– Бабочка? – ухмыльнулся Октавиан. – Что это?
– Отпусти ее, – не унимался белокрылый, – не губи.
И ладони раскрылись. Замученная бабочка расправила крылья и вспорхнула. Перламутровые крылья засияли на свету самоцветами.
«И как я только подумал изуродовать такую красоту?»
Хотелось забрать крылатое создание с собой, как и раскрывшиеся бутоны. Но бабочка уже выбрала себе хозяина, приземлившись на вытянутый палец духа. Эниан расплылся в беззаботной улыбке, неведомой гостю из Ада. И темное сердце вздрогнуло. Белокрылый заразил его радостью, и уголки губ сами растянулись вверх.
– Живая природа прекрасна, не правда ли, мой друг? – восхищенно молвил Эниан. Большие глаза по-детски заблестели. Он отпустил бабочку и с теплотой взглянул на Октавиана. Пальцы нежно коснулись причудливых бутонов. – Если мы будем грубы с ней и живыми существами, останутся только пустота и боль. Мы должны бережно относиться друг к другу. В сострадании и заботе наше счастье.
От его возвышенных речей на языке осела горечь. Хотелось скорее сплюнуть ее, очиститься от благого, только ноги словно приросли к райской земле.
– Как твои глаза, мой друг? – поинтересовался белокрылый. Октавиан неохотно ответил:
– Вижу, как ты заметил.
– Я рад, – улыбнулся Эниан и добавил: – Я переживал за тебя. Ты не выходил из шатра.
– Со мной все в порядке, – отрезал Октавиан. От внимания белокрылого начало потряхивать.
– Я хотел проведать, но не хотел мешать вам с Мелиссой, – оправдывался Эниан. Он спрятал взгляд под пушистыми ресницами и робко продолжил: – Прости, если подумаю плохо о тебе, но… Ты не обижал ее? Она… кричала.
Предположения неграмотного в любовных делах небесного слуги вызвали язвительный смех.
– Кричат не только от боли, знаешь ли, но и от удовольствия тоже… – стал посвящать во взрослые дела Октавиан, как щеки юного собеседника побагровели. – Вырастешь и тоже начнешь развлекаться. Может, какая из богинь приглянулась тебе?
Эниан поджал губы и отвернулся к розам. Голос опустился на тон:
– Никакая не приглянулась. Они мне все как старшие сестрицы.
– Но красивые же, – подколол его Октавиан.
– Красивые. Но все же лишь сестрицы.
– И неужели не хочется развлечься с ними? В Раю же все наслаждаются, верно?
– Мне неинтересны удовольствия. Я служить хочу, – упрямился Эниан.
– Вырастешь и изменишь свое мнение. Женщины дурманят похлеще вина. Хлебнешь разок и не остановишься.
Но белокрылый не собирался сдаваться:
– Я не хочу ни женщин, ни удовольствий.
– Тогда чего же ты хочешь? Я могу исполнить любое твое желание!
Эниан с надеждой взглянул на притворщика:
– Меня волнует только мой брат. Он болен и не может проснуться. Если ты умеешь исцелять…
– Ох, нет! – перебил его Октавиан. Меньше всего он разбирался во врачевании. – Я не умею.
– Тогда мне не нужно ничего, мой друг.
«Вот же глупец!»
Святость белокрылого раздражала. Было б куда приятнее, если бы тот помалкивал.
– А как тебе Райские сады? Тебе нравится здесь? – поинтересовался Эниан.
– Сады… – повторил Октавиан, вздохнув. Насладиться уникальностью райской природы он не успел.
– Ты, наверное, так и не увидел ничего. Идем, покажу тебе свои любимые места! Сначала покажу сады, а затем водопад, – предложил Эниан и повел гостя за собой. На пути к неведомым садам кустарники сменились фруктовыми деревьями. Спелые плоды и ягоды соблазнительно свисали с веток. Эниан сорвал крупный вытянутый плод и протянул его Октавиану:
– Угощайся! Это манго. Я поил тебя нектаром из него.
Октавиан кивнул и принял угощение.
Эни показывал причудливые скопления цветов на земле – клумбы и мраморные скульптуры и колонны. Прохлада фонтанов зазывала искупаться, но Октавиан боялся выдать себя, ведь об истинном обличье гостя знали только госпожа Камелия и ее прислужницы. Пройдя уютные беседки и полупрозрачный пруд с очередной живностью, которую Эниан обозвал рыбками, юноши оказались на лугу. Воздух напитался влагой потока воды, объятого могучими скалами. Эниан уселся средь цветов и позвал Октавиана. Тот расположился возле белокрылого, продолжая сжимать пальцами манго. Шум так называемого водопада успокаивал. На лице Эниана сияла блаженная улыбка.
– Это мое любимое место. Я чувствую себя здесь таким умиротворенным и счастливым!
Октавиан молча уставился на угощение. Он и не помнил, был ли он когда-то счастлив, разве что в постели с Мелиссой. Разные все же у него с Энианом представления о счастье.
– Тебе нравится здесь, мой друг? Ой, я совсем забыл представиться! – Щеки побагровели, и его смущение позабавило Октавиана. – Я – Эни, а ты?
– Я Восьмой, или Октавиан, – сухо ответил он и с жадностью впился в гладкую кожу плода. Медовый сок потек по губам. Эни продолжал вглядываться в пустоту и улыбаться, как дурачок.
– Рад знакомству с тобой, Октавиан. Буду звать тебя Окто.
Гость догрыз сладкую мякоть до косточки. Перекус восполнил силы. Казалось, тело окрепло, а зрение стало острее. Октавиан заканчивал с угощением. Эни блаженно пребывал в себе. Неустанно шумел водопад. Каждый молчал о своем, и в этом таилось хрупкое очарование.
– Эниан, Октавиан. Наши имена заканчиваются одинаково. И это так интересно… – зевая, нарушил тишину Эни. Гость задумался.
В беззаботных речах небесного слуги прозвучала нотка трагизма. Но сам Эни уже мирно сопел, пока Октавиан крутил обглоданную косточку и размышлял. Святоша уже не раздражал, напротив, рядом с ним царило спокойствие.
– Я тоже рад, что встретил тебя, Эни, – признался Октавиан, и его белокрылый знакомый проснулся. Его неловкость снова окрасила щеки и заставила Октавиана улыбнуться.
– Прости, я… Я не помешал тебе? – поежился небожитель.
– С чего бы ты мне мешал? – удивился Октавиан. Большие глаза собеседника рассматривали косточку.
– Ты ведь можешь посадить ее в землю, и вырастет такое же дерево.
– Правда? Такое возможно? – не верил своим ушам Октавиан. Неужели он сможет забрать кусочек Рая себе и создать нечто прекрасное? И тогда Мелисса задумается над своими словами и станет его богиней, а затем и женой.
– Конечно! – обрадовал Эни.
– А если я хочу… свой собственный сад? – не унимался он.
– Это же замечательно! – сияя, воскликнул Эни и вскочил. – Я могу достать тебе семена, если хочешь.
Предложение белокрылого воодушевило и наполнило Октавиана энтузиазмом.
– Хочу, очень хочу!
– Тогда нам следует вернуться. Травами и плодами заведует дядюшка Аскле. В Раю же все целебно, дорогой Окто, – поторопил Эни.
И от нежных слов черное сердце дрогнуло.
«Дорогой Окто», – никто не называл его с таким трепетом. Привыкший к «Восьмерке» и «Восьмому», он не знал другого. Откуда в этом наивном мальчишке так много почтения к едва знакомому существу? Неужели все небесные слуги такие добрые?
Но ответ парил в воздухе, наполненном ароматом роз. Эни провел Октавиана до сада, а сам отправился к Аскле. И пока добродушный знакомый выпрашивал у божественного лекаря семена фруктовых деревьев, гость жадно обрывал кустарники. Руки набивали карманы мантии душистыми цветами и лепестками. Хотелось забрать как можно больше даров всеисцеляющей райской природы с собой.
Эни прибежал к Октавиану, сияющий от радости, а в руке бледнел льняной мешочек.
– Дядюшка Аскле разрешил! – победно произнес он и протянул подарок гостю. – Вот, это тебе, мой дорогой друг. На память из чудесного Рая!
– Я признателен, – ошеломленно поблагодарил Октавиан, приняв мешочек. Искренность и лучезарность мальчишки удивляла все больше и больше.
«Ты столько делаешь для меня, когда и понятия не имеешь, кто перед тобой. Насколько мы разные, Эни».
– Только обещай мне, что создашь такой же чудесный сад.
– Обещаю, – кивнул Октавиан и нерешительно спросил: – А ты… придешь в мой мир посмотреть на него?
– Конечно! Если ты пригласишь, – согласился Эни. Его улыбка освещала и так благостное место. Октавиан не ощущал себя брошенным, как после отказа Мелиссы, но догадывался, как отреагирует небожитель, если узнает о заброшенном и диком мире.
Как вдруг раздался чужой резкий голос за спиной:
– Эни, вот ты где! Я искал тебя!
Октавиан повернулся и сквозь капюшон уткнулся в контрастное синее одеяние незнакомца. Выраженная челюсть указывала на властный характер, а спадающие хаосом на лоб короткие пряди говорили о легкомысленности. Шея и запястья тяжелели от бусин. От ярких красок рябило в глазах. Юноша казался диковинным, как и цвет его волос – темно-синий, если бы небесная лазурь потемнела на несколько оттенков. Прозрачные глаза божества с любопытством скользили по притворщику. Цветочный воздух разбавило напряжение.
– Здравствуй, Ниро! – поприветствовал Эни и указал на Октавиана. – А это Окто, мой друг. Он не так давно на Райских островах. Окто, это Ниро. Тоже мой друг. Ниро живет здесь, а еще он создает волшебные иллюзии и умеет стирать память! И плетет чудесные украшения!
Эни рассказывал о своем приятеле так увлеченно, что начало подташнивать.
– Есть такое. А ты что умеешь? – поинтересовался Ниро. Октавиан не стал отпугивать небожителей и солгал:
– Ничего не умею.
– Скромность обогащает, не так ли? – отметил Ниро. Но Октавиан молчал. И тогда синевласый позвал Эни смотреть новые украшения:
– Я там всяких разных браслетов насобирал и ожерелья. А еще серьги. Хочешь, покажу?
– Хочу, – отозвался Эни. – И Окто пойдет с нами, правда?
Октавиан неохотно согласился. Он чувствовал себя лишним. Но раз Эни позвал, то глупо отнекиваться.
Юноши покинули Райские острова. Всю дорогу до ярмарки синевласый Ниро не затыкался и как павлин махал ярким хвостом, хвастаясь достижениями за неделю в ювелирных делах и создании иллюзий. Раздражал. И Октавиан мысленно скалился, пока ноги вели его в такт шагам небожителей. Эни шел посередине, держась за руки с друзьями. Октавиан так и не понял значение слова «друг». Возможно, Эни когда-нибудь объяснит ему, если они встретятся снова.