Гайка начала смеяться.
– Однако же, что она говорит! Интересно, кто ей такое разрешает…
«– …что я говорю, речь о том, что мужчина имел при себе, понятное дело. А теперь у него двадцать миллионов. Видите, что сделала с мужиком цивилизация! Скоро сперматозоид днем с огнем не найдешь… Что я такое несу, поздно уже, пока, дорогой…»
Дворник знает лучше
Гайка помыла посуду и поставила ее в шкаф. Юлиуш вернулся к своему лэптопу, но она чувствовала, что тоже должна быть с ним откровенна. И, честно говоря, не имело смысла ждать.
Она вошла в кабинет. Юлиуш сидел носом в компьютер, но поднял на нее глаза.
– Я забываю тебе сказать, что сегодня я виделась с Мартыной, знаешь, о ком я, ой, я тебе не мешаю?
– Ты мне никогда не мешаешь.
Юлиуш с улыбкой смотрел на Гайку. Гайка уселась прямо на стол и принялась болтать ногами.
– Они два месяца тому назад купили себе хомяка, и он сделал в потолке дырку, возле обогревательной трубы, и как-то раз они выпустили его из клетки, он пополз по трубе и сделал там себе гнездо.
– Хочешь меня уговорить на хомячка?
– Ну что ты?
Какие же, однако, недогадливые эти мужчины…
– Как это в потолке? – Юлиуш обратил внимание на сюрреалистичность такой ситуации.
– Нормально. – Гайка повела плечами. – Пошел там себе по книжным полкам, выгрыз кирпичи, они живут в старом доме, выбросил щебень, и теперь у него там нормальная квартирка! И они его теперь вообще не видят… В конце концов, между прочим, Мартына перекрасилась…
Поспеть за потоком Гайкиных мыслей непросто. Какое счастье, что он каждый день купается в этом потоке.
– Что ты говоришь? Она уже не брюнетка?
– Рыжая. Хочешь чаю?
– Нет, спасибо.
Гайка начала энергичней болтать ногами. Мужчины ничего не понимают.
– И тот хомяк, представь себе, выходит по ночам, забирает еду, хомякует… И у них вот так, есть как бы хомяк, хотя его нет, а Мартына боится крыс.
– У них и крысы тоже? Я что-то упустил?
– Ой, дикий хомяк – это почти как крыса. Но они очень любят друг друга…
Юлиуш уже понимает, что сегодня ему много сделать не удастся, он закрывает программу в компьютере и покорно спрашивает:
– А это интересно… хомяк и Мартына? Хочешь мне об этом рассказать?
– Не хочу. Точно! Мартына с мужем. И теперь проблема, что она, представь себе, беременна. И немного боится, что если эта крыса или хомяк будет бегать по ночам по дому, это может быть небезопасно. И что они должны делать? Ведь глупо ставить капкан на собственного хомяка, который стал почти крысой…
– Мартына беременна? Это отлично!
Наконец-то до него дошло!
– Да, на третьем месяце. Конечно, если бы она об этом знала, то не красилась бы…
Юлиуш не видел связи между цветом волос и ребенком.
– Ты считаешь, что трехмесячному эмбриону не все равно, какая его мама – черная или рыжая?
– О боже, так ты вообще ничего не знаешь. Краска иначе схватывается, когда гормональный всплеск. А кроме того, возможно, такому ребеночку краска принесет вред? Не знаю. Когда у женщин месячные, то тоже нельзя красить волосы. – Гайка соскочила со стола. – Но не буду тебе мешать, пойду лягу, а ты себе спокойно закончишь… Ты пишешь об эриксоновской терапии? Нужно было сказать. Жду тебя в спальне…
И Гайка пропала в дверях, Юлиуш быстро захлопнул крышку лэптопа.
Приятно вместе лечь в кровать.
Сара искала смотрителя дома достаточно долго. Он жил не в их доме, а на три дома дальше. Дверь ей открыла плотная женщина.
– Муж на двойке, – сказала она через приоткрытую дверь.
Сара еще раз проверила на информационной доске, как звать их смотрителя дома. Януш Пухала. Как к нему обращаться? Пан смотритель дома? Пан Януш? Ян? «Пан Ян рано встал». И всегда встает рано. «На двойке» – значит в подъезде номер два.
Сара решила доехать до десятого этажа и спокойно по лестнице идти вниз. Не пропустит его. И заставит его рассказать что-нибудь о Магде, раз та пожелала общаться с дворником, а не с ней. А может, никого не было рядом, кроме дворника. Или, может, Сара была настолько глупа, что не заметила ее болезни. Что-то она говорила об обследовании. Она была какие-то два дня где-то. Но где и зачем? Нужно было ее выспросить. Ну да, однако Сара была занята важными делами своей семьи. И вдобавок Сара поняла между восьмым и седьмым этажом, что ничего не знает ни о семье Магды, ни о том, откуда она есть, ведь она тоже приехала в Варшаву из какой-то провинции, вся Польша для столицы считалась провинцией, во всяком случае она не была знакома ни кем, кто бы хоть что-нибудь о ней знал. Кроме пана Януша Пухалы. Есть!
– Извините, – сказала Сара. – Вы что-нибудь знаете о Магде? Я уезжала, – чуть-чуть обманула она. – А ее телефон молчит. Я беспокоюсь, – это была уже правда.
– Да ничего я не знаю, – изрек пан Януш и продолжил мыть окна. Очень даже аккуратно протирал их резиновой щеткой.
– У меня никого нет, кроме нее.
Тишина. Повернувшись спиной, пан Януш теперь протирал окно газетой.
– У нее никого нет, кроме меня, – поправилась Сара.
В ответ ей было только шуршание бумаги.
Она отвернулась и побежала по лестнице вниз.
Свиное рыло. Дерьмовый дворник. Ни на кого нельзя рассчитывать в этом безнадежном мире.
– Я ей такси заказывал к больнице Вольского, – на пятом этаже долетели до нее слова смотрителя дома.
– Большое вам спасибо, – громко, на целый подъезд, откликнулась Сара.
И побежала вниз аж через две ступеньки, какое это счастье, что на свете еще есть какие-то нормальные и милые люди!
– Как ты меня нашла? – Магда говорила так тихо, что Сара должна была наклониться.
– Нормально, – повела плечами Сара. – Почему ты не сказала, что едешь в больницу? Ведь мы бы тебя отвезли… И вообще…
Что вообще? На что присутствие Сары могло бы оказать влияние? На то, чтобы Магда не была настолько больна?
– Не хотела вам морочить голову, – Магда закрыла глаза и ровно дышала.
– Но, Магда, что ты…
Сара взяла ее за руку.
Где были мои глаза? – подумала она о себе с отвращением. И вдобавок ко всему она пришла в больницу без ничего, не купила никаких фруктов, ни соков. Как всегда, она оказалась безнадежной дурой.
– Я тебе ничего не принесла, извини.
– Ничего, хорошо, что ты тут…
– Ну и что, пани Магда, – в палату вошла медсестра и отодвинула Сару от койки, отсоединила капельницу, вынула пластиковую трубку, сделала укол и снова соединила капельницу. – Ну что, наконец-то дождались свою сестру? Все будет хорошо, – она похлопала Магду по руке и стерла ваткой капельку крови. – Самое главное не поддаваться.
Сара села назад на стульчик.
– Она приняла меня за твою сестру, – сказала Сара. – У тебя есть сестра?
– Да, но она в Сухой, она не приедет, очень далеко. Кроме того, я им ничего не говорила… Только бы беспокоились, все равно у них не на что приехать, – прошелестела Магда.
Сара почувствовала, как у нее стиснуло горло, она откашлялась.
– Что это была за операция?
– У меня рак, – прошептала Магда.
– Дак? Ты шутишь? – всполошилась Сара и почувствовала, что сейчас расплачется.
– Шейки…
Ой, какое счастье, без шейки можно жить, даже можно иметь детей, просто все подвязывают и только! Какое счастье, что рак только шейки, боже мой, какой ужас. Что я могу ей сказать, мама моя, даже не знаю, что сказать, – пронеслось в голове у Сары, и она решила молчать.
Она тихонько погладила Магду по руке и сказала:
– Самое главное, что ты будешь жить. Я буду о тебе заботиться.
– Нет, это не самое главное, – сказала Магда и посмотрела Саре в глаза. У нее был пустой взгляд. – Это был далеко зашедший рак шейки. Мне удалили матку и яичники. Я не хочу поправляться, я не хочу жить, понимаешь?
– Можно вас попросить на минутку? – Медсестра наклонилась над кроватью и поменяла Магде мочеприемник.
– Магдочка, я вернусь через минутку. – Сара вышла в коридор и тяжело уселась в кресло перед палатой.
Светло-зеленые стены резали ей глаза. Коридор больницы был тихий. Это она могла там лежать с перспективой никогда не иметь ребенка. Закрыла глаза и почувствовала, как ее сердце начинает ускоренно биться, и ей стало душно, она ущипнула себя.
Успокойся, идиотка, сказала она себе твердо, успокойся сию же минуту, и не дай бог тебе потерять сознание.
Но организм вовсе не желал ее слушаться. Ей стало плохо, она наклонилась вперед и увидела перед собой чьи-то туфли.
– Извините, что происходит?
Она заставила себя поднять голову. Перед ней стояла врач. Сара покрутила отрицательно головой. Зеленая стена начала рассыпаться. Сара вновь впилась ногтями в кожу возле коленки. Перестало шуметь в ушах, и сердце постепенно начало стихать.
– Вы к…?
– К Магде…
– Вы родственница?
– Да, – ответила Сара и глубоко вздохнула.
– Прошу вас, пройдемте со мной, – врач направилась в сторону кабинета, не оборачиваясь.
И Сара заставила себя встать. Коридор уже не вилял, и стены тоже успокоились, вернулись на свои места. Она стояла в дверях кабинета. Три включенных монитора на трех столах. Кушетка между шкафом и окном.
– Пожалуйста, сядьте.
Врач не смотрела на нее, только что-то искала на столе.
Сара огляделась и уселась на ближайший стул.
– Это хорошо, что вы наконец появились. Карта не заполнена. Дайте номер вашего телефона. Это просто формальность, прошу вас не беспокоиться, у нас должен быть контакт с семьей.
Сара, запинаясь, назвала номер сотового телефона и домашнего тоже. Нужно предупредить Яцека.
– Состояние больной нельзя назвать легким. Мы сделали все, что в наших силах, но это запущенный рак шейки. Почему ваша сестра не делала цитологии? Но главное, операция прошла удачно, а через пару дней будем знать больше, когда придут результаты исследования гистологии. Дай бог, чтобы кусочек оказался в границе здоровой ткани. Ее ждет еще лучевая терапия… но об этом позже. Однако меня беспокоит ее психическое состояние. У молодой женщины известие о такой обширной операции, даже если это ради спасения ее жизни, вызывает шок. У вашей сестры нет детей, – врач просматривала карту, – и это тем более травматично. Ей необходима заботливая опека. Шансы любого больного уменьшаются, если он не видит смысла в жизни. Ваша сестра, – врач прервалась, после чего вновь начала перекладывать какие-то листики, – находится под наблюдением нашего психолога… но это не поможет делу. Она должна хотеть выздороветь, она должна с нами сотрудничать… Но я, буду откровенна, я этого не вижу. Теперь все зависит от вас, от того, какую поддержку вы ей дадите. Вы должны быть сильной. Перед вами важная задача.