. И стоило подумать о таковой, как белоснежный тюль внезапно шелохнулся, и вошла она.
Столь изящная походка розоволосой девы приковала взгляд. И сама незнакомка была хороша. Пышные локоны едва касались хрупких плеч. Аппетитные формы возбуждали сильнее афродизиака, что в виде золотистых бутонов свисал гирляндой на груди и покрывал макушку венком. Гость облизывался, рассматривая округлости под полупрозрачной струящейся тканью. Ах, эта тряпка была явно лишней на очаровательной прислужнице Камелии. Как же хотелось заманить деву в свои ядовитые сети, но та не оказалась наивной глупышкой. Она властно смотрела на него сверху вниз. Октавиан уже сам начал растекаться, теряя из-за вожделения контроль, как пальцы коснулись подбородка и притянули голодного огненосца к себе.
– Госпожа искала тебя, Восьмой, – произнесла прислужница. Ее светло-голубые, почти прозрачные глаза гипнотизировали и манили.
– Вот он я, – игриво откликнулся Октавиан, мысленно раздевая деву.
Она одарила его легкой улыбкой и поманила за собой:
– Идем со мной.
Но Октавиан резко схватил ее за бедра. Нетерпеливые пальцы пролезли под платье, касаясь нежной кожи. Дева простонала и напряглась. Она сбросила полупрозрачное одеяние, отдаваясь гостю, как подношение на алтаре. И Октавиан принял райский подарок, медленно изучая поцелуями ее изгибы. Хотелось наслаждаться ею и не отпускать. Он ласкал ее пальцами и губами, усиливая девичьи стоны.
«Какая вкусная. Вся. Так бы и съел, будь моя воля…»
Казалось, он сам на пределе.
Красавица тоже не сдерживалась. И, вцепившись пальцами в плечи юного любовника, дошла до края. Сладкие игры послужили началом страстного знакомства. Дева оседлала гостя, позволив ощутить тепло, и они познали друг друга. Он сжимал ее грудь, пока она достигала экстаза, сидя верхом. То был его первый раз. И хотелось еще и еще. Сама красавица была не против, лаская его слух мелодичными стонами.
Ее звали Мелисса. Октавиан возжелал ее с первой встречи и продолжал разделять с ней ложе и последующие дни. Тела и пальцы сплетались в единую гармоничную картину. Юноша чувствовал себя удовлетворенным и счастливым, нужным. Он целовал красавицу до одышки, прижимал к себе трепетно, как родную. Был готов жениться, а Мелисса не спешила. Но и его пребывание на Райских островах не предполагалось вечным. Октавиан не выходил из шатра неделю, боясь встретиться с беспощадной синевой неба. Мелисса развлекалась с гостем, и не более того, когда тот хотел большего, хотел остепениться.
Стены шатра в который раз впитывали стоны. Мелисса, прерывисто дыша, рухнула на крепкую грудь Октавиана. Губы потянулись к любовнице, как та напряглась. На милом лице читалась озадаченность.
– Окто, как тебе удается так долго сдерживаться?
– О чем ты, ненаглядная?
– Ты за все время ни разу не… Я не видела ни капли твоего семени, – недоумевала она.
– Не понимаю, в чем проблема, – ухмыльнулся он, ласково убирая пряди любовницы за ухо.
– Ты не планируешь продолжать свой… огненный род? – поинтересовалась Мелисса.
– Как выйдешь за меня, так и продолжу.
Прислужница богини отстранилась и помрачнела, а недовольство придало девичьему голосу резкости.
– И жить мы будем в твоем адском пекле?
Октавиан задумался. Приглашать будущую жену из Небес в пыльный подвал совершенно не хотелось. Да и в Аду не росли деревья и кустарники, не водились диковинные существа. Мир напоминал выжженную пустыню с руинами. Только Элита не знала забот, прячась за золотыми стенами.
Но Октавиан не собирался позориться перед очаровательной девой. Ложь лилась из уст спасительными речами:
– Для тебя, дорогая, я создам свой Рай.
Но Мелисса не попалась на искусную уловку.
– Окто, ты, конечно, красив, но не настолько, чтобы ради тебя я бросила родной дом и спустилась в нищий мрак. Я – небожительница. Для меня темнота губительна, как и для тебя – свет солнца, – возразила она. Губы надулись и стали еще соблазнительнее. И слова девы нисколько не ранили его. В отказе юноша расслышал дерзкие нотки вызова и принял его:
– Богатство моего мира не уступит вашему Раю. Ты будешь чувствовать себя как дома, Мелисса.
– Ты мечтатель, Окто, – вздохнула она и подхватила платье. Заботливый любовник помог завязать шелковый пояс на тонкой талии.
– Я стану самым великим из всех властителей огня Первого уровня Ада, – не успокаивался он. Пальцы скользили по ткани, как и в первую встречу. Но Мелисса убрала наглые руки и немедля скрылась за шатром.
– Ты будешь моей! – кричал он вслед. Ногти впились в кожу. Белый цвет угнетал, как и нахождение в чужом мире. Без секса Рай казался пресным. Страсть потухла, оставляя после себя едкий дым разочарования. И родной подвал манил обратно. Октавиан накинул мантию и спрятал под тюрбаном прямые волосы. Следовало быть осторожнее: не обманываться диковинными тварями и избегать цепких веток. Он дрожащими пальцами распахнул тюль и шагнул вперед. По привычке щурясь от яркого света, огненный гость шел дальше в надежде найти госпожу Камелию и добраться до врат.
Ноги привели его к пышным кустарникам, усеянным цветами. Бутоны сладко благоухали, привлекая крошечную живность с пестрыми крыльями. Шустрая, она маячила перед глазами, пробуждая природную дикость огненосца. Октавиан поймал одну тварь и зажал ладонями. Она отчаянно билась крыльями, щекоча кожу, моля о пощаде. Но хищник только забавлялся, предвкушая хруст миниатюрного тельца.
– Что ты делаешь! – вдруг раздался сзади знакомый голос. Октавиан оглянулся и встретился с ним – хрупким юношей на голову ниже. Его мантия ослепляла, как и тянущиеся к плечам короткие серебристые локоны. В больших глазах читалась жалость. Неудивительно, что он решил спасти заблудившегося огненосца. Небесные слуги – они ж такие, всем сострадают.
– Отпусти бабочку, – надулся Эниан. – Отпусти. Она хочет жить.