– Люди слушают, потому что у них нет выбора, – отважилась возразить Сара. – Ведь это медиа учат людей, а не наоборот.
– А у нас именно наоборот. И это проверено. Культура шагнула на улицы. Ты бы очень подошла для радио с твоими недостатками речи, – рассмеялась Ева, выключила чайник и наполнила чашки. – На телевидении каждый шепелявит или говорит в нос, мода такая.
– Спасибо, – Сара протянула руку к кофе.
– О нет. Это для Рафала и для меня, а ты себе сделай сама, я тебе показала где. – Ева повернулась… и оставила изумленную Сару на маленькой кухне.
– Ну и как? – Громкий голос Идены звучал в телефонной трубке как колокол.
– Отлично, – бодро ответила Сара. – В целом неплохо. Знаешь, там, конечно, есть перспективы, но сейчас пока…
– Понятно, что тебе сразу, конечно же, не дадут сделать свою передачу. Но пока подожди, потерпи. Держи при себе пару задумок, и увидишь, что все будет хорошо. А люди как, хорошие?
Сара сглотнула.
– Понятно. Конечно, я спрашиваю глупость, всюду есть и хорошие, и плохие. Но я так рада, что у тебя наконец-то есть занятие!
– Я тоже так рада… – сказала Сара, положила трубку и расплакалась.
Сара опять сидела в кафе. Ее переполняла злоба – не на кого-нибудь, а на себя. Это просто немыслимо, что она так поддается Магде! Та из состояния «немести» Петру перешла в «я ему покажу, найду другого, в тыщу раз лучше», то есть речь шла о поиске заместителя. Она часами просиживала в интернете, а потом тащила Сару, «чтобы кто-нибудь мне объективно сказал, стоит ли, потому что я в стрессе».
И каждый раз повторялось все по кругу. Будто бы случайно, Сара сидела по просьбе Магды в каком-нибудь кафе, чего она просто не выносила, ей казалось, что каждый на нее пялится, в кафе входила Магда с очередным женихом и, увидев Сару, с выражением кричала: «О, а ты что тут делаешь?» Потом следовало:
«А мы можем к тебе присесть?» И никого не касалось, а меньше всего Магды, как Сара себя в этой роли чувствует.
На этот раз не должно было быть лучше, к сожалению.
Магда появилась в дверях с мускулистым таким мужиком, внешность его говорила: «Я не умею думать, я умею поражать своим видом».
Торс тесно облегала голубая рубашка, темный чуб слегка торчал вверх, взглядом победителя он охватил всех присутствующих, не исключая Сару, двух официанток и трех мужчин. Магда наметанно выбежала перед ним и привычно закричала-захлопотала:
– Ой, Сара, что ты тут делаешь? – и обняла ее так порывисто и радушно, как тетю, которую сто лет не видела.
– Камил, это Сара, моя горячо любимая приятельница, – она повернулась к рубашке, в которую был вбит мощный торс. – А это…
– Я Камил, – протянул руку Саре голубой торс.
– Можно присесть? – защебетала Магда, и у Сары аж заурчало в животе. У нее были на сегодня планы.
Она смотрела на Магду слегка потрясенно – впервые она была под таким сильным впечатлением от мужчины. За последнюю неделю та встречалась с четырьмя, и всех четверых она должна была показать Саре.
– Да, он Камил, – как-то совсем ни к чему подтвердила Магда, и они уселись.
Камил обводил взглядом кафе. Беседа не клеилась, потому что ее попросту не было.
– Ну, вот Камил… плавает, – начала Магда, и Сара влет догадалась, что Магда в таком состоянии, что вот-вот закипит. Приятельнице необходимо помочь, поэтому Сара через силу изобразила чуточку заинтересованности.
– Плавает?
– На спине на двести метров, – добавила Магда с гордостью, как будто все это сотворила она: и на спине, и метры, и плавание, и прежде всего самого Камила.
– Это интересно… – Сара повысила голос, хотя плавание казалось ей абсолютно не интересным занятием, и взглянула на Камила. Теперь он ее одарил взором и важно изрек:
– Ну.
Пиф-паф
– Ключи оставь в студии номер два, когда будешь уходить, – наказал Рафал и закрыл за собой дверь. Наступили сумерки… за окнами разливался фонарный свет. Саре стало не по себе. Она осталась одна – раньше такого с ней не случалось. Она огляделась вокруг, будто первый раз оказалась в этой комнате. Режиссерская без людей выглядела вполне нормально, хотя была захламленной. Сара убрала с пульта управления немытую кружку из-под кофе. Рафал всегда все бросал там, где стоял или сидел.
С брезгливостью выбросила коробки из-под продуктов с пятнами жира и уселась за своим столом. Уложила бумаги. Напечатала список музыкальных произведений на следующий день. Нужно только отвечать на телефоны – и ничего больше. Телефон не звонил ни разу. Сара спокойно заглянула во все ящики, вытерла их мокрой тряпкой и протерла сухим бумажным полотенцем.
Уложила старые планы, которые нашла в нижнем ящике, рассортировала соответственно датам. Нашла старые заявления о работе. Некоторые еще с прошлого года, отложила на завтра, чтобы спросить, что с ними делать.
Протерла от пыли другие столы – любое занятие лучше, чем ничегонеделание. Сняла телефонную трубку, сигнал был, значит, телефон исправный. Почему никто не звонит? Она воображала себе, что телефон будет звонить без устали, а она, взяв трубку, будет неизменно отвечать: «Радио Амби слушает», что она наконец-то будет кому-нибудь нужна. Что будут звонить одинокие люди, которых никто не любит, которым необходима помощь, совет. Или спросят ее о чем-нибудь, а Сара, хоть в общем-то на это и не подписывалась, ответит. Она знала много. И эти знания оказались никому не нужны.
Она посмотрела на часы над окном, было девять пятнадцать, секундная стрелка, двигаясь маленькими скачками, сделала круг.
Интересно, может ли она выйти в коридор? В конце коридора стоял автомат с кофе, кухня наверняка закрыта, она не подумала заранее, что ей захочется есть в это время, еды у нее не было никакой, а, к примеру, горячий вкусный шоколад ей бы сейчас оказался кстати.
Если оставить дверь открытой, то телефон будет слышен. Минуту подумав, она открыла дверь. Коридор был пуст, по обе стороны справа и слева двери, длинный ряд дверей, и все закрыто. Никого нет. Студия номер два размещалась этажом ниже. Проникни сюда какой-нибудь злоумышленник, никто бы не услышал ее криков. Господи, идиотка. Полная идиотка! Ну кто бы захотел прийти на радио, вдобавок заранее позаботиться о пропуске (кто бы его выдал!) или пройти незамеченным мимо пана Франчишка, это стало бы настоящим чудом (пан Франчишек работал здесь еще с тех пор, когда тут был Центр внешней торговли, и с ним такие номера не проходят), и неужели кому-нибудь могло бы взбрести в голову потихоньку проникнуть сюда только для того, чтобы проверить, есть ли там, в студии номер один, такая женщина, которой можно дать в лоб.
Она открыла дверь и вышла в коридор. Дверь с легким треском закрылась, Сара подскочила. Тьфу… Да они же всегда закрываются сами. Плохо отрегулированы. Поискала в сумке два злотых и, прислушиваясь, пошла в сторону автомата. Телефон молчал.
Вернулась через минуту с пластиковым стаканчиком в руке. Погасила свет, оставила только небольшую настольную лампочку. В студии сделалось неожиданно интимно, как это выглядело в воображении Сары на тему радио, когда она была помоложе. Она думала, что радио – это темная, без звуков комната, без окон, с одним микрофоном, где всегда полумрак и тишина, прерываемая только голосом ведущего передачу.
Она сняла трубку, там был слышен длинный сигнал. Телефон работал, только никто не звонил, а она сидела как дура и будет так сидеть до часу ночи в ожидании звонков, которых так и не будет.
«Если не будут звонить, я уволюсь». Она не хотела быть уволенной.
Вчера шеф шлепнул ее по заду, может, был в хорошем настроении, конечно, она не среагировала, ведь она не могла иначе, а он сказал:
– Отличная мысль, отличная, поздравляю.
Она не знала, о чем он говорил, то ли о той паре слов, которые она дописала к планам программы, то ли о разговоре с Рафалом, которому она сказала, что это мертвое радио, если оно ничего не может предложить, кроме визжащей музыки и новостей. Ничего нового. А может быть, просто ему захотелось ее шлепнуть. Он хлопал всех женщин, а ту из студии два в столовке лапнул как-то за грудь, да, да! Сказал: «Однако же пани испачкалась» – и просунул руку под декольте. И та девица тоже ничего не сделала, вдобавок в одной руке у нее был поднос с комплексным обедом за девять пятьдесят, а в другой томатный сок, от которого, пролей она его, были бы неприятные последствия. Сара встала и подошла к пульту управления. Только раз осмелилась она сделать это при них, хотела попросту присмотреться, полюбопытствовать, а Рафал тут же поднялся за ней.
– Тянет к микрофону, тянет. Тут всех к нему тянет…
Она быстро отскочила и помотала головой.
Рафал отложил гамбургер, который принес себе на обед, приблизил к ней лицо, натянул губы и сказал очень выразительно и медленно:
– Ра-а-а-дио. Говоря гру-бо-о-о… основано на том, что через него говорится. Говорится! Грубо гово-ря, в твоем слу-ча-е-е… Хочешь попробовать?
Сара молчала.
– У тебя есть ребенок? – спросил Рафал.
Она снова покрутила головой.
– Жаль, научил бы тебя говорить, – Рафал рассмеялся и рассмешил всех, даже Еву. – Может, и к лучшему, – сказал Рафал, – опыт учит, что радиокарьера кончается на первой беременности.
– А я могу показать, как такая беременность делается, – откуда-то возник в комнате шеф.
«Ничего удивительного, выглядит так, как бы был беременным добрых пару лет», – промелькнуло в голове у Сары.
– Спокойно, я это знаю…
– Так как слышал по радио, – тихо сказала Ева, а Рафал покрылся румянцем, чего Сара никогда бы от него не ожидала, и откусил приличный кусок мягкой булки.
Вот такая встреча была у нее с пультом управления.
Еще три часа. Но это одиночество лучше, нежели отсидка тут днем.
Интересно, как было бы, если б было иначе, с другой стороны? Красный огонек, который предостерегает перед выходом, абсолютная тишина, только она и микрофон.