У родителей проблемы – у нее словно включилась лампочка предостережения.
– Суд? – Хелена с ужасом посмотрела на Станислава, и Сара мгновенно предположила, что это касается только отца, отец что-то скрывает от мамы…
– Ну ты что, не помнишь, мы ведь свидетели… – отец успокоительно махнул рукой, а мать уселась, и из ее глаз исчез ужас. Сара вздохнула с облегчением, этого еще не хватало, чтоб у ее родителей были проблемы.
– Свидетелями чего? – тем не менее уже спокойно поинтересовалась она, это ведь не могло быть чем-то важным, если мама забыла.
– Ну, помните, этих, того, ну, как его… – Станислав налил себе еще, и на этот раз Хелена ему помогла:
– Петрыковский.
– Новак, – их голоса слились в один, и это прозвучало как «Новотрыковский».
– Приди к знаменателю… – шепнула Хелена Станиславу.
– Петрыковский, а его жена Новак сохранила свою фамилию. – Станислав почувствовал облегчение, удалось.
– Да-да, – закивала Хелена и энергичными движениями дорезала еще три куска творожного торта.
– О чем этот суд? – Яцек посмотрел на родителей. Если у них проблемы, он им охотно поможет.
– Может быть, ты им скажешь, – решилась Хелена.
– Я? – Станислав полез за бутылкой, избегая взгляда дочери.
Сара посмотрела сначала на мать, потом на отца. Что-то было у них не в порядке, только она не могла понять что.
– Ты лучше объясняешь, – сказала Хелена, и Сара в который раз отметила, как же хорошо ее родители понимают друг друга – с полуслова.
– Выпьем, – не отвечая жене, Станислав сделал жест рукой с рюмкой в сторону Яцека.
Что можно сказать? В голове пусто, но Хелена просит. Станислав не переносил загадочности, он считал, что все надо говорить напрямик.
– Я с удовольствием, – Яцек уже давно держал рюмку наготове. Водка полилась в нее тоненьким ручейком.
– А ты продолжаешь водить машину? – спросил Станислав дочку. – У Петрыковского суд по поводу счетов-фактур…
– Угу, – с облегчением поддержала его выход Хелена.
– Подписали с обратной датой, и теперь налоговая вызывает их, то есть его, но жена является его партнером, и, в общем, это неизвестно, а мы должны…
– Подожди, подожди, что ты имеешь общего с этими фактурами?
– Да, действительно, неизвестно, – Хелена нервно прикусила губу.
Коротыш тоненько заскулил возле двери и замельтешил юлой, оповещая хозяев, что его нужно вывести, а не то он написает в доме, даром что недавно был на прогулке.
– У меня есть свой прекрасный юрист, как раз по этим делам, – Яцек уверенно и обнадеживающе посмотрел на тестя. – Пусть папа не переживает, я вам дам телефон, он свяжется… – Сара посмотрела на него с благодарностью.
– Ой, храни нас Бог перед этими юристами! Мы справимся сами! – И Хелена с беззаботным видом шлепнула себе на тарелку вторую порцию торта, хотя боялась потолстеть.
– Нужно друг другу помогать, вас еще во что-нибудь втянут, лучше подуть на воду.
Да, все же Яцек такой человек, на которого в трудную минуту всегда можно положиться.
– Так, может, я ему позвоню… – Станислав нерешительно посмотрел на Хелену.
– Еще рюмочку, – Хелена протянула бутылку к рюмке Яцека, это было единственное, что ей пришло в голову.
– Пожалуйста, – он подставил рюмку и обратился к тестю: – Нет, лучше будет, если он позвонит завтра сам, так будет проще.
– Я принесу рюмочки побольше. – Станислав встал из-за стола и прошел на кухню.
– Я подумала о том же самом, – вслед ему послала благодарный отклик Хелена.
Как-то удалось вывернуться.
Когда Яцек и Сара ушли, она почувствовала чрезвычайное облегчение. Начала убирать со стола. Из прихожей она услышала, как муж говорит псу:
– Идем, идем, Коротыш. Умница, что дождался… потерпел…
Он вышел не попрощавшись. Хелена закрыла дверь и оперлась о нее спиной.
Нет, ничто легко не делается.
А Сара, уже за рулем, думала про себя: как бы она хотела прожить в таком же прекрасном браке тридцать лет, когда люди достигли полного взаимопонимания. И что она воспользуется советом Идены, нечего ждать.
Малгожата не была довольна собой, она скинула темное платье и натянула черные узкие брюки и черный свитер.
Эта одежда не обязывает, мысленно сказала она себе, не буду специально наряжаться, не следует делать того, о чем потом буду жалеть. Пусть не думает, что это свидание, это просто… внеслужебная встреча.
Такой ход ей кое-чего стоил – объяснения, извинения, что именно этих выписок у нее нет на руках, они на службе, потому что работала допоздна, но, конечно же, она охотно привезет их в любое место и очень просит ее извинить, она не хотела создавать ему проблемы, она думала, что они понадобятся только на заседании правления, но ей не трудно…
А он так приятно улыбнулся и сказал, что все в порядке, он подождет в офисе.
Тогда она осмелела и спросила, не могла бы она в этой связи подбросить их под вечер, сейчас она на встрече в банке, а после шести будет в районе Мокотова… А он сказал, что так даже будет лучше, возьмет их у нее по дороге домой… А она будто бы удивилась, правда? Это стечение обстоятельств…
И таким образом они договорились встретиться вне работы.
Мужчины как дети. Они думают, что все дело случая. А ведь совсем не трудно узнать, где она живет, ведь так?
Ага, действительно! На Мокотове! Встреча у нее на Праге, да и то в три часа. Абсолютно случайно сегодня Мокотов по дороге.
Кафешка на Ружевой, маленькая, пять столиков. Она придет чуть-чуть раньше, успеет заказать кофе, он, вероятно, подсядет, он хорошо воспитан, не оставит ее одну, обменяются хотя бы парой слов. Спешить не надо, мужчины привыкают медленно, а он на нее смотрит с восхищением, она это видела. Только спокойно, только без спешки. Они знакомы всего пару месяцев.
Лепестки розы
Ох, как хорошо вновь оказаться перед микрофоном. В абсолютной тишине, где никто не мешает.
Сара нагнулась и стукнула пальцем по сетке.
– Привет, Макро! – Она вновь произнесла скороговорку, на всякий случай, проверить. «Р» выговаривалось отлично. Никогда ее голос не звучал так хорошо.
Она отвернулась спиной к стеклянной двери и направила микрофон на себя. Она не заметила, как кто-то вошел в режиссерскую и включил кнопку записи. Она ощутила себя в своей стихии.
– Знаешь ли ты, что энергия, которую создает мозг мыслящего человека, может осветить комнату, как двухсотпятидесятиваттная лампочка? Конечно, у меня на работе было бы темно… И это не потому, что у меня такое большое помещение. Было бы темно, темнюсенько, хоть выколи глаз.
Ты слышал, какие глупости говорили сегодня? Выставка человеческих тел… Искусство. Интервью с этими идиотами, что пришли. Дело не в том, что люди мертвы, и не в том, что они голые, и не в том, что с некоторых из них содрана кожа. Речь идет о вранье. Речь идет о том, что пришедшие дали себя уговорить, будто это искусство, и не видят в этом подлости.
Почему подлости, Макроф? Так ведь это выставка тел китайских заключенных. Конечно, кажется, они подписали согласие. Сам бы подписал согласие на все в китайских тюрьмах. И если ты идешь на такую выставку, то попираешь права человека, значит, ты за убийства и за геноцид, ты за те танки, что ездят по площади Тяньаньмынь. Скажи, это так трудно объяснить? Что вы все абсолютно лишены мозгов? Что это нас не касается?
Знаешь, что я тебе скажу, ведь Магда… не хочет никакого другого мужчину, а только того, кто ее бросил. Мы очень интересно сконструированы. Магда крикнула, что это только деньги, заработанные на тех, замученных насмерть людях… Ведь даже я склонна была считать это Искусством, потому что так все говорят…
Знаешь ли ты, что самое большое число разводов на Мальдивах? А ведь там так замечательно… Я бы хотела когда-нибудь туда поехать…
Но сейчас, конечно же, для меня важнее всего ребенок…
Я скучала по тебе, – Сара глубоко вздохнула, – ты единственный на свете, с кем я могу поговорить. Ведь это страшно? Вчера я приготовила прекрасную музыку, рассыпала лепестки роз на постели, зажгла благовонные палочки и свечки и стала его ждать… До полуночи…
Первое, что он сделал, включил свет.
– Почему так темно? – Саре удалось передразнить голос Яцека. – Потом встряхнул постель: – Это что за ошметки? – И открыл окно: – Чем это так воняет?
Вот такое у меня было романтическое приключение с любимым мужем…
Ты думаешь, у него кто-то есть – или он просто много работает?
Знаешь, я бы хотела вместо информации о необходимости продавать или покупать валюту, чтобы обезопасить себя перед будущим, услышать, что лучший способ создать счастливую жизнь – это окружить себя хорошими приятелями, весело смеяться, общаться с друзьями, хорошо питаться. А остальное не важно. Только скажи мне, как это сделать? С едой проще всего… Хотя нет, нет. Тоже нет.
Но я не хочу болтать о еде. Я бы хотела обратиться к нему: любимый, выслушай меня, я так по тебе тоскую… Я бы хотела быть лучше, но не смогу, я не умею без тебя жить… И не понимаю, что происходит… но, конечно же, не скажу. Бабушка была права, если только покажешь мужчине, что он для тебя важен, то твоя позиция потеряна. И не каждая позиция – это пропозиция.
Но, с другой стороны, есть такое мнение, что через желудок можно повлиять на сердце. Как ты думаешь, если бы я приготовила какой-нибудь изысканный ужин и еще раз попробовала…
Удар был убийственный, невозможно отбить. Юлиуш совершенно напрасно бросился к мячу, было ясно, что он его не отобьет. Какого черта играть в теннис, если все время проигрываешь?
– Гейм и матч, – Ендрек, стоя возле сетки, протянул руку приятелю.
– Ты меня уделал, как никогда, старик.
Юлиуш переложил ракетку в другую руку и крепко сжал ладонь Ендрека. Он ценил воспитанность, но, к сожалению, это была только воспитанность, ничего больше. У него не было никаких сомнений, теннис никогда не будет его сильной стороной.