– Будет готов через тридцать минут. Овощи должны быть мягкие, – объяснила Сара.
– Помидоры уже, – Магда метнула ложку в кастрюлю. – При таком мужике я могла бы забыть, что Петр даже когда-то существовал. Забыла бы, как его звали. Все бы забыла. Прошу тебя в последний раз… Клянусь.
Нет, нет и еще раз нет, подумала Сара и сказала вслух:
– Ну хорошо. Но только в последний раз.
– Слушай, с этим звонком можно выйти в эфир, – Ева постучала постановщика по плечу.
– Хорошо, – ответил постановщик Еве. – Давай, – скомандовал он Рафалу и переключил беседу в студию.
Рафал придал своему голосу специальную модуляцию:
– А вот у нас следующий телефонный звонок, с нами на связи пани Наталья. Алло, алло, здравствуйте, пани Наталья, что веселого вы нам расскажете?
– У моего мужа другая, – забренчало сквозь шум.
– Между прочим, девиз нашей станции «Любите друг друга», – весело рассмеялся Рафал. – Но если серьезно, найди себе другого, если твой муж тебя недооценивает. После рекламы новости, спасибо!
Из динамиков раздалась музыка, на фоне которой какой-то мужчина рассказывал о красках для внутренних помещений, которые разнообразят жизнь.
Рафал передачу вел потрясающе. Саре никогда не приходило в голову, что существуют мужчины, у которых настолько отсутствуют чувства.
– Снимаешь или нет? – Ева смотрела на нее враждебно.
Сара автоматически выбросила руку и сказала в трубку:
– Алло, Радио Амби слушает.
И спокойно выслушала поток проклятий.
Удивительно, как люди не могут найти времени на важные вещи, но чтобы анонимно своей озлобленностью поделиться все равно с кем, на это не жаль жизни.
– Спасибо большое, что вы нашли время нам позвонить, – вежливо сказала она, гася досаду, и положила трубку.
Индюк думал, думал, да в суп попал
Прибравшись после всех, Сара уселась перед компьютером и вошла в интернет. Последние несколько часов она уже думала о том, что с удовольствием останется одна, видно, это было ее предназначение.
Сначала она позвонила Идене, которую не застала. Потом маме, которая только спросила, придут ли они на обед, как всегда. Она хотела поговорить с отцом, но мама сказала, что он пошел на прогулку с Коротышом. Потом позвонила Магде и поинтересовалась, как ей удался очередной суп. Из ответа было ясно, что не удался – Магда уклончиво ответила «вообще-то удался» и быстро спросила, точно ли она ее не подведет в пятницу?
А теперь в компьютере она попала на текст, от которого у нее застрял комок в горле.
Какой-то мужчина описал вечер со своим приятелем, который при нем прибирался в шкафу и вытащил нераспакованное шелковое белье своей жены…
Сара выключила компьютер и вытащила книжку. Она не должна обижаться на работу, на которой можно читать книжки, да ей еще за это платят. Всего два раза чтение прервал телефон. Первый раз какая-то женщина спрашивала, не скорая ли это газовая помощь, и Сара дала ей правильный номер (все номера срочной помощи висели, прикрепленные к доске информации), а второй телефонный звонок был предложением срочно закрыть радиостанцию…
Она вежливо поблагодарила звонящего и с жаром заверила его, что это первый такой звонок и она немедленно доложит о нем начальству.
Когда опустились сумерки, она проверила, точно ли осталась одна, и прошла за стеклянную перегородку. Уселась перед микрофоном и улыбнулась:
«– Прррривет, – сказала она, – привет, Макрофонек! – И спела: – «По узкой тропинке через садик идет гномик… гей… раз, два, три…»
Не знаю, почему я с тобой разговариваю. Ведешь себя как мой муж. Я говорю, а он молчит… Не испытываешь ли ты иногда потребности с кем-нибудь побеседовать? Знаешь, что я минуту назад нашла в интернете? – Сара повысила голос и будто действительно подождала ответа. Но в ответ ей была тишина.
– Встретились два мужика. Один из них наводил порядок в шкафу. Вытащил из шкафа или еще откуда-то какой-то пакет, развернул бумагу, и оказалось, что это шелковое белье, которое его жена восемь лет тому назад купила в Париже. Никогда его не надевала, ждала какого-то особого случая. И этот мужчина рассказал обо всем приятелю и расплакался, и разложил это белье на топчане среди всех других вещей, приготовленных, чтобы одеть для погребения свою жену, которая умерла.
Голос Сары дрогнул. Она откашлялась и продолжила более ровно:
– С этого момента он не откладывал на завтра вещей, которым можно радоваться сегодня. Не оставлял вышитых скатертей для Рождества, пользовался ими, когда хочется. Свою самую лучшую посуду вынимает каждый день, чтобы есть из фарфоровых тарелок, пьет из хрустальных рюмок. Перестал бояться, что они разобьются, встречается с приятелями, которых давно не видел, не жалко ему времени на разговоры и мелкие удовольствия, перестал прикрываться работой и тратить время на неважные вещи, садится и смотрит заход солнца, слушает, как поют птицы, он стал добрее относиться к людям. Потому что их жизнь так хрупка… А прежде всего он знает, что любой день может стать последним в его жизни, поэтому старается наполнить смыслом каждую минуту каждого дня…
Я это прочитала и поняла, что я, как та женщина, которая покупает белье и хранит его для специального случая… Я ничего не делаю сегодня, будто бы моя жизнь будет продолжаться вечно… Я требую от своего мужа, чтобы он меня понимал, и вовсе не стараюсь понять его… Я запланировала каждый шаг, а ведь мы ничего не можем запланировать… Могу только стараться быть лучше, даже для соседки… – Сара оперлась руками о подбородок. – Я говорила, что она мне подбрасывает дерьмо на половик? Собачье… Может, если бы мы все знали, что в каждую минуту умираем, и умирают все, кто рядом с нами, то относились бы чуть-чуть лучше друг к другу. Ненамного, вот настолько… Капельку, совсем чуть-чуть… Пиф-паф, пиф-паф, пррр, видишь, у меня неплохо получается, правда?»
Пан Вацек, который занимался доставкой рыбы на рынок, серьезно слушал программу. Он вел машину быстро, как всегда, не любил стоять в пробках, ехал слаломом, меняя полосу, каждую минуту был настороже, издалека видел, кто включает мигалку влево. На программу попал случайно, вообще-то это было повторение, он не слышал никогда такого сумбура. Но спокойный женский голос как-то так успокаивающе на него действовал. Кроме того, эта передача так смешно началась, как бы кто-то плевал в микрофон и валял дурака. Будто бы она подслушана, а не записана. А потом перестало быть весело, пан Вацек сделал потише радио.
Его жена умерла шесть лет тому назад, и первый раз он задумался, нашел ли он то, что она отложила на специальный случай. Не обратил внимания… Они хотели поехать в Египет. Всегда об этом мечтали, и всегда оказывались более срочные расходы, чем такая фанаберия… Жаль, что не повез ее в Египет…
Он въехал на территорию рынка, запарковался перед задним выходом. Подкрутил громкость.
– Ну чего, ты даешь рыбу или ждешь отдельного приглашения? – услышал он сзади.
– Сейчас, момент! – откликнулся он и открыл багажник.
Вынул первую коробку замороженного минтая, он был покрыт кусками льда. Задержался возле открытых дверей машины. У этой женщины был очень интересный голос.
«Перестал бояться, что они разобьются, встречается с приятелями, которых давно не видел, не жалко ему времени на разговоры и мелкие удовольствия, перестал прикрываться работой и тратить время на неважные вещи, садится и смотрит заход солнца, слушает, как поют птицы, он стал добрее относиться к людям. Потому что их жизнь так хрупка… А прежде всего он знает, что любой день может стать последним днем в его жизни…» – долетело из радиоприемника.
Хозяин магазина вышел на улицу.
– Ты чего ждешь, пока разморозится? Вацек, двигай задницей!
Вацек схватил обеими руками коробку и задержался возле пана Генрика. Они встали рядом и слушали:
«Я говорила, что она мне подбрасывает дерьмо на половик?»
– К кому она обращается? – спросил Вацек и отбросил коробку.
– Ни к кому, – ответил владелец магазина. – К тебе.
«– Может, если бы мы все знали, что в каждую минуту умираем и умирают все, кто рядом с нами, относились бы чуть-чуть лучше друг к другу. Ненамного, вот настолько… Капельку, совсем чуть- чуть… Пиф-паф, пиф-паф, пррр, видишь, у меня неплохо получается, правда?»
Хозяин магазина заглянул в открытую машину и тоже взял коробку.
– Как ты думаешь, у них были какие-нибудь планы, а? – Вацек посмотрел на замороженных рыб.
– Индюк думал, думал, да в суп попал, – философски заметил пан Генрик.
– Я про птиц ничего не знаю… – Вацек исчез в глубине. Следом за ним вошел хозяин с коробкой лосося.
Ну и ну, подумал Вацек, что это делается с людьми? Чтобы шеф взялся разгружать доставку? Ведь для этого есть люди, а именно он. И помощники в магазине, конечно же. Но эта баба так говорила! Не побоялась сказать про дерьмо. А дерьмо – это и есть дерьмо, в особенности собачье. Где же она живет, в трущобах, что ли, если у нее такие соседи? Он бы таким соседям показал, зачем женщине с таким сексуальным голосом такие вещи подкладывать!
А как живут ваши родители?
Хелена сменила куртку и посмотрела в зеркало.
Сегодня все разрешится, первое заседание суда было коротким: «Хотите ли вы поддержать развод, спасибо, спасибо». Сегодня, если все пойдет хорошо, она выйдет из суда разведенной.
Она накрасила губы бледно-розовой помадой, присмотрелась к себе критически, потом вынула бумажный платок и стерла помаду. Она должна выглядеть похуже.
Она закрыла за собой дверь и побежала по лестнице вниз. Такси ее уже ждало.
Станислав сидел в коридоре суда, немного отрешенный. Он думал о Коротыше, который скребся в дверь, когда оставался один дома, чего он никогда раньше не делал. Пес был в стрессе даже больше, чем он. Когда Станислав проснулся сегодня утром, он подумал: нет, черт побери, нет. Это его жизнь, и он тоже принимает решения! А потом послушал какую-то странную передачу. Собака неспокойно крутилась по комнате и заставляла хозяина выйти на раннюю прогулку. Когда он вышел с Коротышом на улицу, то отчетливо осознал, что не стоит ничего делать, Хелена приняла решение, и он этого решения не изменит, она его просто не любит. И не стоит из-за задетых амбиций ранить кого-то, с кем прожил столько лет… Может быть, они смогут хотя бы остаться друзьями…